— Ну, Дмитрий! Зачем вы так! — Взмолилась Виктория. — Это реально судьба всех людей!
— Люди давно похоронили свою судьбу, девочка!
— Постой, Вика! — Вмешался Влад. — У него синяки здесь, на шее, если присмотреться… Что вы на хрен с ним делаете…
— Мы предупреждали. Он нервный из-за пережитого. Потерял чувство реальности. Думали, вы поможете вернуть его к нам. Всему миру нужна помощь… — Сказал майор, натягивая на глаза форменную фуражку.
— Так если Дмитрию Геннадьичу плохо, и он причиняет себе вред, то почему его не отправят в больницу? — Возмутилась Виктория.
— У нас есть… Специальные врачи, сотрудники. Это приказ свыше. Я не знаю.
— Аха-ха! Аха-ха-ха! — Рассмеялся мужчина, слегка подпрыгивая на стуле, насколько это позволяли заведенные назад руки.
— Господи, я псих! Действительно! Я-то думаю, что вокруг происходит!? А я просто свихнулся… Что же вы мне раньше, уважаемые, не сказали?
— Да что за чертовщина? Послушайте, товарищ майор! Его кто-то избил! Может ваши подчинённые, сокамерники, не знаю! Дмитрий Геннадьевич не мог спятить!
— Молодой человек, сейчас такое творится, что даже светлые головы теряют разум!
— Разум!? Да это у вас тут у всех разума нет. Я чувствую, что творится какая-то фигня!
— Влад… Спокойно. Мы разберемся… Погоди.
— Творится, не творится, а вам пора! Спасибо за помощь, так сказать. Гражданин Проскурин вас не узнал. На выход. Давайте, молодые люди, у нас много дел.
— Что? Как не узнал, что это значит?
— Давайте сказал! Сейчас конвой вызову!
Влад нехотя поплелся к двери. Вика последовала за ним. Все это время профессор неистово хохотал, вставляя свои комментарии. Майор натянул фуражку чуть ли не на подбородок. Лицо его было красным.
— Вы не только фашисты! Вы ещё и идиоты! Это и правда, какая-то эпидемия сумасшествия… — выкрикнул Проскурин, слыша, как хлопнула дверь.
Шаги в коридоре, голоса. Смятение и мандраж. Но ненадолго. Вскоре кабинет вновь наполнился тишиной. Вместе с ней пришла боль. Стало тоскливо, муторно.
Профессор взглянул в окно, освещённое уже полуденным солнцем. Мужчине стало чудовищно одиноко. Лучше уж допрос, пусть даже с пристрастием. Только не это гнетущее одиночество.
Небольшой поселок городского типа растянулся кляксой на двух холмах. Из достопримечательностей здесь была центральная улица с «Памятником неизвестному солдату», «Почтой» и отделением «Сбербанка».
В центре, как раз за площадью с памятником, находилось несколько трёхэтажек. Люди, живущие здесь, гордо именовались городскими.
Остальные же были деревенскими, многочисленной низшей кастой. Они часто приходили и приезжали в центр, фотографировались на фоне памятника и Сбербанка. Но городскими от этого не становились. Потому что в трехэтажных домах не жили.
Все решает твое жилище. Вот основа нового феодального строя.
Деревенским был и Мишка, мальчик лет десяти. Впервые в своей жизни он оказался на такой высоте.
Горячая, пахнущая смолой крыша квадратного муравейника, казалась для него лучшей смотровой площадкой. Он сидел на кирпичной кромке вентиляционного канала, рассматривая зелёный дым деревьев.
Кое-где из этого дыма являлись верхушки домов и учреждений. Редкие машины бороздили центральную дорогу.
Переезд, разрывающий трассу, был пуст. Раньше через него ходили поезда до города. Теперь поездов не было. Раздолье автомобилистам.
За скоплением деревень было поле. Ровное, с небольшими холмами. Над ним низко висели белые облака, как будто из рисованного мультика.
Мишка теребил полосатую футболку, теряясь от полученных эмоций. Но в последний момент взял себя в руки, чтобы не позориться перед «городским» товарищем.
Серёга стоял рядом. Он был ровесником, но старался вести себя старше. Это глупое стремление к старости, которая никак неизбежна. Жаль, в детстве мы отказываемся понять это.
— Ну что? Как крыша? — Сказал Серёга, рассматривая кирпич, валявшийся тут же.
— Охренеть! То есть, так… Хорошо конечно, круто.
— Видишь, как обещал. Меня сюда вечно пускают. Потому что я веду себя нормально. А так, для остальных закрыто.
— Ого! И часто ты здесь бываешь?
— Почти всегда, после школы и на каникулах. Уже даже скучно. Вот тебя позвал, чтоб хоть повеселее.
На самом деле Серёга был второй раз на крыше своего дома. И то, ему чудом удалось проскользнуть в момент, когда замок почему-то сняли.
Ведь по распоряжению администрации района, доступ на чердак должен строго контролироваться управляющей компанией. Но обо всем, об этом Сергей предпочел промолчать.
— Блин, люди такие маленькие! И ветер такой! Даже страшно. А если подойти на край, то капец наверное… — Не смог скрыть порции восторга Мишка.
— Ну, на край не надо. А то ещё подумают, что ты того — суицидник. Давай лучше в бинокль посмотрим.
— Точняк!
Мишка взял небольшой бинокль, который был захвачен из дома. Прислонил его к глазам, покручивая колёсико.
— Ну!
— Что ну?
— Видишь там чего?
— Так… Немножко.
— Блин дай посмотреть, может, я увижу.
Серёга забыл о своих взрослых манерах, в нетерпении вытянув руки.
— Ну, на, на! Все равно фигня. Здесь какой-то телескоп нужен.
Серёга молча схватил бинокль. Потом приблизился к краю крыши, забыв про собственные наставления. Около минуты он пристально смотрел через линзы.
— Обалдеть, Михон! Летающая тарелка! Прям отчётливо видно, — в итоге заявил он.
— Блин, а я пятно только какое-то засек. Я и так его вижу.
— Э, уметь надо. А знаешь, что там за пришельцы? — Последнюю фразу Серёга произнес таинственно.
— По Ютубу говорили…
— По Ютубу все врут! На самом деле — это такие люди, у которых кишки живые, как змеи. Они выпрыгивают и душат любого. Много кого задушили.
Мишка побледнел, оглядываясь по сторонам.
— Типа они нас убьют?
— Ну их там с огнемётов всяких мочили. Думаю ни фига.
Мальчики замолчали. Серёга сел рядом с другом. Вместе они завороженно смотрели вдаль.
— А как их кишки из живота выходят? Ну, чтобы душить, — произнес Миха.
— У них такой разрез есть на пупке, как женская писька.
— Чего!?
— Ну, дырка такая, откуда они достают эти… свои змеи.
— Да уж блин, интересно, какая там писька.
— Ты что телок голых в порнухе не видел?
— Нет. То есть да. Но у инопланетян как…
Миха покраснел. Он действительно не мог представить ничего внятного. Но показывать это перед другом не хотелось.
— Ладно, подрастёшь, узнаешь, — заявил Серёга.
— Мы так-то ровесники.
— Вот именно, что так-то! Хватит уже об этих гадах. Я сейчас подойду к самому концу крыши, ближе чем только что было. Возьму бинокль, и буду смотреть. А ты будешь страховать, чтоб я не свалился. Может так мы получше тарелку увидим.
Мишка мало что понял, но воодушевленно кивнул. Серёга взял бинокль. Широко шагая по раскалённому покрытию, направился к самому «обрыву».
Действительно, сейчас он пересек условную черту, на которой стоял недавно. Теперь его ноги оказались всего в нескольких сантиметрах от края.
Миша подошёл сзади, чувствуя нарастающий страх.
— Нет, блин, не то. Надо на что-то залезть. Сейчас из кирпичей горку сделаем. Я стану на нее. Ты держать будешь. И тогда точно увидим.
— Может, не надо, Серег? А то грохнемся.
— Сегодня можно! Это специальный случай. Не грохнемся, давай кирпичи!
Мишка случайно взглянул вниз. Ему стало тошно. Чувство тревоги предательски сдавило виски. Казалось, что тут не три этажа, а все двадцать. Будто даже в большом городе нет таких высоких построек.
— Да твою ты, сука! Серёжка! Куда гад залез!? Смерти моей что ли хочешь, паскуда!? Это ещё кто с тобой!? — Раздался истеричный, женский голос.
Серёга ахнул и пошатнулся. Потеряв равновесие, тело наклонилось в сторону пугающей пустоты. Холодной рукой, рефлекторно, Мишка сделал молниеносный выпад, схватив друга за одежду.
Тот вцепился в руку приятеля мертвой хваткой. И оба школьника упали на горячую, черную плоскость, чудом избежав полета с крыши.
— Бин, капец, мамка! Спасибо, что меня спас, брат! — Произнес Серёга, чувствуя, как сердце барабанит по ребрам.
— Я же говорил, свалимся.
— Да это мамка все виновата. Если что, ты меня сюда позвал, на крышу! Понял? А то я ремня получу, — дробью протараторил Сергей.
Полноватая женщина в светлых джинсах, матерясь, выбралась на крышу. Глазами озлобленной кошки онаискала добычу.
Это было явно не к добру. Хотя детство без хорошей взбучки: не детство. Не так ли?
Подозрительно долго в кабинет никто не входил. Дело шло к вечеру. Проскурин чувствовал, что тело начало затекать. Может его решили взять измором? Он будет сидеть в наручниках, пока не умрет. Бред. Хотя, от доведенного до отчаяния госаппарата можно ожидать многого.
— Господи, в туалет бы хоть отпустили… Знал бы, что такие изверги, я бы… Хотя, что бы я на хрен сделал? — Подумал учёный, глядя в опостылевшее за день окно.
Захотелось упасть вместе со стулом, кричать, биться в истерике. Привлечь к себе как можно больше внимания! И лишь полная нелогичность такого поступка заставляла сидеть относительно смирно.
— Сука, лучше б я сдох ещё под теми завалами, — вслух произнес Дмитрий Геннадьевич.
Как вдруг дверь открылась. В комнату вошёл майор. Неужели ударит? Со спины, здоровенной дубинкой! Переломает шею к чертовой матери!
Нет, куда более странно. Майор резким движением отомкнул наручники, освобождая кисти заключённого.
— Ох, на хер, — выдохнул Проскурин, не стесняясь в эмоциях.
— Я свободен? Все? Меня сказали отпустить?
Учёный встал со стула, но тут же плюхнулся обратно, потому что ноги ужасно ныли.
— Не совсем. У вас ещё посетитель.
— Кто?
Профессор судорожно перебрал в голове список тех, кто может его навестить. Пресса, высокий чин из правоохранительных, адвокат, сам президент.