Спрашивается, неужели только у вируса имеются антагонисты? Развеется, нет. Такие же вещества вызываются и бактериями. Мы знаем, например, что против сибирской язвы есть очень сильная сыворотка, которая имеет и лечащее, и превентивное действие. Но эта сыворотка не вступает в реакцию ни с бактерией антракса, ни с ее продуктами.
Нужно думать, что подобного рода антагонистический иммунитет имеется и при других инфекциях. Недавно сходные отношения описаны при бруцеллезе, и я думаю, что при некоторых инфекциях, если хорошо поискать, можно найти те же самые антагонистические вещества.
Я хочу еще указать на два очень важных вопроса, которые отчасти уже затрагивались, на предыдущем заседании. Один из них относится к тому, что лечебная сыворотка при вирусах не имеет будущего, что она не способна бороться с инфекцией.
Это мнение основано главным образом на том, что, как я уже говорил, раз клеточка поглотила вирус, то, пока эта клеточка жива, сыворотка не может ничего сделать. Она не может парализовать этот вирус для данной клеточки. Но мне это обстоятельство кажется не вполне существенным, потому что мы знаем, что никакая болезнь не захватывает сразу все восприимчивые клеточки, что при самых разнообразных болезнях очень неодинакова продолжительность инкубации и что во время инкубации происходит размножение вируса и захватывание им клеточек. Й мы знаем, что во время инкубации вирус бешенства путешествует по нервам точно так же, как путешествуют по нервам и другие нейротропные вирусы, и что, вызывая иммунитет во время инкубации, как это 50 лет назад доказано Пастером, мы можем предотвратить заболевание.
Мы знаем также, как раз по вопросу о кори, о лечении сывороткой реконвалесцентов, что, если не слишком поздно впрыснуть эту сыворотку, то не только можно предотвратить заболевание, но даже если позже ее впрыснуть, то заболевание чрезвычайно изменяется, и это изменение его является лучшим доказательством того, что сыворотка, действительно лечит болезнь. Это известно не только при кори, но и при ряде других инфекций.
Таким образом, сывороточное лечение не должно считаться безнадежным.
Затем я хочу остановиться на другом очень интересном вопросе, на том, что при помощи убитых вирусов чрезвычайно трудно вызвать иммунитет. До сих пор остается неясным, можно ли получить сколько-нибудь прочный иммунитет посредством убитых вирусов. Даже в тех случаях, о которых здесь указывалось, что при помощи метиленблау и освещения можно убить вирус, который не потеряет своих антигенных свойств, все-таки не дано окончательного доказательства, что он действительно был убит. Тут уже говорили о том, что можно подействовать сулемой на фага и на растительный вирус и что, если эту сулему обезвредить сероводородом, вирус может быть реактивирован. На основании этой реактивации делали предположение, что вирус не живое вещество, а фермент, который реактивируется. Но мы знаем, что стафилококк, убитый сулемой, может быть реактивирован при помощи того же сероводорода, в отношении же стафилококков никто не сомневается, что это живые существа.
Так вот, я хотел сказать, что бывает случай, когда вирус как будто убит формалином и никоим образом не вызывает заболевания, но тем не менее если его подвергнуть катафорезу, то можно найти на аноде живой вирус. Поэтому и случай с синькой также надо проверить, действительно ли синька убила вирус. Но интересно было бы установить, касается ли это только вирусов. То же самое известно и относительно сыпного тифа и бруцеллеза; очень трудно получить иммунитет убитой бактерией или убитым вирусом. Это как раз соответствует тому, что мной было сказано, о происхождении антагонистов: эти антагонисты гораздо труднее получить из убитого вируса, чем из живого, и даже если они получаются из убитого вируса, то, быть может, только потому, что они возникли в предыдущем организме, когда вирус был живым, ибо до сих пор мы почти не имеем вирусов в культуре, лишенной клеток. Я говорю «почти» потому, что мы знаем вирусы, отлично растущие в бульоне, – это вирусы перипневмонии и агалактии. Странно, почему их не считают вирусами. Рассуждают так: если они растут, значит это не вирусы, ибо вирусы не могут расти. Между тем этот вирус, история развития которого недавно очень хорошо изложена, разумеется, является не бактерией, не грибком, а настоящим вирусом.
Итак, я начал говорить о том, что вирусы могут приносить антагонистические вещества от своего предыдущего хозяина, пока он не был убит, и это зависит от их локализации. Й здесь показательно то, что как ни долго работали над тем, чтобы получить иммунитет от сыпного тифа при помощи мозга свинок, этого иммунитета не получали. Это именно и основано на том, что, как я сказал, в мозговой ткани вообще чрезвычайно мало развивается антагонистических веществ сравнительно с другими тканями. Об этом надо помнить, чтобы уметь находить надлежащие вакцины.
Необходимо сказать несколько слов о природе этих антагонистов. Что это за вещества? Раз эти вещества попали в сыворотку, их очень трудно извлечь из нее. Им приходится разделять реакции многочисленных белков сыворотки. Мы знаем, однако, что антагонисты не могут разрушаться ни трипсином, ни гниением сыворотки. Поэтому весьма вероятно, что эти вещества небелкового характера.
Знаем ли мы подобные вещества у бактерий? Много лет назад были описаны так называемые летучие вакцины. Эти вакцины отличаются замечательным свойством: они могут не только предохранять от болезни, но, как доказано Брюлем, могут лечить заболевание; они имеют те же свойства, что и антагонисты.
Таким образом, я прихожу к выводам, что при вирусных заболеваниях приобретенный иммунитет зависит главным образом от появления в сыворотке веществ, которые имеют свойство соединяться с клеточками и совершенно не действуют на вирус, но которые тем не менее являются его антагонистами, способными предохранить животное от вирусного заболевания или в некоторых случаях даже превратить это заболевание в более легкую форму. Кроме того, вирусные заболевания вызывают и антитела, но о них не стоит распространяться, ибо их реакции хорошо известны по отношению к бактерийным антигенам.
Вирусный иммунитет и теория блокады
1939 г.
Несмотря на такие отличительные черты фильтрующихся вирусов, которые позволяют соединить их все в один определенный класс агентов, у них имеются также общие свойства с живыми возбудителями инфекций – бактериями и простейшими. Эти свойства, говорящие в пользу отнесения вирусов к микробам, состоят в особенности размножаться в зараженном организме; в обладании определенной индивидуальностью, которая обнаруживается специфическими антигенными и серологическими признаками и упорно сохраняется при переходах через различные ткани разных хозяев: в возможности приспособляться к меняющейся обстановке; в сопротивляемости различным вредным влияниям, которая колеблется в тех же пределах, какие установлены для бактерий.
Обладая этими общими с другими микробами свойствами, не отличаются ли вирусы от живых возбудителей своим отношением к иммунитету?
Иммунитет, который первым был отмечен, оценен и использован, был именно иммунитет при вирусной болезни, при натуральной оспе. Это был иммунитет после перенесенной болезни – приобретенный иммунитет. Впоследствии была открыта и исследована невосприимчивость при бактериальных болезнях. Оказалось, что эти оба иммунитета – вирусный и бактериальный – не различаются существенно между собой. Они оба могут быть, смотря по инфекциям, и очень стойкими, и, наоборот, мало прочными. Такие вирусные инфекции, как корь, желтая лихорадка, замечательны продолжительностью создаваемого иммунитета, что известно также для бактериальных – брюшного тифа и скарлатины. С другой стороны, вирусная болезнь – герпес и бактериальная – рожа склонны к рецидивированию.
Самый механизм обоих иммунитетов имеет много сходного, поскольку в нем принимают участие антитела.
Однако в вопросе о приобретенном иммунитете вирусные болезни растений представляют, на первый взгляд, совершенно иное отношение.
Приобретенного после перенесения болезни иммунитета у них не существует, так как раз пораженное вирусом растение не выздоравливает, а вылеченное не делается иммунным.
Поэтому в борьбе с этими болезнями исключительное значение принадлежит естественной невосприимчивости к вирусам.
Обнаружена, однако, у растительных вирусов одна очень интересная особенность, чрезвычайно важная как в практическом, так и в теоретическом отношении. Это то, что было названо интерференцией вирусов (Findley a. McCollum, 1937).
Было найдено, что если одновременно заразить табак смесью двух вирусов – желтой и зеленой мозаики, то эти вирусы распределяются в различных участках заболевших листьев. Сок желтых пятен воспроизводит только желтую мозаику, а зеленых – только зеленую. Если же ввести сначала один из этих вирусов, то другой уже не привьется.
Имеются две разновидности вирусной картофельной Х-болезни – G и L, дающие одна легкое, другая очень тяжелое заболевание. Если картофель заражен слабым вирусом, то этим он предохранен от более опасного.
Явления интерференции имеют, оказалось, более общее значение. Они найдены при желтой лихорадке. Пантропный (поражающий многие ткани) свойственный человеческой болезни вирус превращен многочисленными переходами через мозг мышей в нейротропный, который размножается только в мозгу, вызывая энцефалит без поражения печени, типичного для человеческого пантропного вируса. При заражении обезьян пантропным вирусом у них развивается смертельное заболевание с некрозом печени. Но если вскоре после пантропного вируса впрыснуть им нейротропный мышиный, то они не заболевают, и никаких поражений печени у них не развивается. Это же свойство предупреждать смертельное действие пантропного вируса имеет и другой вирус (вирус лихорадки долины Рифт), сходный с вирусом желтой лихорадки. Мышиный нейротропный вирус служит теперь для вакцинации людей от желтой лихорадки.