— Леша, — в голосе Даши сквозила тревога. — Почему мы останавливаемся?
Он и сам не заметил, как замедлил ход, и теперь машина едва ползла вдоль дороги, делая едва ли пять километров в час. Его мысли были заняты другим… Страх парализовал его, не давая думать ни о чем другом.
Как он мог желать смерти Даше?
Как он мог думать о том, чтобы пустить джип под откос, чтобы убить и себя, и ее, и Аню, и Елену Семеновну с сыном? Всех, кто доверился ему!
Машина окончательно встала, но он не заметил этого, продолжая сидеть, положив обе руки на руль, и глядя пустыми глазами вперед.
— Леша, ты видишь?
Он увидел не сразу. Разум настолько привык к пейзажу абсолютно пустой дороги, что первые несколько секунд отказывался воспринимать тот факт, что пейзаж изменился. Навстречу им двигался автобус, на передке которого красовались три зеркально написанные буквы: «МЧС», а за ним виднелся тентованный «КРАЗ», раскрашенный в цвет хаки. В паре десятков метров от них автобус стал замедлять ход, грузовик же наоборот прибавил газу, и обогнал его, заслоняя собой от возможной опасности. В следующую минуту «КРАЗ» остановился, и из его кузова посыпались люди в камуфляже, с автоматами наперевес…
Даша рассмеялась. Счастливо залилась смехом, и распахнула свою дверцу, выпрыгивая на дорогу. Максим последовал ее примеру, таща за собой маму. Секунда, и в машине остались лишь Леха и Аня. Он обернулся к ней, встретившись своим опустевшим взглядом с ее.
— Аня, как ты думаешь, я опасен? — ровным, лишенным интонаций голосом спросил он ее.
— В следующий раз она не промахнется, — ответила она. — Она найдет меня. Я хочу сделать это сама!
Он не понял, о чем она говорит. Понял лишь последнюю фразу.
— Думаешь, тогда все закончится? — спросил он, чувствуя, как слово «убить» вновь прорывается в сознание, ломая все возведенные на его пути блоки и преграды.
— Тогда она оставит все в покое! Ей нужна я.
Взгляд Ани не выражал ничего, только где-то в глубине ее глаз подвижной черной кляксой жил страх. Страх, полностью поглотивший ее сознание.
Убить
Убить
Убить
Он опасен. Опасен для тех, кого любит. Опасен для всех…
Черная клякса страха заполнила и его голову, пожирая нейрон за нейроном.
С ним Даша никогда не будет чувствовать себя в безопасности. С ним нельзя отпускать на прогулку маленьких детей. Его вообще нельзя выпускать в места скопления людей — он опасен. В любой момент он может решить, что хочет убить кого-то… Виновато ли в этом проклятое FV? Может быть, ведь раньше он был другим… Но это уже не важно.
Ради Даши. Ради того, чтобы не причинить ей вреда, он должен умереть!
— Аня, — он вновь повернулся к ней. — Я сейчас поеду умирать. Ты со мной?
Как буднично это прозвучало! Как пресловутое «Третьим будешь?» Я еду умирать! Если не хочешь — выходи. Если тебя гложет то же, что и меня — оставайся. Умрем вместе.
Он не задумывался над страшным словом «обрушение». Он вообще никогда не слышал его. Он не понимал, что его разум больше не принадлежит ему, что, собственно, его сознания уже больше нет. Он просто боялся причинить вред тому, кого любит, и потому, когда Аня кивнула, обенулся к дороге и резко утопил педаль в пол, выворачивая руль чтобы не задеть Дашу, а въехать точно в лоб грузовика.
Двадцать метров… Сколько нужно одной из лучших моделей «Тойоты», чтобы разогнаться до скорости, достаточной для того, чтобы убить своих пассажиров? Достаточно ли этих двадцати метров?
Он не успел взглянуть на спидометр, не успел узнать, с какой скоростью ехал. Хлопок выстреливаемой подушки безопасности слился воедино с лязгом сминаемого металла. Подушка выстрелила в лицо, мешая дышать…
Убить! Убить проектировщика этой проклятой машины, не позволяющей даже совершить на ней самоубийство! Он уже представил, как вылетает через лобовое стекло, как врезается головой в радиатор «КРАЗа»…
Кто-то кричал рядом, поливая все вокруг отборной матерщиной. Шипение воздуха из проколотой подушки, сильные руки, вытаскивающие его из салона. И голоса…
— Живой?
— Да. Даже в сознании. Должно быть, еще один с FV в голове. Там девушка…
— Тоже в сознании. Все нормально. Носилки!
Он был жив. Аня была жива… Но он должен был умереть, чтобы не умерли другие!
Леха рванулся, с носилок, выхватывая из-за пояса шедшего рядом с ним солдата пистолет, и в мгновение ока приставляя его к своему виску.
— Держи его!
Он ожидал раскатистого грохота выстрела, быть может, боли, или просто спасительной темноты. Ничего! Его скрутили, защелкнули на руках браслеты…
— Совсем плохо парню! Хорошо, что пистолет на предохранителе!
На предохранителе? Плохо… Но ничего. Однажды у него будет шанс, и уж тогда он будет действовать более осмотрительно.
Где-то рядом навзрыд плакала Даша…
Из-за него!
Нет, больше он не допустит, чтобы она плакала! Он просто уйдет, и со временем она забудет его, и будет счастлива. Счастлива с другим, быть может, даже с Женькой! Но только не с ним. С ним она в опасности! FV что-то сделало с ним, настроило на другую волну! Теперь он опасен… Но он уйдет! Найдет способ покончить с собой, и тогда все будет в порядке!
Где-то рядом кричала Аня:
— Вы не понимаете! Она снова не забрала меня! Значит кто-то другой умрет!
О чем она?
Не важно… Что-то острое вошло в локтевой сгиб, а секунду спустя пришла темнота. И покой!
Женя
После короткого раздумья, он выбрал «УАЗик». Громадина «УРАЛа» выглядела, конечно, мощнее и надежнее, да и учитывая его навык вождения, который можно было охарактеризовать фразой «Пару раз давали порулить», на грузовике ехать было безопаснее, но с другой стороны, мало ли, по каким дорогам придется пробираться, да и потом, в самом Медянске, петлять между развалинами на маневренном русском джипе было предпочтительнее.
Ключей в кабине, естественно, не оказалось — нагрянувшие в «Дзержинский» мародеры были может и самоуверенны, но точно не глупы. Пришлось идти в фойе санатория, обходя широкие ручьи крови. Прикасаться к изуродованным Бабаем телам не хотелось, поэтому он начал с Артемия, и, о чудо, найденные в его кармане ключи подошли к замку зажигания «УАЗика».
Он вернулся к санаторий и еще раз — прихватить автомат Артемия, и, пусть и с омерзением, сдерживая тошноту — вытащив рожки из автоматов остальных мародеров. Ему никогда не доводилось стрелять, тем более из автомата, но он логическии рассудил что особой науки тут не нужно. Автомат — на то и автомат, чтобы палить из него, особо не пытаясь целиться. Пристрелку он провел тут же, едва выйдя из санатория. Нашел переключатель со стрельбы одиночными на очереди, приложил приклад к плечу, и надавил на курок, целясь по окнам санатория.
Выстрелы показались оглушительными, приклад ударил в плечо так, что, казалось, чуть не пробил его насквозь, но результатами эксперимента Женя остался доволен. Значит, при случае он даст достойный отпор пришельцам, ежели тем вздумается встать на его пути. Впрочем, особой уверенности в собственных силах, как и спокойствия, которое, если верить психологам, должно было внушать сжимаемое в руках оружие, он не ощущал. Ведь Медянск, фактически, сдали без боя — просто эвакуировали всех жителей, но не стали пытаться вводить в город войска. Почему? Наверное потому, что пришельцы хоть и походили на младенцев, но на деле таковыми не являлись. Он и сам видел, с какой скоростью способны были двигаться эти создания — тут не то, что выстрелить — автомат-то вскинуть не успеешь.
В кабине УАЗика обнаружилась карта области, на которой была отмечена и дорога, которой бандиты добирались из Медянска в Дзержинец. Она петляла так, и проходила через такие места, что не знай Женя что мародеры добрались сюда именно таким способом — никогда бы не подумал, что из Медянска в эти края можно было добраться как-то иначе, нежели по трассе. Однако дорога эта, во-первых, была короче (хоть Женя и отдавал себе отчет в том, что езда по буеракам, особенно для него, фактически впервые севшего за руль, отнимет гораздо больше времени чем езда по более длинной, но зато качественной дороге), а во-вторых — шла в обход всех крупных трасс и крупных населенных пунктов, а это было сейчас сто крат важнее. На главных дорогах сейчас наверняка стоят военные блокпосты, задача которых — не только не выпустить заразу из города, но и не пустить туда любителей поживиться брошенными вещами. А значит его, на украденном «УАЗике», без прав, да еще и с автоматом, вряд ли пропустят в город. Повезет, если просто отправят туда, куда вывозили всех эвакуированных. А если не повезет, то и просто пристрелят.
Бабая он выпустил, едва проехав первые несколько километров, и осознав, что управлять реальной машиной лишь немногим сложнее, чем виртуальной из какой-нибудь игрушки-симулятора. Особенно если не забывать что ты в реальности, а не в игре, а значит сбрасывать скорость на поворотах, не пытаться использовать многочисленные выбоины как трамплины, и не класть не приспособленную для таких трюков машину в дрифт на тех поворотах, где асфальт еще остался асфальтом, а не подобием стиральной доски.
«Будешь выпендриваться — засуну обратно!» — предупредил он свое второе «Я», и Бабай, обиженно проворчав что-то, утих.
Впрочем, первым затянувшегося молчания не выдержал он сам. Странно, но за последние пару дней он настолько привык к тому, что у него в голове живет постоянный собеседник, что теперь не мог находиться в одиночестве.
«Давай определимся, как мы с тобой будем жить дальше? — с ходу, без предисловий, начал он. — У меня нет ни малейшего желания прятать тебя поглубже каждый раз, когда у меня с кем-то возникают проблемы! А если тебя не прятать — ты немедленно учиняешь такое, что хоть сам прячься!»
«А ты замуруй меня навсегда, — буркнул Бабай. — Чего тебе стоит? Ты же у нас главный! Все что ты говоришь — единственно верное и правильно!»
«Но нельзя же вот так крошить людей в капусту?»