— Разбей! Разбей его! — уже во весь голос завопил Крип.
Выстрел из громовой пушки БоБе ударил почти так же больно, как ладонь Крипа. Живой экран поддался лишь после третьего выстрела, осыпавшись радугой осколков. Каждый из них падал медленно, словно пушинка, и каждый превратился в отдельную картину, вызывающе отвратительную и восхитительно прекрасную. Каждая манила, обещала и показывала…
Священник крутанул вентиль, переключая орудие в режим широкого распыления. Восславил Императора и нажал рычаг, поливая мираж дымящимся фонтаном, как из душевой форсунки. Колдовские осколки умирали медленно, расплываясь кляксами всех цветов радуги, падали на грязный асфальт, светясь, будто маленькие капли солнца. И все же умирали.
— О, Бог наш, Император, — потрясенно пробормотал кто-то, вроде бы Святой Человек.
А Грешник поступил совсем просто, он взял нож и выколол себе левый глаз, который соблазнил хозяина бесовскими искушениями. Эфиоп с удовольствием избавился бы и от правого, но долг требовал сохранять боеспособность, а слепой — не воин. Впрочем, Ольга покаянного самоистязания не увидела, поскольку глядела на фигуру, что скрывалась за миражом.
Она была здесь с самого начала, однако терялась за сверканием высокохудожественной порнографии. Тонкая женская фигурка, будто вырезанная из хрусталя, облаченная во что-то невесомое и такое же хрустально-искрящееся. Силуэт, заставляющий вспомнить о диснеевских феях, кажется, сейчас раскроются стрекозиные крылья и унесут чарующее создание прочь.
— Ну вот, зерцало разбили. Какие вы скучные…
Сияние скрадывало черты лица, однако тон не оставлял сомнений — "фея" капризно надула губы.
— Изыди, — строго потребовал Священник, однако, не спеша распылять кислоту.
— Ай-яй-яй, служка трупа, — укорила "фея", и голос ее зазвенел еще призывнее, еще очаровательнее. Ольга никогда не чувствовала в себе пристрастия к собственному полу, но в это мгновение захотелось обнять и поцеловать хрустальную чаровницу отнюдь не сестринским поцелуем. Судя по нужному дыханию спутников, колдовство зацепило всех. Хотелось упасть на колени и начать поклоняться "фее".
— Вы пришли в мой дом и начали грубо ломать мои игрушки. Это нехорошо.
Теперь в словах искрящейся фигурки послышалась явственная угроза, да и сам голос изменился, в нем начали проскальзывать рычащие, басовитые нотки, словно человеческий голос блистательно, но все же не идеально имитировала волчья пасть.
— Стреляем? — тихо вопросил Деметриус, сжимая рукоять оружия до боли в пальцах.
— Погоди, — столь же тихо отозвался Крип. Затем обратился уже к "фее", церемонно и даже с некой потугой на поклон. — Чтобы развлекать хозяина, следует знать его имя. Или хотя бы его род. А мы не представлены.
— Фули болтать, — зло прошептал Плакса, который даже перестал шмыгать носом. — Жечь надо.
Его подвеска, похожая на бронежилет с механической лапой, сделанные из старого пластика и гидравлических стержней, громко жужжала, словно подчеркивая нетерпение хозяина.
— Тихо, — прошипела Берта, которая, видимо, что-то сообразила. За ее спиной радист нацепил черные эбонитовые наушники, крутя верньеры на корпусе агрегата. Кажется, у него что-то получалось, во всяком случае, зубы Святой скалил немного бодрее.
— У меня много имен, учтивый юноша, — пропела "фея". — Угадай, получишь награду!
Хрустальная фигурка замерцала особенно ярко, притягательно и легла на верхней перекладине пустой рамы, которая и так едва держалась ржавыми стойками, а теперь, после обстрела картечью, не падала только чудом. Удерживаться на ней могло лишь невесомое существо. Создание приняло изящную позу, преисполненную откровенного призыва, настолько, что Ольге снова захотелось сменить ориентацию.
— Я думаю, звать тебя следует по имени господина, — рассудил вслух Крип. — Кто твой отец? Многоликий Знаток Всех Путей? Или Неутолимо Жаждущий Совершенства?
— О, какой вежественный юноша, — снова рассмеялась фигурка. — Ты знаешь старые имена, они звучат словно музыка! Инквизитор, не так ли?
— Имел некоторое способствование, — снова поклонился Фидус. — В прошлом.
— Что же ответить тебе, — задумчиво протянула сверкающая дева. — Мой покровитель знает многие пути, у него много лиц, он совершенен сам и потому ждет совершенства от других, наделяя волей для неустанного стремления к идеалу! Это даст ответ на твой вопрос?
— Более чем, — криво усмехнулся Фидус. — Слишком прямо для последовательницы Владыки Перемен. Слуга Тзинча играл бы словами тоньше. И слишком много про совершенство, почитательница Шестерки.
— Если только я не ввожу тебя в заблуждение намеренно, о, мой маленький ценитель безобидных каламбуров, — демоническое создание хлопнуло в маленькие ладошки. — Какую интересную историю ты мог бы, наверное, рассказать, мальчик-инквизитор… — с легкой грустью протянула "фея" и спорхнула на асфальт, повиснув над грязью на высоте считанных миллиметров, ровно столько, чтобы не коснуться ее кончиками хрустальных туфелек. За спиной хрустальной девы действительно развернулись, мелко трепеща, прозрачные крылья. Только не стрекозиные, а скорее как у мухи. Это сразу вернуло Ольгу из фантазий на землю, заставив вспомнить другую "девочку", что сейчас догорала неведомо где ошметками плоти.
— О себе… — Хрустальная маска повернулась, будто высматривая нечто среди плотно сбившегося отряда. — И о ней…
Ольга сглотнула, но во рту мгновенно пересохло, так что пищевод лишь свело колючим спазмом.
— Но, к сожалению, вам здесь не место, — с неподдельной грустью приговорила "фея", и очаровательный голос опять взрыкнул нотками зверя. — И вас тут быть не должно.
— Огонь, — приказала Берта, а Люкт, будто лишь того и ждал, выстрелил.
Точнее сказать, жахнул, потому что сервитор выпалил одновременно из всех восьми стволов, так, что пламя дульного выхлопа ударило на метр вперед, рассыпая искры. Хрустальная фигура превратилась в облако стеклянных брызг и растворилась в сумеречном воздухе, оставив за собой тень шепота в головах:
Умрите…
— Слаанеш, определенно, — вздохнул Крип, затем непонятно добавил. — Тзинчит не удержался бы…
— Что там? — гавкнула Берта, обращаясь к радисту.
— Мы где-то, похоже на этом свете, — торопливо отрапортовал Святой Человек. — Есть фон, но дальности не хватает. Или слишком слабый сигнал, не пробивает. Я включил маяк на полную, будем надеяться, кто-нибудь услышит.
— Если услышат, если быстро передадут по инстанциям, если прилетят, — перечислял Священник. — Это на часы. Самое меньшее.
— Мы не на Маяке, — жалостливо всхлипнул Савларец, растеряв каторжный гонор. — Нас никто не услышит!
Берта сразу же отвесила ему очередную затрещину, гаркнув "Не трусить, морда тюремная!".
— Значит, скорее всего "карман", — пробормотал Фидус. — И мы в нем лишние… Это значит…
Ольга снова глотнула и тихонько застонала от ужаса. Над сумеречным городом концентрировалась нездоровая атмосфера, сотканная из умирающего света, безнадеги, а также далекого, но приближающегося звука. Неприятного, очень тревожного, сулящего многие неприятности. Как будто стая волков окружила добычу и стягивала кольцо, только подвывали не живые твари.
— Самим не выбраться, — сказал Фидус. — Надо отступать в место, где сможем обороняться. Если я прав, достаточно продержаться какое-то время, затем "карман" свернется.
— Значит, сейчас начнется долгая потеха, — подвел итог Священник. — К бою, да поможет нам Император!
Глава 16
Нет, это были не волки. Вряд ли горло живого существа из плоти и крови способно издавать подобный звук. Больше всего он походил на долгую музыкальную ноту, которая повисла в тяжелом затхлом воздухе, не желая затихать. Ноту неприятную, зловещую, больше всего пригодную для сопровождения фильма ужасов. От подобной "музыки" хотелось бросить все, спрятаться под ржавую машину, натянуть капюшон и, зажмурившись, ни о чем не думать, только молиться, чтобы Император защитил, потому что больше некому. Ольга почувствовала, как дрожат руки, не мелкой противной дрожью, а по-настоящему, когда кисти рук пляшут как у гитариста с невидимым инструментом.
— Не бойся, — прогудел сервитор. — Я стану защищать.
Сам по себе кибернетический человек внушал некоторую уверенность благодаря обширным габаритам, но еще больше из-за суровой многостволки. Страх перед Бертой, а также основательность Люкта заставляли Ольгу дергаться между огнеметчиком и сервитором — ближе к долгу или безопасности.
— Туда! — Берта указала на дверной проем с выбитой и покосившейся на единственной петле дверью. — Занимаем оборону!
— Нет! — воскликнул Фидус. Он как будто пришел к некоему умозаключению, важному и не терпящему отлагательства.
— Предатель? — ощерилась наставница, и дробовик нацелился прямо в нос инквизитора. — Не выполняешь приказ?!
— Это "карман"! — Фидус опять повторил все то же непонятное и неуместное слово. Но теперь пояснил. — Закапсулированная область пространства. Тайник. Комната, в которой можно отсидеться. Куда не попасть, если нет правильных ключей.
— И что с того?! — гаркнула Берта, крутя головой в попытках вычислить точное направление будущей и неизбежной атаки. Тщетно.
Звук приближался. Музыкальный вой теперь напоминал Ольге хор зомбей из "Рассвета мертвецов". Казалось, единый тысячегласный вопль доносится отовсюду, замыкая окружение. В любом случае маленький отряд оказался слишком измотан для бегства. Если только не бросить все снаряжение…
— Из "кармана" нельзя просто так выбраться, — Фидус торопливо подбирал слова. — Но его можно "отравить".
— Чего?!
— Это капсула не только пространства, но и времени! — Крип начал трагически размахивать руками с выражением отчаяния на грязном лице. Видимо так он пытался донести мысль до собеседников наиболее выразительным и понятным образом. — Поэтому она такая безопасная! Но если в нее сунуть что-то чуждое, оно подействует как метафизический