Это дает мне повод познакомить читателя с особенным состоянием, которое возникает вследствие некоторой «привычки» к сомнамбулизму, называемым двойной жизнью. Первое хорошее описание этого невроза дал Азам, профессор медицинского факультета в Бордо.
Азам наблюдал больную, которую звали Фелида Икс. Это была портниха из Бордо, отличавшаяся вполне хорошим здоровьем, если не принимать во внимание нервных явлений, о которых я сейчас буду говорить. В некоторые дни во время работы на нее вдруг находит грусть и тупость, и ее голова склоняется на грудь. Она засыпает, и ничто не может пробудить ее от этого сна. Затем Фелида просыпается, она весела, игрива, подвижна, бегает, смеется и вообще находится в крайне экзальтированном состоянии.
Через несколько часов это подобие сновидения исчезает, и Фелида снова впадает в грусть. Она засыпает, затем пробуждается, и на этот раз окончательно, но не помнит ничего из того, что происходило с ней во вторичном состоянии. На следующий день портниха опять засыпает и вновь подвергается припадку. Тогда она очень ясно вспоминает все, что говорила и делала во время первого припадка, но совершенно не знает, что происходило с ней во время нормального состояния. Она не узнает людей, которых видела в то время. Фелида, следовательно, обладает двумя индивидуальностями, двумя жизнями. В одной она грустна и мрачна, в другой – весела. Находясь в первичном состоянии, она не имеет понятия о том, что происходило во вторичном, и, попадая в это последнее, начинает свое существование с той самой точки, на которой оставила его во время последнего припадка. В сущности, это состояние раздвоения личности есть результат привычки к естественному сомнамбулизму.
Наука, по-видимому, уже далеко шагнула в познании всех этих явлений. Но тут, однако, сам собой возникает вопрос: что же думали в древности, средних веках и в новое время, предшествовавшее нашему, что же думали они об этих странных явлениях и как их понимали? Древность оставила нам мало сведений касательно этого вопроса. Вот почему весьма неосторожно было бы заниматься ретроспективной наукой на таком далеком расстоянии.
В средние века и до последнего столетия сомнамбулов, вероятно, относили к обширной категории одержимых и колдунов. Их заключали с другими больными этого рода и обыкновенно сжигали живьем с большой торжественностью.
Но нашелся в те века мрака гениальный трагический писатель, проявивший исключительную наблюдательность в описании естественного сомнамбулизма. Под этим описанием охотно подписался бы и современный невролог. Этим писателем был Шекспир, который дал нам возможность присутствовать в «Макбете» при сцене автоматизма, мастерски им описанной и воспроизведенной. Она происходит в Дунсинане, в апартаментах замка. Леди Макбет, после совершенных ею преступлений, подвергается припадкам сомнамбулизма. Ее наперсница сочла необходимым уведомить об этом придворного врача, и они вдвоем бодрствуют в ожидании прихода королевы.
Доктор.
Вот уж две ночи я провожу с вами без сна, а не подтверждается, что вы рассказывали. Когда ходила она в последний раз?
Придворная.
С тех пор, как его величество уехал на войну, я видела, как она вставала, надевала на себя ночное платье, отпирала свой письменный стол, вынимала бумагу, складывала ее, писала что-то на ней, читала написанное, потом запечатывала и опять ложилась в постель. И все это в глубоком сне.
Доктор.
Большое расстройство в природе: пользоваться благодеяниями сна и в то же время делать все как не во сне, а в полном бдении. Но в этой сонной возбужденности, кроме хождения и других ее действий, не слыхали ли вы, не говорила ли она чего?
Придворная.
Как же, сэр, но такое, чех о я не хочу повторять.
Доктор.
Мне-то можете сказать, и лучше будет, если решитесь на это.
Придворная.
Ни вам и никому другому! У меня свидетелей нет и некому подтвердить мои слова. Смотрите: вон идет она. (Леди Макбет входит со свечей.) Так она всегда… и, клянусь жизнью, спит глубоко. Наблюдайте. Встаньте ближе.
Доктор.
Где взяла она свечу?
Придворная.
В спальне у себя. У нее в спальне постоянно огонь. Так сама велит.
Доктор.
Видите: глаза у нее открыты.
Придворная.
Но зрение закрыто.
Доктор.
Что это делает она? Видите: трет свои руки.
Придворная.
Как и всегда. Точно она моет их. Я видела, она так делала целых четверть часа.
Леди Макбет.
А тут еще пятно.
Доктор.
Чу, говорит. Я запишу ее слова, чтобы точнее все запомнить.
Леди Макбет.
Прочь, проклятое пятно, прочь, я говорю. Раз, два; ну так, пора, пора за дело! – Ад мрачен! – Фи, мой Лорд. Фи! Воин – и трусит! Чего бояться? Что за важность, что кто-нибудь прознает? Кто может призвать к допросу нашу власть? – Кто бы подумал, что в старике было так много крови!
Доктор.
Вы слышали?
Леди Макбет.
У тана Файвского была жена – где теперь она? Неужели эти руки не будут чисты никогда? Ни слова более об этом, мой Лорд, ни слова: испугом этим портишь все.
Доктор.
Уйдите вы, уйдите! Вы узнали то, чего не должны были знать.
Придворная.
Она сказала то, чего не должна была говорить. Бог знает – что известно ей.
Леди Макбет.
Все еще пахнет кровью! Все ароматы Аравии не надушат этой маленькой ручки. О! О? О?
Доктор.
Как стонет! Тяжело у нее на сердце!
Придворная.
Такого сердца не захотела бы я иметь за все ее величье.
Доктор.
Хорошо, хорошо…
Придворная.
Ах, дай-то Господи, чтобы все было хорошо, сэр!
Доктор.
Нет, эта болезнь выше моего искусства! Впрочем, я знал таких, которые ходили во сне, но умерли святыми на постели.
Леди Макбет.
Вымой руки, надень спальное платье, да не будь так бледен: я повторяю, Банко зарыт, не может выйти из могилы.
Доктор.
В самом деле?
Леди Макбет.
В постель, в постель, стучатся в ворота. Идем, идем, дай твою руку. Что сделано, то сделано. В постель, в постель. (Уходит.)
Доктор.
И теперь в постель пойдет?
Придворная.
Прямехонько.
Доктор.
Недаром в робком шепоте кругом
Идут зловещие, дурные слухи
Дела против природы порождают
И смуту неестественную в духе —
Нужна здесь Божья помощь, а не наша! —
О Господи, мой Бог, прости нас всех! —
Смотрите вы за ней.
Все удалите,
Чем может повредить она себе,
И не спускайте глаз с нее. —
Прощайте. —
Она мне поразила ум и зренье.
Что думаю, я высказать того
Не смею.
Придворная.
Доброй ночи, добрый доктор.
Разве в этом мастерском описании не указаны все детали, которые я только что сообщил, и разве Шекспир не превзошел в нем с научной точки зрения большинство из тех, кто пытался описать своеобразный невроз, занимающий нас в настоящее время?
Я уже сказал все, что собирался, о естественном сомнамбулизме, и теперь перехожу к самой трудной части моего предмета – к вызванному сомнамбулизму, или магнетизму, раз уж приходится пользоваться этим отвратительным названием.
С помощью приемов, с которыми я вас познакомлю, можно вызывать невроз, очень похожий на естественный сомнамбулизм, но, тем не менее, отличающийся от него некоторыми чертами. Прежде всего, получаемые результаты зависят от субъекта и от способов воздействия на него. Вследствие этого получаются различные состояния, включающие в себя:
1) гипнотическое состояние,
2) сон,
3) каталепсию,
4) автоматизм.
В конце прошлого столетия выступал австрийский врач, появлению которого предшествовала громкая репутация. Он нашел способ оказывать на человеческий организм чудесные воздействия при помощи чисто практических приемов. Это было в то время, когда первые открытия в области электричества, сделанные аббатом Ноле, взволновали весь мир, когда общество страстно занималось изучением загадочного действия электричества на магнитную стрелу, обладающего, по-видимому, достаточной силой, чтобы проявлять свою энергию на всем земном шаре. Месмер объявил, что он владеет особой жидкостью, которая представляет собой разновидность земного магнетизма и действует на жизненные силы, при этом, если ее использовать определенным образом, она может служить лекарством от многих болезней и даже обновлять организм.
Месмер предлагал продать свой секрет правительству, оценив его в несколько миллионов франков. Однако французские министры имели осторожность отклонить это предложение и предоставили авантюристу полагаться на его собственные силы. Явления, которые вызывал Месмер, ничем не напоминают современный гипнотизм. Посреди комнаты, погруженной в полумрак, находился большой чан, как правило, прикрытый крышкой с пронизывающими ее металлическими прутьями. Приверженцы Месмера обычно располагались вокруг. Вскоре раздавались звуки клавикордов, и благоухания распространяли одурманивающий аромат. Месмер проходил по комнате с пророческим видом, касаясь лба каждого из присутствующих и прибегая к театральным жестам. Тогда присутствующие впадали в своего