едель и 35 девочек в течение трех месяцев. Первые девочки заболели только после того, как каждая из них побывала прислугой или сиделкой в помещении мальчиков. Точно так же заболели рекурренсом и случайные посетители последних. Помещения различались между собой содержанием эктопаразитов; только у девочек было много клопов, у мальчиков – платяных вшей. Mackie исследовал 400 вшей: из 240, снятых у мальчиков, у 33 (14,6 %) он нашел спирохеты; из 108 вшей девочек – только у 3 (2,77 %). Спирохеты, повидимому, размножаются в желудке вшей и попадают в их яичники. При надавливании иглой на голову вши выделяется жидкость из полости рта и в этой жидкости можно найти спирохет. Дальнейшие эпидемиологические исследования были сделаны на русском материале немецкими учеными, и в этом их слабая сторона. Особенно обширны исследования, произведенные в Берлинском отделе здравоохранения (Gesundheitsamte) Мантейфелем. Он работал над спирохетой русского рекурренса, приученной к организму крыс. На этом материале ему удалось доказать, что с крысы на крысу спирохеты не могут переноситься клопами, а свободно передаются крысиными вшами (Haematopinus spinulosus), которые, по Провачеку, способны пере-давать и трипаносом. Разумеется, эти опыты не имеют решающего значения для определения роли платяных вшей при возвратном тифе у человека. В этом отношении еще следует указать на работу Сержана и Фолея, которые послали в Париж платяную вошь, снятую с больных возвратным тифом в Алжире. При прививке обезьяне у последней было вызвано заболевание рекурренсом. Баженова в Петербурге нашла спирохет во вши, снятой с больного в Барачной больнице. Изложенное показывает, что экспериментальные доказательства в пользу роли платяных вшей в распространении возвратного тифа пока еще слабы. Опыты Мантейфеля, очевидно, убедительны только для крысиного тифа и крысиных вшей. Единственная же алжирская вошь доказывает только то, что давно известно из исследований Пастернацкого с пиявками, Тиктина и других с клопами, т. е. что спирохеты, попавшие с кровью больных в кровососущее животное, сохраняются некоторое время в нем живыми и заразительными. Наиболее же доказательные наблюдения Mackie относятся к индийскому тифу и не имеют непосредственного применения к нам. С другой стороны, можно указать немало фактов, которые плохо вяжутся с предполагаемой ролью платяных вшей. Во-первых, и больше всего возвратный тиф есть, очевидно, болезнь, которой заражаются ночью, и потому должен бы распространяться ночными насекомыми, к которым не принадлежат платяные вши. Во-вторых, как мы увидим, это животное переносит, повидимому, другую болезнь, а именно сыпной тиф, эпидемиология которого во многом разнится от условий распространения рекурренса. В-третьих, по имеющимся до сих пор данным, платяные вши не могут являться промежуточным хозяином спирохет, как клещи в Африке, потому, что в их организме спирохеты не размножаются и не развиваются. Что же поддерживает заразу в свободное от эпидемий время, если спирохеты не имеют животного, в котором могли бы постоянно жить, а в неорганической природе нет подходящих для их существования условий? Поставивши этот вопрос, д-р Яковлев (вслед за Мантейфелем) отвечает на него двумя предположениями: о существовании здоровых носителей спирохет (общеизвестных Bacillenträger), а также и скрытых форм возвратной горячки. Эти предположения, разумеется, абсолютно не вяжутся с тем, что нам известно из эпидемиологии рекурренса, который колеблется в соседние годы от 4 единиц до 9 тыс. и при котором индивидуальная восприимчивость играет ничтожную роль. Эти последние факты могли бы быть проще объяснены массовым размножением или гибелью промежуточных хозяев, что, как известно, часто наблюдается в природе. Из всего изложенного следует, что роль платяной вши должна быть гораздо прочнее установлена, чем это сделано до сих пор, а что пока не исключена возможность найти иного промежуточного хозяина для русского возвратного тифа.
Итак, мы заключаем, что, хотя имеется немало данных в пользу эпидемиологического значения платяной вши при возвратном тифе, значение это еще не окончательно доказано, и что пока нельзя вполне отрицать существования иных передатчиков инфекции. Какой же иной эктопаразит мог бы сыграть эту роль?
Участие головной вши совершенно отрицается Mackie, так как он никогда не находил в ней не только спирохет, но даже и крови. Есть поэтому мнение, что головная вошь совсем не принадлежит к кровососущим насекомым, а питается, например, кожным салом и отбросами эпидермиса. Это последнее мнение едва ли основательно, так как в желудке головной вши можно находить кровь. Однако пока нет никаких данных в пользу эпидемиологической роли головной вши, за исключением ее близкого родства и соседства с платяной.
Гораздо более указаний имеется на клопов. В них неоднократно находили спирохеты. Тиктин и затем Карлинский считали их главными распространителями возвратного тифа. За это говорит и их чрезвычайное скопление в ночлежных домах и других очагах заразы, их прожорливость и главным образом их принадлежность к ночным животным. Однако прямые опыты опровергают, повидимому, такое мнение. По устройству своих сосательных органов клопы, даже инфицированные, не передают дальше заразы тем, чью кровь сосут. Возможно, разумеется, заражение от раздавленного на экскориированной коже клопа. Но подобный инцидент слишком редок, чтобы лечь в основу эпидемиологии возвратного тифа.
Наиболее естественно было бы искать передатчиков рекурренса среди клещей семейства аргассидов. Однако клещи Европы мало подходят к этой роли.
Резюмируя все сказанное об эпидемиологии возвратного тифа, мы приходим к заключению, что он, вне всякого сомнения, распространяется кровососущими насекомыми, что какое именно из последних играет при этом главную роль, еще не окончательно установлено, но что наиболее данных собрано за последнее время в пользу такой роли платяной вши.
Эпидемиология сыпного тифа и меры борьбы с ним
Два последние года ознаменовались небывалой эпидемией сыпного тифа в России. Никогда еще он не достигал у нас такого обширного распространения, как в 1908 и 1909 гг. Даже большая эпидемия в голодный 1892 год уступает теперешней. Между тем 1907 г. принадлежит к одним из самых благополучных по сыпному тифу. Всего было 51 984 заболевания – число, наименьшее за последние 12 лет, кроме 1897 и 1898 гг. Тем не менее, однако, уже в 1907 г, началось то развитие сыпного тифа по тюрьмам, которое и вызвало громадную нынешнюю эпидемию.
А именно, отчет тюремного управления за 1907 г. показывает, что общее число арестантов увеличилось сравнительно с предыдущими на 27,7 % и вместе с тем количество заболевших сыпным и возвратным тифом с 0,5°/Оо в 1906 г. дошло до 2,4°/0о в 1907 г. Особенного развития сыпной тиф достиг в Луганской тюрьме (Екатеринославская губ.), а также в Курской, Щигровской, Новооскольской и Фатежской (Курской губ.). Эти данные предрешают так сказать дальнейший ход эпидемии: из этих тюрем заболевания распространяются в окружающем населении, а с другой стороны, следуя из одной тюрьмы в другую, захватывают все большее количество тюрем. Тюремный тиф уже весной 1908 г. захватил 36 губерний Европейской России и Сибири и принял настолько угрожающий характер, что по отношению к нему было созвано особое совещание под председательством главного врачебного инспектора для выработки мер к его прекращению. Правда, в нынешнем году началось сокращение числа заболеваний по тюрьмам: с 3 тыс. весной 1909 г. оно упало до 2 тыс. в мае, 1652 в начале июня, 890 в начале июля и 386 в начале августа. Это падение, однако, не знаменовало собой прекращения эпидемии, а только выражало обычный ход заболеваемости сыпным тифом в России по месяцам; в апреле всегда бывает максимум заболеваний, а в августе – минимум их. Так, например, по данным 1907 г., если считать среднее в месяц за сто, то
Действительно, сыпной тиф снова начал расти. Так, на днях заседания уголовного суда в Варшаве приостановлены на месяц вследствие эпидемического развития сыпного тифа в местных тюрьмах. В остальном же население России в конце 1908 г. и начале 1909 г. дало громадное количество заболеваний[113].
Поэтому вопрос о причинах распространения сыпного тифа и о средствах борьбы с ним не утратил еще своего жгучего интереса и государственного значения. Для нас, врачей, он важен еще и потому, что нет другой болезни, которая уносила бы столько жертв из среды медицинского персонала, как сыпной тиф. Так, по хронике Пироговского сборника, составленной по газетным сведениям, с весны 1908 г. по апрель 1909 г. погибло не менее 138 человек врачей и низшего медицинского персонала.
В нижеследующем я излагаю результаты своих исследований эпидемиологии и профилактики сыпного тифа.
Этиология этой болезни еще не вполне выяснена. Многие исследователи – и я в числе их – находили образования, имеющие большое сходство с бабезиями (пироплазма). Однако внутри нормальных красных шариков имеются хромидии, трудно отличимые от предыдущих образований. Поэтому весь вопрос нуждается в дальнейшей разработке и выяснении.
Эпидемиология же сыпного тифа, напротив, совершенно ясна и не оставляет сомнения в том, что он распространяется платяными вшами. Этот вывод я сделал на основании эпидемиологических данных еще в прошлом году, недавно же он нашел себе экспериментальное подтверждение в замечательных опытах Nicol. Я основывался при этом на следующих фактах.
Сыпной тиф чрезвычайно заразителен и не уступает в этом отношении никакой другой инфекции. Но он заразителен только в той обстановке нужды и лишений, где он появился. В нуждающейся семье случай тифа редко остается единичным. Зараженные квартиры бедняков, харчевни, ночлежные приюты упорно сохраняют в себе его заразу. Персонал, ухаживающий за больными в той обстановке, где происходят заболевания, падает в громадной пропорции жертвой тифа.
В Ирландии, например, с 1818 г. по 1843 г. 10 % врачей погибло от сыпного тифа. На 335 всех смертных случаев среди врачей с 1843 по 1848 г. 199 произошло от тифа. Во время русско-турецкой войны 1877–1878 гг. переболел сыпным тифом почти весь медицинский персонал (в одном из госпиталей в Яссах – 7 врачей из 8, все сестры милосердия, 79 % служителей; в другом – 60 % врачей, 100 % сестер милосердия, 80 % прислуги и т. д.).