Томас выключил свет в комнате и сел за пульт, испещренный циферблатами и цифровыми индикаторами. В центре консоли находился обзорный экран. Комната превратилась в командную палубу звездолета, а обзорный экран стал окном, смотревшим во внутреннюю бесконечность.
Он щелкнул выключателем, сгорбился в кресле и приблизил голову к экрану. Его лицо светилось зеленоватым светом в свете экрана и отражалось в стекле: длинные волосы, серьезное выражение, глубоко посаженные глаза, изучающие поверхность. Он смотрел в угол одной из камер. Это было все равно что смотреть на пейзаж с большой высоты – на клеточный пейзаж. То, что маячило перед его глазами, было огромной сложной картиной, заполненной количеством деталей, большим, чем мог воспринять разум. Клетки в поисках вируса можно сканировать целыми днями. В одном срезе могут быть тысячи клеток, которые нужно рассмотреть, – и все равно не найти то, что искали. Невероятно, но все живые системы одинаково сложны, независимо от того, насколько они малы. Том видел формы и очертания, напоминавшие реки, ручьи и старичные озера, видел пятна, которые могли быть городами, видел полосы леса. Это был вид с высоты птичьего полета на тропический лес. Клетка была целым миром там, внизу, и где-то в этих джунглях прятался вирус.
Он повернул ручку, клеточный экран скользил перед его глазами, и он плыл через него. Он увеличил изображение. Картина стремительно двигалась перед ним.
У него перехватило дыхание. Погодите-ка, с этой клеткой что-то не так. В этой клетке был полный бардак. Она была не просто мертва – она была уничтожена. Ее разорвало на куски. И она кишела червями. Клетка с червями от пола до потолка. Некоторые части клетки были настолько пропитаны вирусом, что походили на мотки веревки. Был только один вид вируса, похожий на веревку. Филовирус.
«Марбург», – подумал он. Эта штука похожа на Марбург. Он склонился над экраном. Его желудок скрутился в узел и перевернулся, и он почувствовал неприятное ощущение. Это финал. Фактор рвоты. Он был почти в панике, готов был выбежать из комнаты с криком: «Марбург! У нас Марбург!» Неужели это происходит на самом деле? Он втянул в себя воздух. Он не знал, была ли эта штука марбургским вирусом, но она чертовски походила на филовирус, вирус-нить. Затем в его сознании возник образ: клетки печени Питера Кардинала, разорванные и полные змей. Он мысленно сфокусировал изображение и сравнил его с тем, что видел на экране. Он точно знал, как выглядит штамм Кардинала, потому что запомнил его завитушки и кольцевые формы. То, что вирус сделал с этим мальчиком… разрушительное воздействие на ткани этого мальчика… «О боже! О черт! Мы с Питером это нюхали. Мы с Питером работали с этим, а это агент 4-го уровня биологической безопасности, Марбург… О боже…» Тома охватило неприятное чувство, внезапно он вспомнил о мужских репродуктивных железах, висящих между ног… яички размером с грушу, черные и гнилые, со слезающей кожей.
Он принялся фотографировать с помощью микроскопа. Машина выдала несколько негативов. Он отнес их в темную комнату, выключил свет и начал проявлять их. В кромешной тьме у него было время подумать. Он считал дни, прошедшие с момента контакта с агентом. Он нюхал эту фляжку в пятницу, перед тем как отправиться на охоту. Это было… десять дней назад. Какой у Марбурга инкубационный период? Он не был уверен. Посмотрим – обезьянам, которые вдохнули марбургский вирус, потребовалось много времени, чтобы болезнь проявилась, от шести до 18 дней. Он был на десятом дне.
«Я могу заболеть. Могу заболеть им в ближайшее время! У меня вчера болела голова? А сейчас болит? У меня есть температура?» Он потрогал лоб. Все хорошо. Если у меня не болит голова на десятый день, это не значит, что у меня не будет головной боли на двенадцатый. Как глубоко я дышал, когда нюхал эту фляжку? Щелкнул ли я колпачком? Так можно все забрызгать. Я не могу вспомнить. Тер ли я потом глаза руками? Не помню. Трогал ли я рот? Может быть, я не знаю.
Том думал, не совершил ли он ошибку. Может, это и не Марбург. Он был всего лишь стажером, он только учился этому. Поиск основных агентов 4-го уровня биобезопасности на окраинах Вашингтона, округ Колумбия, – это не то, чем обычно занимаются интерны. Может быть, это вообще не филовирус. Насколько я в этом уверен? Если пойти и сказать боссу, что я нашел марбургский вирус, и это окажется неправдой, то карьера пойдет коту под хвост. Если принять неверное решение, то в первую очередь поднимешь панику. А во-вторых, станешь посмешищем.
Он включил свет в темной комнате, достал негативы из ванны и поднес их к свету.
Он видел на негативах змееподобные частицы вируса. Это были белые кобры, спутанные между собой, как волосы Медузы. Они были лицом самой природы, непристойной богини, явленной обнаженной. Эти штуки были потрясающе красивы. Глядя на них, он почувствовал, как его вытягивает из мира людей в мир, где моральные границы размываются и, наконец, полностью растворяются. Он терялся в изумлении и восхищении, хотя и знал, что стал добычей. Жаль, что этот вирус не получится убить одним выстрелом из винтовки.
В этих изображениях он увидел еще кое-что, что заставило его испугаться и проникнуться благоговейным страхом. Вирус изменил структуру клетки почти до неузнаваемости. Он превратил клетку в нечто, напоминающее шоколадное печенье, в основном состоящее из шоколадной крошки. «Крошка» представляла собой кристаллические блоки чистого вируса. Он знал их как «включенные тела».
Это были выводки вирусов, готовящихся к вылуплению. Когда вирус растет внутри клетки, в центре появляются кристаллоиды или кирпичики. Затем они движутся наружу, к поверхности клетки. Когда кирпич касается внутренней поверхности клеточной стенки, он распадается на сотни отдельных вирусов. Вирусы имеют форму нитей. Нити проталкиваются сквозь клеточную стенку и вырастают из клетки, подобно траве, поднимающейся из засеянного суглинка. Когда кирпичи появляются и движутся наружу, они искажают клетку, заставляя ее выпячиваться и менять форму, и наконец клетка разрывается и умирает. Нити отрываются от клетки и дрейфуют в кровоток хозяина, размножаясь и захватывая все больше клеток, формируя кирпичики и разрывая клетки.
Взглянув на кирпичи, он понял, что пятнышки внутри клеток, которые он сравнил с перцем, когда десять дней назад смотрел на клетки в пробирке, на самом деле были включенными телами. Вот почему клетки выглядели опухшими и жирными. Потому что они были беременны и забиты кирпичиками вируса. Потому что они были готовы взорваться.
27 ноября, понедельник, 10:00
Том Гейсберт распечатал негативы на глянцевой бумаге размером 20 на 25 см и направился в кабинет своего босса Питера Ярлинга. Он пронес фотографии по длинному коридору, спустился вниз, прошел через охраняемую дверь, провел удостоверением личности по сенсору и вошел в лабиринт комнат. Он кивнул солдату – повсюду были солдаты, занятые своими делами, – и поднялся по лестнице на еще один пролет мимо конференц-зала, на стене которого висела карта мира. В этой комнате армейцы обсуждали вспышки вируса. В комнате шло совещание. Миновав ее, он подошел к группе кабинетов. Один из них представлял собой заваленный бумагами беспорядок, внушающий благоговейный ужас. Кабинет принадлежал Джину Джонсону, специалисту по биологической опасности, который возглавлял экспедицию в пещеру Китум. Напротив находился кабинет Питера Ярлинга, который был аккуратным и маленьким, и в нем было окно. Ярлинг поставил рабочий стол под окном, чтобы было больше света. На стенах висели рисунки его детей. Рисунок его дочери изображал кролика под ярким желтым солнцем.
На полке стояла африканская скульптура человеческой руки, держащей на кончиках пальцев яйцо, словно это яйцо содержало что-то интересное, готовое вылупиться.
– В чем дело, Том? – спросил Ярлинг.
– У нас тут большая проблема. – Гейсберт разложил фотографии в ряд на столе Ярлинга. Стоял серый ноябрьский день, и свет из окна мягко падал на изображения Медузы. – Это от обезьян Рестона, – сказал Гейсберт. – Я думаю, что это филовирус, и есть большие заметные шансы, что это Марбург.
Ярлинг вспомнил, как понюхал фляжку, и сказал:
– Это не смешно.
– Это не шутка, Питер.
– Вы уверены? – спросил Ярлинг.
Гейсберт сказал, что абсолютно уверен.
Ярлинг внимательно рассмотрел фотографии. Да, он видел червей. Да, он и Гейсберт могли бы вдохнуть его в свои легкие. Ну, головных болей у них пока не было. Он вспомнил, как сказал патологоанатому, разрезая маленький розовый кусочек загадочного мяса в алюминиевой фольге: «Хорошо, что это не Марбург». Да, конечно.
– Эта штука подходящего размера? – спросил Ярлинг. Он взял линейку и измерил частицы.
– Они выглядят слишком длинными для Марбурга, – ответил Гейсберт. Частицы Марбурга образуют петли, похожие на кольца. Эта штука больше походила на спагетти. Они открыли учебник и сравнили рисунки Гейсберта с картинками из учебника.
– По-моему, неплохо, – заметил Ярлинг. – Я покажу его Си Джею Питерсу.
Ярлинг, гражданский сотрудник, решил поставить в известность военное командование. Он начал с полковника Кларенса Джеймса Питерса, доктора медицины. Питерс был начальником отдела оценки заболеваний в Институте, врачом, который имел дело с опасными неизвестными. («Интересными штуками», как он это называл.) Питерс создал этот отдел почти единолично и управлял им единолично. Для военного он был необычным человеком, простым и небрежно-блестящим. У него были очки в проволочной оправе, круглое румяное приятное лицо с усами и легкий техасский акцент. Он был невысокого роста, но любил поесть и считал, что у него избыточный вес. Он бегло говорил по-испански, выучив язык за годы, проведенные в джунглях Центральной и Южной Америки в поисках горячих агентов. По армейским правилам он должен был являться на работу в восемь утра, но обычно приходил около десяти. Он не любил носить форму. Обычно он носил выцветшие синие джинсы с яркой гавайской рубашкой, сандалии и грязные белые носки, выглядя так, словно только что провел ночь в мексиканском отеле. Отсутствие униформы он объяснял тем, что страдал от «стопы атлета» – неизлечимой тропической болезни, которую перенес в Центральной Америке и от которой так и не смог избавиться, – поэтому ему приходилось носить носки с сандалиями, чтобы поддерживать циркуляцию воздуха вокруг пальцев ног, а джинсы и яркая рубашка были частью пакета.