Для определенной категории генетиков в таких на первый взгляд мутуалистических взаимоотношениях нет ничего удивительного. Одним из главных открытий, сделанных после расшифровки человеческого генома, первый набросок которого был опубликован в 2001 году, был тот факт, что 8% нашего генетического материала состоит из вирусов, интегрированных в саму нашу ДНК. Поначалу ученые считали эти частички вирусов своего рода мусором, оставшимся после прошлых вторжений, однако десять лет спустя становится все более очевидным, что эти внедрившиеся вирусы сделали возможным ряд важных эволюционных скачков.
Рассмотрим в качестве примера нашу адаптивную иммунную систему: белые кровяные клетки, которые учатся, кого следует распознавать и атаковать, а к кому проявлять толерантность на протяжении всей жизни[473]. В основе этого процесса лежит умение генерировать рецепторы, способные распознать что угодно. Как мы создаем практически бесконечные возможности на основе конечного генома? Перетасовывая ограниченный набор инструкций до тех пор, пока не будет получена та или иная комбинация. По мнению ученых, эту способность обеспечил вирус, который внедрился в наш геном.
Можно рассмотреть также плаценту — орган, позволяющий млекопитающим вынашивать плод внутри организма[474]. Плацента выполняет много задач, в том числе прячет эмбрион от иммунной системы матери. По мнению ученых, именно интеграция вируса сделала возможной такую способность к маскировке. Интегрированный вирус помогает подорвать иммунный ответ матери.
Какими бы интересными ни были эти примеры, они не оказывают серьезного влияния на рассматриваемый вопрос: если мы эволюционировали вместе с вирусом Эпштейна — Барр и этот вирус является скорее мутуалистом, чем патогеном, тогда почему в наши дни он провоцирует рассеянный склероз? Возможно, запоздалое внедрение этого вируса в организм меняет характер его воздействия на хозяина, однако сам по себе этот факт не может объяснить значительные различия в распространенности рассеянного склероза в мире. Как и в предыдущих случаях, вклад данного вируса в общую картину происходящего может зависеть от контекста более крупного суперорганизма (от того, что еще присутствует или отсутствует в нем).
В прошлом вирус Эпштейна — Барр попадал в организм человека гораздо раньше: по всей вероятности, в момент прекращения грудного вскармливания. (В развивающихся странах это происходит до сих пор.) Возможно, бактерия Helicobacter pylori прибывала в то же время. Кроме того, человек еще в детстве подхватывал некоторых гельминтов. Питание и постоянное пребывание в среде, изобилующей гельминтами, обеспечивало формирование совершенно другой микробиоты, которая, насколько мы можем судить, носила менее выраженный воспалительный характер. Сигналы, поступающие от мамы в период развития плода, также были другими. В крови с самого рождения циркулировало больше регуляторных Т-клеток. А теперь вопрос: возможно ли в этом контексте, чтобы усиление воспалительного ответа, обусловленное EBV, приносило пользу совершенно безвозмездно, то есть чтобы была защита от вторжения и не было аутоиммунной реакции?
Я задаю этот вопрос Бартону, и он, будучи серьезным ученым, отвечает, что никто не искал ответ на этот вопрос экспериментальным путем. «Никто даже близко не подошел к этому», — говорит он.
Как выяснилось, различия в распространенности других заболеваний, связанных с EBV, свидетельствуют о том, что на самом деле коинфицирование играет важную роль в определении причиненного вирусом ущерба. В тех местах, где рассеянный склероз встречается реже всего (в Африке и Южной Азии), с вирусом Эпштейна — Барр связывают возникновение ужасных форм рака, обусловленных вторичной инфекцией. Воспользовавшись этой информацией в качестве ориентира, мы можем составить весьма приближенные уравнения, в частности: малярия в сочетании с EBV вызывает предрасположенность к раку белых кровяных клеток, которую называют иногда лимфомой Беркитта; вирус Эпштейна — Барр в сочетании с ВИЧ (еще одним вирусом, который нарушает равновесие иммунной системы) повышает риск развития лимфом[475]. Получив на одном полюсе злокачественные опухоли, обусловленные EBV, а на другом — связанные с EBV проблемы высоких широт (такие, как мононуклеоз и рассеянный склероз), мы можем выделить золотую середину — оптимальную конфигурацию суперорганизма. В эту конфигурацию входит раннее прибытие вируса, успокаивающая микробиота, постоянное микробное давление со стороны микроорганизмов, обитающих во внешней среде, а также несколько паразитов, стимулирующих регуляторные цепи. Следовательно, в этой регуляторной функции задействованы не только гельминты.
Могут ли паразитические бактерии предотвратить рассеянный склероз?
Как вы помните из главы 3, в конце 90-х годов итальянские ученые добились поразительных результатов посредством введения больным рассеянным склерозом ослабленной микобактерии (бациллы Кальметта — Герена, БЦЖ), которая обычно используется для вакцинации от туберкулеза[476]. Это было небольшое исследование, охватившее всего двенадцать человек. Тем не менее, по данным МРТ, развитие болезни замедлилось на 60%. В конечном счете исследование развалилось — может быть, потому, что никто не понимал, как такой результат стал возможным. Никто не проводил дальнейших исследований — во всяком случае, с участием людей.
Однако Жужанна Фабри из Висконсинского университета в Мэдисоне поставила перед собой задачу определить иммунологию этого процесса. В конце 90-х она работала в сотрудничестве с Джоэлом Уэйнстоком и изучала способность гельминтов останавливать развитие рассеянного склероза у мышей. Фабри обнаружила, что предварительное инфицирование Mycobacterium bovis также полностью защищает мышей от рассеянного склероза, но только тех мышей, которые уже были носителями этой бактерии в тот момент, когда она пыталась вызвать у них аутоиммунное заболевание[477].
Как это работает? Паразитические микобактерии захватывают иммунные клетки — макрофаги, которые пытаются их уничтожить. Бактерии превращают этих несостоявшихся героев в безопасное убежище для себя. Безусловно, иммунная система не может полностью игнорировать присутствие этих бактерий, поэтому множество лимфоцитов собираются вокруг захваченных макрофагов и пытаются пробить их коллективную защиту. Такое сложное положение дел характерно для латентной микобактериальной инфекции. Оказавшиеся за стеной захватчики не могут распространяться, однако иммунная система не в состоянии полностью их уничтожить. Начинается долговременное противостояние. Фабри обнаружила, что эта патовая ситуация каким-то непостижимым образом обеспечивает удаление аутореактивных иммунных клеток — лимфоцитов, которые в противном случае вызывали бы аутоиммунные заболевания.
Что это значит?
Сто пятьдесят лет назад латентный туберкулез был почти у всех людей — разумеется, за исключением обладателей активной формы туберкулеза. Ученым известно также, что некоторые штаммы микобактерий не вызывают никаких болезней — они безвредны. Следовательно, если применить выводы Фабри по отношению к людям, тогда это означает, что в прошлом «огонь по своим», который приводит к образованию очагов поражения в центральной нервной системе, был бы просто невозможен. При наличии микобактерий лимфоциты, действие которых направлено на собственные ткани, отменяли боевую готовность.
Сегодня около трети жителей планеты остаются инфицированными M. tuberculosis, причем главным образом в тех местах, где редко встречается рассеянный склероз. Такая обратная зависимость имеет место даже в развитых странах. По результатам проведенного в 1981 году исследования было установлено, что, если у датских детей до семилетнего возраста был положительный результат теста на туберкулез, это существенно сокращало риск развития рассеянного склероза впоследствии[478]. С другой стороны, если дети выдавали положительный результат теста на туберкулез в более позднем возрасте, у них не было такой защиты.
Это возвращает нас к рассматриваемому вопросу. Действительно ли вирус Эпштейна — Барр вызывает рассеянный склероз, или развитие рассеянного склероза обусловлено EBV в совокупности с каким-то другим фактором, таким как постсовременная иммунная система, лишенная воздействия гельминтов и микобактерий?
Многочисленные факты указывают на то, что подверженность развитию рассеянного склероза можно потерять или обрести даже в зрелом возрасте. В середине ХХ столетия у людей, которые переехали из северных районов в южные, будучи взрослыми, снизился риск развития рассеянного склероза по сравнению с теми, кто остался на прежнем месте[479]. К тому времени они, по всей вероятности, уже были носителями EBV. Как этим людям удалось снизить риск после заражения вирусом EBV? Напротив, у взрослых людей из развивающихся стран, которые предположительно стали носителями EBV в своих родных странах, мог даже немного увеличиться риск развития рассеянного склероза, если они проводили достаточно времени в зонах повышенного риска.
Рассмотрим существенное повышение распространенности рассеянного склероза на островах Мартиника и Гваделупа[480]. До 90-х годов рассеянный склероз крайне редко встречался на Карибских островах. Однако начиная с конца 90-х распространенность этого заболевания резко повысилась от почти нулевого уровня до 15 случаев на 100 000 человек. Ученые, изучавшие этот вопрос, пришли к выводу о том, что такое повышение обусловлено потоком обратной миграции (возвращением эмигрантов, которые десятки лет жили