– Ты слышал ее, жирдяй! – крикнул Том Сэндберг. – Иди домой!
Кое-кто тут же с издевкой поддержал Тома, мол, вали, Хомяк, отсюда, делай ноги. Царившее в подвале дружелюбие исчезло, мы будто вернулись в школу: Том и его компания – крутая публика, а Хомяк – второсортная.
Обидные насмешки не утихали, становились только громче и обиднее. В глазах Хомяка заблестели слезы.
– Ой, сейчас заплачем? – поддразнил Том. – Жирдяй побежит к мамочке и будет плакать?
Это было уже слишком. Хомяк закричал:
– Всех вас убью, членососы гребаные!
Кинулся к двери и захлопнул ее за собой.
От такого театрального ухода все заржали.
Я пошел к входной двери.
Хизер, о которой я забыл, тронула меня.
– Куда ты, Бен?
– Не могу его оставить.
– Нужен он тебе. Ушлепок.
Я разозлился.
– Он мой друг.
Я пошел к двери.
Хизер вышла со мной на улицу:
– Бен! Подожди! – Она понизила голос. – Не уходи. Я хотела… позволить тебе… меня поцеловать.
На миг я застыл, не зная, как быть. Не то что я совсем этого не ждал. Эти ее коленки, голос с придыханием. Намек был вполне понятен. Я и сам не прочь был ее поцеловать, хоть толком не знал, как это делается. Все-таки Хизер Рассел – первая красавица школы. Но это значит бросить Хомяка в беде! Так поступить с лучшим другом я не мог, даже если он и получил по заслугам.
Я пробормотал Хизер:
– Прости…
И спустился по ступенькам в ночь.
Глава 14. Покойник
Я догнал Хомяка в следующем квартале.
– Эй, Хомяк! Подожди!
Он обернулся. Удивление, растерянность и бычья ярость – все это отразилось на его лице в лунной ночи. Я понял, что, увидев меня, он удивился и смутился, но на кого он злился? На резвившихся одноклассников или на меня – за то, что пошел за ним? Он не любил, когда его жалели, скорее всего потому, что жалели его всегда. Сам виноват. Делаешь глупости – получай по заднице. От тебя все отворачиваются. Не хочешь, чтобы тебя все время жалели, – перестань вести себя как последний балбес.
Его глаза сузились.
– Откуда ты взялся, Бен?
– Домой иду. – Я пожал плечами, изображая безразличие. – Вечеринка так себе, отстой.
– Еще какой, блин, отстой. Но ты-то мог остаться, зачем уходить ради меня.
– Она уж, небось, закончилась. Так что переживу.
– Ну… спасибо, чувак.
Он вытер щеку тыльной стороной ладони, и я понял, что он плакал.
– Том – полный мудозвон, – сказал я ему. – Не бери в голову.
– Меня же не только Том обзывал. Другие тоже.
– Зачем ты лопал пирожные, чувак? Что тебя занесло на кухню?
Мы пошли медленнее.
– Мне надо было в туалет, – сказал Хомяк. – Газировка даром не проходит, так? Ну, я спросил у Вэн, где туалет, и она сказала – наверху, у входной двери. Сходил и уже шел назад, но увидел, что пирожные просто лежат на кухонной стойке. Я знал, что это на потом, но решил съесть свою долю прямо сейчас.
– Вэн сказала, что ты слопал три.
– Иногда одного мало, бывают же такие вкусные. А третье я положил бы обратно, но она не позволила. Ты же видел.
– И где оно?
– Я его съел.
Я представил, как Хомяк идет по темному тротуару, совсем один, плачет, потому что все подняли его на смех, и при этом набивает рот раздавленным пирожным – тем самым, из-за которого ему и влетело! Чтобы подбодрить его, я сказал:
– Надо было, когда уходил, всю тарелку с пирожными прихватить.
Он ухмыльнулся и ответил:
– Да, чувак, это было бы круто! Вэн от злости лопнула бы.
– А мы бы наелись от пуза…
Хомяк остановился.
– Может, вернемся и заберем? Все в подвале. Незаметно войдем и выйдем. Вот уж они порадуются!
– Господи, Хомяк, – сказал я. – Тебя жизнь ничему не учит, да?
Мы прошли дальше по Главной улице, почти до магазина видеопроката, и Хомяк сказал:
– Эй, смотри, это шериф. Что это он задумал?
Шерифа нигде не было видно, но его коричневая машина стояла у обочины под желтым конусом натриевого фонаря. На крыше красно-синими огоньками сигналила мигалка.
Подойдя ближе, мы услышали прерывистый голос диспетчера по двусторонней радиосвязи. Дверь в антикварный магазин справа была открыта, внутри горел свет. Витрина хвасталась всевозможными безделушками, тут же была полка с фарфоровыми статуэтками, какие собирала моя бабушка.
– Глянем, что там такое? – предложил Хомяк.
– Ты что! – воскликнул я. – Может, эту лавочку ограбили. И вор еще там…
– Идите себе, парни, – сказал шериф, появляясь из-за угла. Его широкополая шляпа была низко надвинута на глаза, оставляя скуластое лицо в тени. Накрахмаленная и отглаженная светло-коричневая форма плотно облегала его ладно скроенную фигуру, а большой пистолет важно висел на поясе. Между тонкими губами болталась сигарета.
– Здрасьте, шериф Сэндберг, – сказал Хомяк, помахав рукой. – Поймали каких-нибудь ублюдков?
Шериф затянулся, ничего не ответив, выдохнул дым в ночь. Хмуро посмотрел на меня.
– Ты – один из сыновей Стю, верно?
Мне всегда было странно слышать, как кто-то называет моего отца по имени. Я привык слышать «мистер Грейвс», но не «Стюарт» или «Стю». Я кивнул.
– Я Бен.
– Что это вы разгуливаете в такое время?
– Идем взять в видеопрокате фильм.
– Тогда поторопитесь. Скоро здесь будет твой отец. Он не обрадуется, если увидит, что вы тут шастаете.
– Отец Бена будет здесь? – удивился Хомяк и вгляделся в витрину магазина. – Там кто-то умер?
– А твои родичи кто, сынок?
– Мистер и миссис Арчибальд, шериф. Мой отец – бухгалтер. Его контора тут, неподалеку, рядом с книжным магазином.
– Уолли? Конечно, я его знаю. Он мои налоги считает. Ладно, а теперь дуйте отсюда.
Мы двинулись дальше. Хомяк повернулся, пошел спиной вперед и сказал:
– Шериф? Между прочим, Том был с нами на вечеринке. Он дал мне пиво. Я не хотел пить, но он сказал, что я все равно должен ему за это заплатить. Так я должен платить, если даже не пил?..
– Мой сын дал тебе пиво? – ровным голосом спросил шериф.
Хомяк кивнул.
– У него был целый ящик, хватило бы на всех. Но мне отец пить пиво не разрешает. Так, наверное, я не должен ему платить…
Я дернул Хомяка за руку. Мы ускорили шаг, но не так, чтобы было заметно, что мы пытаемся свалить как можно быстрее. Краем глаза я заметил на лице Хомяка довольную ухмылку. Я знал, что этот номер выйдет ему боком – как всегда, – но в тот момент на моем лице сама собой появилась улыбка.
– Том будет отпираться, – заметил я.
– Отец может ему и не поверить, – возразил Хомяк.
– Том поймет, что это – твоих рук дело.
– Как? Я же не сказал шерифу, как меня зовут.
– Ты сказал ему, кто твои родители. В любом случае он скажет, что на вечеринке был толстяк, и он…
– Я не толстяк!
– Здоровяк, был на вечеринке.
Хомяк пожал плечами.
– Узнает Том, что это был я, не узнает – какая разница? Этот фуфель не так крут, как все думают. – Сменив тему, он добавил: – Как думаешь, кто умер в антикварном магазине? Раз шериф позвонил твоему отцу, значит, кто-то точно копыта откинул.
– Два покойника за два дня.
– Если это хозяин магазина, он был совсем не старый. Я в эту лавочку несколько раз заходил, с мамой. Здоровался с ним. Во те на. Поздороваться с трупом – нормально?
– Когда ты с ним поздоровался, он не был трупом. Да и может, умер вовсе не хозяин.
– Надо было тебе спросить отца, кто вчера умер.
– Кто умер, кто не умер – тебе-то что?
– В городе творится какая-то херня, вот что! Две недели назад в «Капитанском домике» тому чудику отрубили голову, а теперь все остальные туда же?
– Не все остальные. Ну, умерли два человека.
– Два человека за два дня.
– Бог людей прибирает. Обычное дело. Будь оно иначе, у моего отца не было бы работы.
– Но шериф так и не поймал того, кто отрезал парню голову. Может, убийца еще на свободе? Может, он кого-то убил вчера, а владельца антикварного магазина – сегодня?
Мой желудок сжался в комок, потому что какой-то смысл в словах Хомяка был.
– Если бы кто-то ходил по городу и убивал людей, – заметил я, – шериф бы что-нибудь сказал. Не стал бы держать это в секрете. И мой отец тоже.
Мы подошли к видеопрокату, и разговор прекратился. Вскочив на пандус для инвалидных колясок, мы шагнули через автоматическую раздвижную дверь и оказались в ярко освещенном помещении. На меня сразу повеяло киношным запахом попкорна с маслом. Обогнув прилавок, мы подошли к тележке с попкорном.
Как обычно, Хомяк наполнил два маленьких пакета для себя. Засунул в рот горсть попкорна, несколько зерен упали на пол. Потом спросил:
– Что возьмем?
– Какую-нибудь страшилку?
Мы пошли в отдел ужастиков и стали рыскать по обе стороны прохода, сдвигая верхние кассеты, чтобы увидеть, что там во втором ряду. В конце концов, мы выбрали по три на каждого. Я – «Запретный мир», «Существо» и «Родственник». Хомяку приглянулись «Резня в школе», «Роботы-убийцы» и «Конфеты или смерть». Из шести мы остановились на кассете «Конфеты или смерть» из-за клевой обложки: рок-звезда бацает на гитаре на фоне горящего фонаря из тыквы.
– Там возрастной рейтинг, – неуверенно сказал я Хомяку.
– Посмотри, кто за стойкой. Она разрешила нам взять фильм по Стивену Кингу.
– В тот раз просто повезло.
– Рискнем. Если не позволит, найдем что-нибудь другое.
У стойки были люди. Когда подошла наша очередь, я опустил фильм лицом вниз на прилавок, чтобы женщина не увидела знак рейтинга. Положил пять долларов, свою карточку – и мысленно скрестил пальцы.
Женщина жевала жевательную резинку и разговаривала по телефону с клиентом, поэтому не обратила на нас особого внимания. Она достала из-под прилавка кассету и сунула ее в пустую коробку. Не прерывая разговор, высыпала мне в руку мелочь и подтолкнула фильм нам – забирайте.
Мы с Хомяком быстро прошли через воротца с сигнализацией и вместе с кассетой оказались на улице.