Команда ответила нестройным бурчанием, разворачиваясь в боевой порядок. Ольга тоскливо подумала, что дом это лестницы, а таскать по лестницам тележку это полный пи…
— Ровнее идем! — зло гаркнула Берта, выбивая криком все сторонние мысли. — Ногами дергай побыстрее, тощага!
— Ну, двинулась работенка, — пискляво сказал Пыхарь, выбегая вперед, как и положено разведчику.
Савларец противно хлюпнул дырой, втягивая холодный воздух. Ольга промолчала, изо всех сил пытаясь не отстать от своего огнеметчика.
Дом был велик и оцеплен со всех сторон. Ольга видела уже знакомую символику Экклезиархии, Инквизиции, еще какие-то значки. Вместо заградительных ленточек использовались настоящие цепи из светло-серебристого металла, может и в самом деле серебро. Священники в широких, богато расшитых золотом шубах, раскачивали кадилами, читая нараспев литании. Полиция кого-то била очень длинными дубинками, расчищая территорию. Армия подогнала несколько настоящих танков, арбитры все оцепили бронеавтомобилями, на которых грозно крутились пулеметные башенки. Вместе с опорами столбов для заградительной цепи послушники расставляли большие жаровни, засыпая в угли какую-то резко пахнущую траву. В общем, все происходящее сильно походило на сложный высокотехнологичный экзорцизм.
Священник в самой долгополой и роскошной шубе приветствовал отрядовского Священника, святые отцы перекинулись несколькими словами, затем отделение пропустили за ограждение. Все окружающие, независимо от ведомственной принадлежности, взирали на довольно таки непрезентабельную команду с боязливым почтением. Ольга подумала, что сама бы она так глядела на человека, в здравом уме и твердой памяти сующего руку в террариум, полный ядовитых пауков. Мысль спокойствия и оптимизма, разумеется, не добавила. На языке сами собой закрутились уже выученные слова молитв Императору. С другой стороны оказалось даже приятно, что тебя замечают и уважают серьезные люди от внушительных организаций, пусть даже почтение взято напрокат, в счет репутации ЭпидОтряда.
Их отвели не к парадному входу, а к техническим воротам, через которые, судя по всему, загонялись грузовики на минус первый этаж. Ольга все ждала какого-нибудь инструктажа, но видимо эта пустая формальность здесь считалась лишней. Здоровенные послушники в кольчугах, похожих на ту, что носил Священник, отперли гремящие ворота, обитые старым цинком.
— Да пребудет с вами милость Императора, — хорошо поставленным голосом профессионального оратора напутствовал шубный пастырь. — Да сохранит он души от скверны, ереси и безверия. Пусть дух ваш укрепится и станет тверже стали.
— Воистину, на Него лишь уповаем, — ответил Священник.
— Аминь, — нестройно, однако искренне отозвалась команда, и Ольга повторила за всеми:
— Аминь!
Девушка рассчитывала, что команда Отряда пойдет внутрь, сопровождаемая бойцами усиления, благо столько всего и всех нагнали вокруг многоэтажки. Однако подвиг, судя по всему, предполагался лишь для "чистильщиков". Девушка почувствовала, что проникается духом службы с каждым шагом.
Ощущение внимательного, давящего внимания резануло, как прикосновение скальпеля к нервам. Было не больно, а скорее неприятно, чуждо. Словно некая сущность очнулась от дремы или глубокой задумчивости, приоткрыла глаз и вскользь посмотрела, кто это нарушил ее спокойствие. Беглый, расфокусированный взгляд василиска. В нем не чувствовалось ни злобы, ни вообще каких-то человеческих эмоций, лишь физически ощутимая тяжесть и покалывание от которого захотелось сорвать и одежду, и кожу, чтобы расчесать голые мышцы и унять противный зуд. Так могла бы глядеть одушевленная ловушка, живая сигнализация. Ольга украдкой оглянулась, но то ли ощущение явилось только ей, то ли остальные привыкли.
— Маски, — негромко, но внушительно скомандовала Берта. — Свет. И вперед, во славу святого Кларенса.
— Объект опечатан! — орал кто-то за спиной в мегафон. — Рота технического обслуживания начала работу! До санкции Отряда район закрыт! За нарушение карантина сожжение на месте! Следите за печатями, оцепление стреляет без предупреждения!
"Господи, помилуй" — взмолилась про себя Ольга, натягивая трясущимися руками серый, пахнущий китайской резиной намордник противогаза.
На хрущобу дом был похож только снаружи, внутри он, во-первых оказался гораздо больше, во-вторых обладал совершенно чуждой планировкой. Больше всего это походило на "башню" из "Судьи Дредда", не кукольного угробища со Сталлоуном, а настоящего, где играла нижняя челюсть Карла Урбана, который в свое время очень нравился Ольге. Суровый няшка с грустным взглядом… Впрочем, вернемся к дому.
Псевдохрущевка-переросток строилась вокруг большого атриума, что уходил слепым колодцем далеко вверх, к серой крыше. Ольга поежилась, вспомнив, что уже видела подобную планировку, и ничего хорошего тогда не вышло. Впечатление усугублялось большой статуей какого-то местного святого в центре квадратной площадки. Судя по следам, раньше к памятнику тащили цветы и возжигали свечи, сейчас цветы раскидали и потоптали, а каменного истукана разбили, сложив пирамидой. Лишь голову со скорбным выражением лица поместили отдельно.
— Еретики, — смачно приговорил пастырь, и никто не стал возражать.
Столь целенаправленное осквернение святыни могло быть лишь осознанным, а, следовательно, еретическим. Святой человек быстро забормотал в трубку рации, что качала у него за спиной сложенной вдвое антенной. Берта молча взмахнула рукой, Пыхарь все понял верно, и обежал атриум по периметру, светя мощным фонарем.
Ольга отметила, то тройка огне-кислотометателей встала так, чтобы перекрыть любое направление атаки, не задев друг друга. Плакса как обычно всхлипывал, но тяжелый огнемет держал крепко. Интересно, как он ухитряется рыдать в маске?.. Священник делал какие-то пассы одной рукой, не выпуская другой рукоять кислотной пушки.
— Крови нет, следов нет, трупов нет, — отрапортовал Пыхарь, выныривая из бокового коридора.
— Пошли, — приказала Берта. Ольга вздохнула и покатила тележку за Плаксой.
Хрущоба изнутри представляла собой мешанину коридоров, некоторые существовали, будто сами по себе, в других по обе стороны тянулись ряды одинаковых дверей из темно-коричневого пластика с нарисованными по трафарету номерами. Здесь определенно имелась какая-то система, но чтобы ее понять, требовалось тут пожить или хотя бы покрутиться. Для стороннего человека вроде Ольги все было одинаковое и безысходно путаное. Зато, по крайней мере, решилась проблема тележек — все лестницы сопровождались пандусами, как для инвалидных колясок. Вместо лифтов кое-где прямо в стенах были проделаны вертикальные колодцы. Похоже, в них прежде катались вверх и вниз площадки на одного человека или не слишком габаритный груз, что-то вроде эскалатора. Сейчас все замерло в неподвижности.
— Видишь? — спросил непонятно кого Священник, указывая стволом пушки на стену.
— Да, — ответила Берта. Ларингофон передал мрачный тон культуристки почти без помех.
"Не вижу" — подумала Ольга.
— Еретики, — с ненавистью прошипел Святой Человек, и тут девушка сообразила.
Никакой символики. Вообще ничего, даже образка или приклеенного восковой печатью листка с молитвой. Стерильная антирелигиозная пустота.
— Идем выше, — приказала Берта, и Пыхарь снова убежал. Святой Человек, не переставая бормотал в говорильник, похоже, вел репортаж, что называется, в прямом эфире. Это чуть-чуть успокаивало, сохранялось ощущение некой привязанности к большому миру за стенами мрачного и стремного здания.
В принципе можно было обойтись и без фонарей, светильники под высокими желтыми потолками мигали исправно. Однако отделение дисциплинированно светило во все углы налобными фонарями. Ольга напрягала тощие мускулы, перекатывая тележку, что, казалось, прибавляла по килограмму на каждый десяток метров пути. Маска почти не мешала дыханию и обзору, но сильно раздражал шум клапанов при выдохе, негромкий, однако постоянный. Вот отчего бы не снять дурацкие намордники, если все пока нормально?
Третий этаж, затем четвертый. Отрядовцы надевали под комбинезоны и шерстяные свитера белье, которое словно вязали из веревочек. Оно должно было хорошо впитывать пот и вообще отводить лишнее тепло. Но девушка чувствовала, что скоро в тяжелых сапогах забулькает от влаги, а может Ольга просто кончится от теплового удара. Хорошо, что Грешник — снова молча — показал несколько дней назад фокус с тряпичной повязкой на лоб под маску. Иначе пот уже, наверное, выел бы глаза или пришлось бы стягивать противогаз, чтобы вытереть лицо и соответственно получить от Берты.
Пыхарь носился кругами как заводной человечек, ныряя во все коридоры, выскакивая из непонятных углов. Сервитор тяжело и мерно ступал по желто-коричневым кафелинам, вращая лысой башкой независимо от движений корпуса. Полный разворот влево, до стопора позвонков, затем вправо, и снова по тому же циклу.
— Ни души, — отрапортовал Пыхарь. — Вообще никого, как будто и не жили.
Двери, подумала Ольга. Все двери закрыты, как будто и в самом деле тут никто не жил. Но какие-то люди здесь определенно бывали, причем недавно. По дороге отделение то и дело встречало признаки обжитости здания. Брошенная игрушка в виде облезлого, крашеного желтой краской Императора. Обычная швабра с мокрой тряпкой, сиротливо брошенная посреди коридора, словно ее выронили на середине движения. Книга, оставленная на маленьком стульчике рядом с инвалидной тростью — Ольга сразу представила какого-нибудь старичка, что коротал часы в широком коридоре, отравляя жизнь соседям. А может наоборот, присматривая за детьми пока заняты родители. Детей, похоже, здесь было немало — игрушки встречались часто, почти все старые и очень дешевые на вид, многократно чиненые. Видимо служили многим поколениям.
Ольге было в целом плевать на весь мир теократического будущего и его население, живи оно хоть на миллиарде планет.
Но дети…
Глядя на старательно заштопанные мячики с аквилами, маленькие танки, фигурки солдатиков, истертые множеством детских рук до полного исчезновения мелких деталей, девушка ощутила… не страх, а что-то совершенно иное. Чувство крайней важности всего, что происходило вокруг. И опять собственную значимость, вовлеченность в очень серьезное и ответственное дело.