Хомяк открыл один глаз.
– Матушка?
– Говорит, тебе надо домой.
Он застонал и сел.
– Что я ей скажу? Она же увидит, что я никакой.
Я уже думал об этом и сказал:
– Скажешь, что-то такое съел и у тебя пищевое отравление.
Глаза Хомяка заблестели надеждой.
– Думаешь, она на это купится?
По ее голосу я понял: она купится на все, что бы он ни наврал. Но сказал только:
– Со мной такое однажды было. Тоже совсем поплохело, как тебе сейчас. Еще и понос в придачу.
– И что я такое, типа, съел?
– Не знаю. Яйцо?
– От яиц меня никогда раньше не воротило.
– Не знаю, чувак. Сам по дороге домой придумаешь. Только не говори, что выдул полбутылки вина.
Он медленно поднялся. Вид у него и правда был никудышный.
– Доковыляешь?
Он кивнул, напялил на голову бейсболку и пошел к выходу.
– Мне приснилась дамочка, которая в окне танцевала, – сказал он, задержавшись у двери. – Будто она вышла из дому и погналась за нами, размахивая мечом.
– Правда, что ли?
– Правда. – Тяжело ступая, он вышел во двор и добавил через плечо: – Явно хотела нас зацапать.
Глава 24. Вот она, суть
Через два часа телефон зазвонил снова. У меня было тревожное чувство, что это мама Хомяка, хочет поговорить с моей мамой, потому что Хомяк все выболтал. Напрягшись, я поднял трубку и услышал, как папа сказал:
– Алло?
– Привет, Стю. Это Кит. Звонил тебе на работу. Кэл сказал, что ты пошел домой обедать. Извини, что беспокою дома.
Я не знал, что шерифа зовут Кит, но узнал его по голосу.
Мне надо было повесить трубку, но отец не знал, что я на линии, и я продолжал слушать.
– Решил передохнуть, – ответил отец. – Готовить к отправке на ту сторону стариков – одно дело. А когда это молодые, на душе скребут кошки.
– Да уж. Потому и звоню – у меня для тебя еще одно тело.
– Святая Дева Мария… – простонал отец. – Кто?
– Джоди Гвинн. На почте работала.
– Знаю Джоди. Ее муж, Дуайт, умер в прошлом году от рака. Сколько ей было, за сорок?
– Что-то около того, да. Ее нашла соседка, полчаса назад.
– Три человека за три дня, Кит. Три человека до пятидесяти, двум из них тридцать с небольшим. Черт, я привык к тому, что в месяц пять похорон, ну, зимой на пару больше. Но чтобы трое за три дня – и все молодые?
– Сам хочу понять, что за хрень творится, Стю. У меня тут пара репортеров из «Кроникл», вцепились в меня как клещи. Я сказал им – пресс-брифинг в пять часов. Надо же им что-то сказать.
– Что ты им скажешь?
– Смерть от естественных причин – Дейл и Лин скончались от естественных причин. Прямо твои слова. Похоже, Джоди тоже свалилась от сердечного приступа или инсульта. Соседка нашла ее в гостиной, лежит лицом вниз на полу, вся фиолетовая, как сирень.
– А что у них с ногами, Кит?
– А что с ногами, черт их дери?
– Если бы это только у Дейл, ладно. Но они распухли, у него и у Лин, и кровоточат. Как с ногами у Джоди?
– Пока не видел. Сейчас еду туда.
– А если тоже распухли и кровоточат?
– Ты к чему клонишь, Стю?
– Не знаю. Черт, не знаю, но мне это не нравится.
– Что не нравится? Я не вижу, как эти смерти связаны, Стю. А скажу, что связаны, – все вспомнят Хенриксона и безликого убийцу, а мне это дерьмо в Чатеме второй раз не надо. Кто там убил этого залетного, его давно след простыл. А это – естественные смерти. Никаких отрубленных голов, никакой нечисти. Дом Гвиннов – последний на Нортгейт-роуд. Жду тебя там.
Я молча положил трубку и задумчиво уставился на телефон.
Глава 25. Признание
После ужина – пастушьего пирога, который я терпеть не мог, – я вернулся в гараж и позвонил Хомяку.
Трубку взяла мама.
– Чак сейчас видит сладкие сны, Бенни. Тебе придется потерпеть до завтра.
– Уже лег спать? – удивился я. Была только половина седьмого.
– Не уже. Он лег спать, как только вернулся домой днем. Похоже, он что-то съел у вас дома, и ему стало нехорошо, хотя вспомнить, что это могло быть…
– Позвоню ему завтра, – быстро сказал я и повесил трубку, чтобы не пришлось придумывать, от чего такого Хомяк мог травануться.
Я стал ходить взад-вперед по комнате. Надо поговорить с Хомяком. Позарез. Разговор отца с шерифом весь день не давал мне покоя – особенно насчет распухших и кровоточивших ног у двоих. Шериф не знал, что могло вызвать такие травмы, но это знал я.
Потанцуй два или три дня подряд.
Я поднял трубку и позвонил Джастину Ги.
Ответила его сестра.
– Привет, Кейт. Это Бен.
– Привет, Бен. Тебе Джастина?
Непонятно, кому еще, по ее мнению, я мог звонить в их доме. Я ответил:
– Да, он дома?
Я услышал, как она положила трубку на стол. Через десять секунд ее взял Джастин.
– Бен? Что звонишь?
– Привет, Джастин. Что делаешь?
– Читаю.
– Что читаешь?
– Книгу.
– Ладно, хорошо… У меня к тебе вопрос. Серьезный. Не думай, что я хочу снова увидеть мисс Форрестер или что-то в этом роде… Просто хочу знать: она так и танцует в своем окне?
Я думал, Джастин скажет, что не знает, что он больше на нее не смотрит, что-то в этом роде. Но он просто сказал:
– Без остановки.
Я нахмурился.
– Все еще в нижнем белье?
– Ты сказал, что не хочешь ее больше видеть! – сказал он с обвинительными нотками в голосе.
– Не хочу. Честно. Мне просто интересно, вот и все…
– Почему?
Теперь уже с подозрением.
Я не собирался выкладывать Джастину причину, но в итоге сказал:
– Мы с Хомяком видели: другая женщина танцевала, как мисс Форрестер. Я подслушал папин разговор с шерифом, и, похоже, так танцует еще кто-то. И… я просто хочу узнать, что с мисс все в порядке.
– А что с ней такого? Танцует себе и танцует.
– Уже очень давно. Сам сказал, без остановки. А если у нее случится сердечный приступ и она умрет? Это будет на нашей совести, потому что мы никому ничего не сказали.
– Чего выдумал. Сердечный приступ? Если уж она так устанет, просто остановится и пойдет спать. Не умрет она.
– А если она танцует не по своей воле и заснуть просто не может?
– Как это «не по своей воле»?
– Не знаю…
Джастин понизил голос.
– Она все еще в нижнем белье, ясно? В том же самом. И все еще танцует. Я только что видел.
У меня отлегло от сердца.
– С ней все нормально?
– Вроде да. Так что никому про нее не говори – тогда станет ясно, что ты подглядывал за ней из моего окна.
– Не буду, – согласился я, хотя сам не знал, решил я что-то или нет. – Спасибо, Джастин. Пока.
– Пока. И, Бен, – лучше никому не говори.
Когда на улице стемнело и я знал, что родители не придут меня проверять, я выскользнул из гаража и перепрыгнул через забор на заднем дворе. В доме Салли на первом этаже горел свет.
С замиранием сердца я поспешил через лужайку. Поднялся по ступенькам заднего крыльца и заглянул в стеклянную дверь. Салли сидела на диване, на котором я спал, и смотрела телевизор, на коленях – миска с попкорном.
Я постучал в дверь и быстро отошел, иначе она поймет, что я за ней подглядывал.
Через мгновение она появилась. Озабоченное выражение лица сменилось улыбкой, когда она увидела, что это я. Она распахнула дверь и сказала:
– Привет, Бен. Ты что пришел?
– Надо тебе что-то сказать.
Я пересказал все, о чем говорили по телефону шериф Сэндберг и мой отец. Потом добавил: мне кажется, что двое погибших с посиневшими и окровавленными ногами могли дотанцеваться до смерти и есть что-то, что заставило их танцевать, как и в случае с мисс Форрестер и женщиной в доме на Сивью-стрит. Напоследок сказал:
– Похоже, в городе происходит что-то плохое, но не знаю, говорить ли об этом папе.
Салли внимательно все выслушала, и я подумал: правильно сделал, что все ей рассказал начистоту. Но когда она заговорила, я понял, что она во все это не верит.
– Ты правда думаешь, что одно с другим связано?
– Откуда еще у двух трупов синяки и окровавленные ноги? Может, и у третьего тоже?
– Не знаю, Бен… Но что может заставить людей танцевать без остановки?
Я пожал плечами.
– Наркотики?
– Наркотики заставляют тебя танцевать несколько дней? Ну, возможно. Но кто дал им наркотики?
– Не знаю. Просто беспокоюсь о мисс Форрестер. Она танцует с тех пор, как мы видели ее в четверг. Уже три дня, и, похоже, она так и танцует.
– Откуда ты знаешь?
Я замялся, а потом сказал:
– На ней то же самое нижнее белье, которое мы видели в четверг.
– Откуда вы знаете, какое на ней белье?
– Когда мы видели ее в четверг, она танцевала без одежды, только в нижнем белье. И оно же было на ней в пятницу, когда мы решили ее проверить. Я только что позвонил моему другу Джастину, он живет через дорогу от нее, и он сказал, что она и сейчас в том же белье. Если бы перестала танцевать, наверное, нашла бы время что-то на себя надеть.
Салли задумчиво нахмурилась.
– Ты мне этого не рассказывал!
– Проверить бы ее ноги – наверняка все в синяках и подтеках от этих танцев.
– Возможно, ты прав…
Я воспрянул духом.
– Значит, ты мне веришь?
– Вряд ли ты все это выдумал. И я видела, как танцевала женщина на Сивью-стрит. Наверное, их что-то связывает. Но тогда что-то связывает и этих покойников… – Она с шумом выдохнула. – Не самая подходящая история для субботнего вечера, Бен. Что собираешься делать?
– Думаю, надо рассказать папе о мисс Форрестер и женщине на Сивью-стрит. Но что именно сказать – не знаю. Не признаваться же, что я подслушал его разговор с шерифом.
– Что подслушивал, говорить не надо. Просто скажи: в четверг был у друга, выглянул в окно и увидел, как твоя учительница танцует в окне на другой стороне улицы. А сегодня снова говорил с другом, и он сказал, что она все еще танцует и выглядит не очень хорошо, вот ты и беспокоишься за нее.