— Что происходит, — судя по тону, монах не спрашивал, а задавался риторическим вопросом. — Ложная тревога одна за другой.
Берта пожала широкими плечами, насколько позволяла тяжесть комби-дробовика.
— Как будто та дрянь из океана выжрала всю… — монах не закончил, опасаясь поминать вслух нечестивое.
— Этак мы останемся не у дел, — позволила себе легкую шутку Берта.
К отрядовцам быстро подошел адепт-вериспекс, похожий в массивной броне на двуногого краба, с выступающими во все стороны решетками детекторов. За адептом летел сервочереп, соединенный с хозяином при помощи длинного кабеля. Череп раскинул длинные паукообразные лапки и дергал ими, словно хотел поймать ледяной ветер.
— Господа, прошу прощения, — деловито сообщил вериспекс. — Нам очень… неловко. Кажется опять мимо.
— Нулевая активность? — уточнила Берта.
— Увы, да.
— А ведь сигнал шел такой, словно дрянь тащили прямо в хост… — Священник опять говорил иносказаниями, но собеседники его отлично поняли.
— Шатало так, что у нас провидец сошел с ума, — доверительно сообщил адепт, склонив голову.
— И все? — не удержалась от вопроса Берта.
— И все, — вид у вериспекса был понурый и грустный, как положено ответственному работнику, что самое меньшее неделю теперь будет отписываться по всем инстанциям.
— Ладно, — вздохнула наставница, — тогда поставьте нам печать, что вызов отработан.
— Я приложу запрос о суточной остановке "Радиального-12", — уточнил адепт. — Может, что-нибудь еще найдем. Хотя конечно вряд ли…
— Как скажете, — согласилась Берта. — Это уже коменданту, не наш вопрос.
— Несите бумаги, — грустно подытожил адепт. — Будем описывать.
Священник молча глянул на Берту, наставница так же молча и едва заметно кивнула.
— В машину! Ждем! — зычно гаркнул монах и добавил уже тише, спокойнее. — Нечего зады морозить…
Поезд стоял на окраине "райцентра", холодный ветер пронзительно выл за толстыми бортами, пытался шатнуть огромное сооружение, мел по рельсам белую поземку. Ольга, выбравшаяся из горячего душа, обернула голову полотенцем, скорее по привычке — короткая щетинка отрастающих волос не требовала особой сушки. Можно было открыть броневую заслонку и глянуть, что происходит за бортом, но девушка и так знала — суета, организованный хаос, свет прожекторов, летающие машины, что поминутно садились, падая из чернильных небес. В общем, ничего интересного.
Ольга села, поправила кальсоны на завязках и рубашку, похожую на двуслойную тельняшку, все чистое и теплое. Использованная одежда крутилась под присмотром Безумца этажом ниже в хитрой стиральной машине, которая чистила без воды. Деметриус нараспев молился, Савларец изредка поминал "императорову кровь", пытаясь сготовить на камбузе "правильный хавчик для каторжан", нормальный паек безносый старался не есть, потому что "не по чину опускаться до казенного". Ольгу так и подмывало заметить Савларцу, что он вообще тянет лямку на общей, а это не к лицу настоящему, ровному каторжанину. Но девушка смиряла позывы, не желая накалять.
— Вечер в дом, огонь в очаг, Император в сердце.
Священник был деликатен, он вначале постучал костяшками пальцев по стенке, а затем уже откинул занавесь. Ольга дисциплинированно вскочила с полки, бодро сложила пальцы в осточертевшую аквилу и сообщила:
— Император защищает!
— Защищает, защищает, — монах шевельнул лопатообразной ладонью с мозолями, похожими на роговые нашлепки. — Садись, девочка.
Ольга еще старательнее выпучила глаза в верноподданнической гримасе, ожидая подвоха.
— Садись, — с явственным неудовольствием в голосе уже не попросил, а приказал Священник.
Ольга плюхнулась обратно, на полку спиной вперед, не размыкая пальцев, сохраняя на лице выражение пламенного и фанатичного идиотизма.
— И вот этого тоже не надо, — досадливо поморщился Священник, мгновение подумал и сказал. — Вольно!
Ольга чуть расслабилась, съежившись в ожидании нехорошего.
Монах вздохнул, сверкнув маленькими глазками под седыми кустиками бровей. Машинальным, давно привычным движением пригладил череп на поясной цепи, отполированный до лоснящегося блеска тысячами таких прикосновений. Отцепил затрепанную книгу в деревянной обложке с застежкой, положил увесистый томик на стол.
— Это хорошо, это правильно, — палец монаха уперся в самодельную аквилу на шее Ольги. — Ее сделал достойный человек с истинной верой в добром сердце. Намоленная вещь.
Девушка сглотнула, пытаясь понять, что это за хитрая проверка и как следует себя вести.
— Знаешь, в чем главная беда пастыря? — внезапно спросил незваный гость, положив ладонь на обложку своей библии.
— Не могу знать! — отрапортовала девушка.
— Идиоты, — сообщил монах. — Идиоты, что выхолащивают ритуал и дух Его слов. Жестокие каратели, готовые жечь за… что угодно.
— Простите, господин… Священник, я не понимаю!
Ольга старательно глядела в стену, избегая умного взгляда служителя культа. Девушка отчетливо понимала, что в вопросах веры она всегда идет по грани, и любое неосторожное слово может отправить на тот свет. И по опыту приключений на Баллистической Станции Ольга подозревала, что здесь "тот свет" — ни разу не метафора.
— Вера в словах твоих, на языке твоем, — нараспев проговорил Священник. — Однако нет ее в сердце, потому речи твои громки, но пусты, словно колодец пересохший.
Он сделал паузу, внимательно глядя на Ольгу. Девушке вдруг стало жарко, она крепко взялась за пластмассовую аквилку обоими кулачками. Не то, чтобы Ольга верила в чудесную силу и поддержку символа, но требовалось как-то занять руки, чтобы скрыть дрожь пальцев. Монах заметил жест и чуть кивнул, словно одобряя.
— Ты пытаешься сойти за благочестивую через ритуал. Получается неплохо, неплохо, прямо скажем. Но все же недостаточно.
"Твою ж мать" — только и подумала Ольга, чувствуя, как стекает вдоль позвоночника холодная струйка пота.
— Ч-что?..
— Дитя мое, — поучающе сказал монах. — Не надо бояться. Если бы я почуял в тебе нечестивое, еретическое хоть на снежинку весом и размером, ты бы уже вылетела за борт горячим пеплом. Но я вижу лишь маловерие, происходящее от незнания. А невежество — порок не человека, но его пастыря.
Монах со щелчком отпер обложку своей книги. Обеими руками коснулся первой страницы, как слепой. На плотной желтоватой бумаге чернело изображение высокого мужчины, облаченного в уже знакомый Ольге скафандр-доспех при огромных наплечниках. В одной руке рыцарь сжимал молот, другую поднял над головой, сжав кулак. Лицо Священника будто осветилось изнутри благоговением, искренним, без тени наигранности.
— Тебя учили скверные пастыри, — сообщил монах. — Им нужна была слепая вера, строгий ритуал. Что ж, и этому есть место в Империуме. Однако не здесь. Не под священным флагом цвета крови праведников. Как ты думаешь, почему?
Ольга сглотнула, еще крепче сжав зеленого орелика. Священник ждал.
— Я не знаю, — прошептала девушка, чувствуя, что поставила на кон собственную жизнь.
— Если бы ты сейчас начала снова сыпать словами без содержания, без веры, они стали бы последними в твоей жизни, — просто и буднично сообщил монах. — Но ты признала, что душа твоя суть открытая книга с чистыми страницами. И это хорошо. Путь к свету начинается с понимания, что кругом тьма.
"О, господи… Бля…".
— Нынче ты в ЭпидОтряде, дитя, — негромко сказал Священник. — Наша работа смертельно опасна для тела, но куда страшнее угроза, что висит над душами очистителей. Поэтому я здесь, средь малых сих. Поэтому я не кричу "ересь" по любому поводу, а закаляю души моей паствы пониманием. Придет время… а оно придет, уж поверь, когда враждебные силы атакуют твое естество, постараются украсть суть твоей человечности. И когда это случится, защитит лишь подлинная вера, основанная на строгом знании. Понимаешь?
Ольга медленно кивнула, осторожно, как будто желая оставить за собой возможность забрать жест обратно, отказаться от него, заявив, что это просто движение без смысла и повода. Монах улыбнулся скупой, сдержанной улыбкой, тщательно протер ладони о рукава собственной рясы, благоговейно, без капли наигранности, перевернул страницу, вымолвив:
— Он есть Император и Бог, одновременно тварное создание и сверхъестественная сущность. Поэтому Господин наш поистине совершенен и стоит выше любой субстанции по эту и ту стороны мироздания.
Ольга ожидала увидеть новую картинку сообразно услышанному, то есть с неким божественным содержанием, но категорически ошиблась. На весь разворот, по обоим листам раскинулась схема. Стилизованная под широкий храм с куполообразной крышей, наполненная многочисленными и непонятными фигурками-символами, но все же — вполне явственная схема при квадратиках и надписях. Ольга разобрала что-то про "кустодес" и "мунисторум".
— Проповедь должна наполнять души прихожан благочестием и верой, — вымолвил Священник. — Однако невежественный разум не может воспринять свет истины в полной мере. Так что для начала…
Он положил широкую ладонь поверх схемы.
— Это, дитя, и есть Империум. Прекрасное творение Бога-Императора, в чьих стенах нашли приют народы бессчетных языков. Давай же посмотрим, как устроен дом Человечества и что за привратники, строгие, но справедливые, хранят его врата…
Глава 5
За шесть месяцев до дня Х…
"Пиранья" — подумал Аврелий. — "Проклятая каппадорийская пиранья, вот кого он мне напоминает. Только расцветка другая".
Марсианский корабль завис на стационарной орбите в ста десяти километрах над поверхностью Деймоса. Аппарат будто привязали невидимой нитью к обычной, не примечательной скале, что скрывала многометровые створки стыковочных механизмов. Корабль в чернильном небе казался почти невидимым, присутствие аппарата выдавали только мерцание габаритных огней на многометровых жалах антенн ауспексов, да редкие выбросы плазмы из корректировочных двигателей.