Еще на церковном корабле Ольга наслушалась боязливых историй о чудовищной, запредельной смертности в ЭпидОтряде, доходящей едва ли не до девяноста процентов. Однако все время, что новая послушница провела здесь, рота выезжала только на ложные вызовы, и никто не умер, даже не покалечился. Хотя нельзя сказать, чтобы это особенно тяготило девушку. Впрочем, знакомство с последним членом вагонного отделения несколько отрезвило.
Мужчину средних лет, похожего на дико заросшего бородой Люка Скайуокера с глазами навыкате, звали Безумец, он был действительно тронувшимся наглухо и обитал где-то среди механических дебрей промежуточного этажа, рядом со стиральной машиной, что работала без воды. Несчастный походил на жертву страшнейшего посттравматического расстройства, отрядовцы его с одной стороны как будто не замечали, а с другой ненавязчиво берегли и заботились. Похоже, Безумца считали блаженным и талисманом вагона. Вопрос — каким образом бедолага пришел в столь печальное состояние — сокамерники старательно обходили вниманием, даже монах отмалчивался. Ольга довольно быстро привыкла раз-другой за ночь просыпаться от диких воплей "стены! они лезут из стен! твари на потолке!!!" и перестала задавать лишние вопросы.
Таким образом, жизнь в ЭпидОтряде ухитрялась совмещать обилие новых впечатлений со скукой. Частые тренировки, нечастые выезды по ложным вызовам, монашеские проповеди… и все. Ольга даже попробовала ненавязчиво так познакомиться поближе с Деметриусом, но парень ее сторонился. Вернее он сторонился вообще всех, погруженный в молитвы или неразговорчивые думы.
Четыре года… Двести недель, одна уже миновала, осталось еще сто девяносто девять. Считай, скоро уже на свободу с чистой совестью.
Ольга отдыхала после утомительной тренировки, что началась спозаранку и закончилась ближе к полудню, когда "Радиальный" замедлился еще больше и начал переливчато сигналить. Этот звон девушка уже выучила, он означал, что сейчас бронепоезд начнет маневрировать в паутине рельс и остановится для дозаправки, погрузки, а также бог знает чего еще.
Ноги болели, плечи ломило от тяжеленной "разгрузки" — Плакса в порядке развития навыков заставил помощницу потаскать огнемет. Агрегат был настолько громоздок и тяжел, что носить его в руках было непросто даже мужчине, поэтому весь комплект огнемета или химического распылителя включал довольно сложную систему подвески и стабилизации. Если все правильно надеть и подогнать, то использовать орудие было несложно. Хотя все равно тяжело.
Бронепоезд остановился. Ольга размяла гудящую от боли правую икру и подумала, что удивительное дело — хотя это вроде не запрещено, никто не ходит друг к другу в гости. Каждый вагон живет собственной жизнью, не общаясь с окружающими.
А почему? Непонятно. Впрочем, она уже привыкла, что множество вещей в Империи не имеют логического объяснения. Они просто такие, какие есть, это бесполезно обсуждать и критиковать. Вот почему, например, дрянной кофе называют "рекаф", водки нет, а чай считается варварским напитком сродни самогону? А потому что. Просто так.
Девушка приоткрыла заслонку на окне, чтобы посмотреть на солнце. Местная звезда была тусклой, в самый яркий полдень казалось, что за бортом сумерки, но все какое-то разнообразие.
О, забавно… кажется станция или какой-то терминал. "Радиальный" тронулся опять и медленно въезжал в какой-то металлический лес, где обильно возвышались железные фермы, бетонные колонны, хаотически спроектированные переходы. Все очень утилитарное, совершенно не пассажирское. Бронепоезд катился по широкой, загибавшейся полукругом колее в сторону огромного сооружения, похожего на диспетчерскую башню в виде широкой таблетки с двумя "ногами" по обе стороны железнодорожной трассы. Поезд должен был пройти под ней, двигаясь в жерло бетонного комплекса, похожего на россыпь огромных кубов.
— Император защищает, — пробормотала девушка, наблюдая за тем, как приближается оранжево-желтая витрина диспетчеров (или что это там было). Над "таблеткой" высилась орудийная башенка с пулеметной спаркой и нечто, подозрительно напоминающее раструб гигантского огнемета. Было интересно, что случится дальше, но лампы под потолком трижды мигнули. Этот знак Ольга уже выучила — требование наглухо замуроваться в поезде, прикрыть все окна и не высовываться. Девушка пожала плечами, задвинула бронированную пластину и добросовестно прикрутила все запорные винты. Потом отправилась на камбуз за обедом.
Кашеварил обычно Плакса, насчет которого беззлобно шутили, что ему даже солить пищу нет нужды, достаточно всего лишь немного порыдать над кастрюлями. Действительно, эльфообразный огнеметчик никогда не снимал длинный шарф и почти всегда либо открыто плакал, либо морщился в готовности разрыдаться. Ольга решила, что, скорее всего это последствия адаптации многих поколений к каким-нибудь планетарным условиям — повышенное слезоотделение и промывка глазного аппарата.
— На, — Плакса шмыгнул носом и бухнул в ольгину миску половник чего-то, похожего на разваренный гороховый концентрат. В месиве наблюдалось мясо, похожее на тушенку. Девушка уже знала, что это некий "грокс", но благоразумно не выспрашивала, что он такое, рассудив, что чего глаза не видят, того и желудок не боится.
Из темного угла общего кубрика злобно сверкнул глазами Савларец, Ольга сделала вид, что не заметила. Девушка вообще пришла к мысли, что безносый — самозванец и просто болтун. Не было в нем настоящей "тюремности", не чувствовался хорошо протекший чердак настоящего арестанта с настоящей адской каторги.
Поезд вздрогнул и остановился, из-за толчка Ольга едва не выронила миску. Зашипел сбрасываемый пар, что-то загремело по бронеобшивке. Поглощая горячий обед, послушница грустно припомнила, что сегодня ее очередь на мытье посуды. Завтрака не было в силу тренировки, зато сейчас будет чем заняться.
— Помогу.
Святой Человек говорил нечасто, зато всегда весомо и очень в тему.
— Спасибо, — поблагодарила Ольга, собирая пустые миски. Одно хорошо — все отрядовцы явно имели голодное прошлое, так что использованная посуда всегда сияла, как облизанная, ни крошки на донышке. Меньше работы дневальному. Жаль, что мытье не механизировано, хотя робот-уборщик, например, есть, вот, катается и убирает, как положено, даже санузел умеет чистить.
Савларец небрежно швырнул ей миску со словами:
— Прибери.
Ольга склонилась к нему, делая вид, что перехватывает удобнее стопку посуды и тихонько пообещала:
— Гавкнешь еще раз, котелок на уши одену.
Каторжник сморщил и без того уродливое лицо в совсем уж невообразимую рожу и промолчал. Физиономия псевдоуголовника все еще не зажила после встречи с регицидной доской и ногтями, это радовало Ольгу. Хорошо, когда скверные люди страдают.
Не слишком ловко, но старательно действуя шлангом со слабой струйкой теплой воды, мойщица как бы невзначай, между делом спросила добровольного помощника:
— А где мы?
— На радиальной линии номер двенадцать, — ответил Святой, вытирая полотенцем очередную миску.
Ольга помолчала, стараясь выдумать следующий вопрос. Ну да… логично — поезд с названием "Радиальный-12" едет по соответствующей ветке.
— Сегодня стоим на дозаправке, — Святой критически обозрел кастрюлю. Всем был хорош Плакса-повар, но каждый раз у него что-нибудь да пригорало. Длинноволосый отрядовец махнул головой, откинув назойливую прядь жидких седых волос, и полез за щеткой.
— Сегодня спать не ложись. Зайди к Грешнику, он даст термос с рекафом. Умеет заваривать так, чтобы сна ни в одном глазу. И ближе к закату помолись, как следует. Лучше к пастырю зайди, может флагелляцию назначит. Безумец, конечно, за нас всю ночь будет читать, а Грешник хлестаться. Но все равно. Будет легче.
С полминуты понадобилось девушке, чтобы вспомнить значение слова "флагелляция", затем она уставилась в мойку, полную жиденькой пены, чтобы не выдать себя скорбной гримасой. Похоже, не удалось, но Святой принял выражение отвращения за страх и пояснил:
— Поедем у краешка побережья, где все тогда случилось.
— Я не знаю, что случилось, — тихо сообщила Ольга, машинально поливая тарелку. — Меня же не было.
Предполагалось, что Святой даст какое-то разъяснение, но "Игги Поп" лишь зашкрябал по дну кастрюли жесткой щеткой, ограничившись коротким:
— Оно и к лучшему.
"Да и пошел ты" — обиделась Ольга, чувствуя легкий укол совести за то, что ругается на помощника, причем добровольного. Шли минуты, любопытство одолевало. Наконец девушка собралась с духом и решила-таки повыспрашивать, что же за напасть тогда случилась и почему днем лучше не спать. Но ее опередили.
Сначала каркнул динамик внутрипоездной связи. Немного похрипел, разогреваясь, а затем по всему "Радиальному" зазвучал голос поездного коменданта, он же ротный командир, небожитель, которого Ольга до сих пор в глаза не видела. Комендант голосом не слишком вредного, но брюзгливого старичка возвестил, что дневные тренировки отменяются, всем надлежит в ожидании известных событий укрепляться духом, готовиться к бдениям и молиться. Потому что, как известно, Император защищает. Аквилу Ольга изобразила уже машинально, с опытом бывалого сектанта, не отстав от соратников по борьбе. Только выроненная миска загремела в железной мойке.
Дальше комендант анонсировал отмену ужина, всепоездное моление в девять часов вечера и всенощное стояние при свечах избранных заступников. Закончил не совсем понятной, но зловещей оговоркой про необходимую готовность наставников быть при оружии, крепить дисциплину и "прерывать эксцессы", а затем его речь потонула в нарастающем шорохе статических помех.
— Ну вот, видишь, — сказал Святой, будто обращение все прояснило. — Понятно же.
— Ну да, — Ольга сочла за лучшее согласиться. — Понятней некуда…
Через четверть часа вся посуда сияла в решетчатых стойках, полотенца сушились на радиаторах, а Ольга думала, что у нее, слава Императору, припрятано несколько сухариков на черный день, так что обнуление ужина окажется не столь грустным. И посуду, опять же, не мыть. Главное, чтобы не записали в "избранные заступники".