Ольга молчала, глядя на лицо техножрицы из металла и стекла. Молчала и вспоминала, чувствуя, как отступает безбрежная тьма отчаяния. Как скулят в бессильной злобе тени, разгоняемые светом.
— Ты не одна. И тебя не бросили. Нас не бросили. Мы не одни.
Ольга уже не понимала, чьи это слова, а также кто их произносит. Но чувствовала, как внимание ищущего концентрируется, сосредотачивается на ней. Они почти нашли друг друга, так, что оставалось всего ничего, сущая малость.
— Что же делать? — спросила Ольга, уже зная ответ.
— Ты знаешь, что делать, — сказал Дженнифер, и Ольга повторила. — Я знаю, что делать.
Свет обволакивал, увлекал, мягко звал за собой, туда, где боль можно унять, а душа принадлежит лишь человеку.
— Дитя, — звучно и четко произнесла Вакруфманн, оставшаяся где-то за спиной, позади, чтобы сразиться за Ольгу, прикрывая ее уход из цепких объятий противника.
— Что?..
— Дитя, — повторил исчезающий голос Дженнифер. — Помни. Дитя очень важно. Это самое важное, что есть на свете…
Когда она открыла глаза, Водила сначала витиевато, крайне изобретательно выругался, затем коротенько помолился, и лишь после этого, убедившись, что баллонщица выглядит более-менее нормально, вставил чеку в гранату, на которой уже закостенели сжатые пальцы.
— Ой. Зачем это на голове? — недоуменно спросила девушка, хлопая васильковым глазом, ощупывая дрожащими пальцами "клетку Фарадея".
— Ну, слава Императору, вытащили, кажись, — подытожил Водила, перелезая на старое привычное сидение за рычагами "Химеры". — Заботой меньше…
— Деметриус… ты почему голый?!! — завизжала девушка.
Громкий звук пощечины прогремел, как пистолетный выстрел.
— Ты на меня намордник одел! Иглу в себя воткнул! Больной извращенец!!! — донеслось из пассажирского отсека, да так, что, казалось, вибрирует броневая сталь.
— Или больше, — скупо улыбнулся мудрый танкист, слушая дикие вопли Оллы и сбивчивые оправдания Деметриуса. Мехвод щелкнул кнопкой на тангенте и доложил. — Санитар вытащил светловолосую. Оба вроде в строю.
— А кто там орет? — спросила Берта. Голос наставницы дрожал и прерывался, похоже она тащила что-то тяжелое даже для себя. На заднем фоне что-то металлически гремело и вроде бы булькало, переливаясь.
— Так, сопутствующий ущерб, — снова улыбнулся мехвод.
— Тогда пусть валят сюда, в штаб! Оба! — гаркнула Берта. — Устроили себе отпуск!
— Понял.
— Заводи башню, проверь кассету с бронебойными, будем стрелять прямо из вагона, — приказала Берта. — Отставить Деметриуса в штаб, пусть готовится открывать проем для твоей стрельбы. Противник по левому борту, левая панель! Двигать по команде!
— Понял. Исполняю, — отрапортовал мехвод и напомнил. — У меня всего два короба.
— Сколько есть, все ихние, — прогавкала наставница. — А ну, быстро!!!
_________________________
На момент описываемых событий Легион "Альфа" окончательно и бесповоротно уничтожен до самого последнего слуги. Трижды.
Глава 26
Впереди сходились две магистрали, вопрос был в том, кто успеет раньше. При худшем и наиболее вероятном исходе "Двенадцатый" рисковал получить удар в бок и опрокинуться на полном ходу под вражеским тараном. Дженнифер отправила Люкта обратно, в первый вагон, потому что на паровозной площадке металл раскалился, кое-где докрасна. Топка дышала адским жаром, извергая снопы искр. Свист пара и рев огня объединились в низкое, полное угрозы рычание, которое будто исходило из живой утробы.
— Это Отряд, мать вашу!!! Не возьмете, еретики! Крепка имперская сила! — проорал Священник, потрясая кулаком в сторону вражеского бронепоезда. Бросил взгляд на знамя, реющее на ледяном ветру, и укрылся под защиту брони, задвинув тяжелую крышку над головой.
— Так… — Криптман выдохнул, расправляя широкие и ноющие от усталости плечи. — Ну, вроде все. Едва-едва успели.
— Сработает? — судя по тону Доходяги, он крепко сомневался.
Пока Фидус думал, что тут можно сказать, страшнолицый послушник осенил себя аквилой и сам себе же ответил:
— Ну, так не так, перетакивать уже поздно.
— Две минуты, — громко и бесстрастно сообщил по внутренней связи голос Вакруфманн. — Готовьтесь. Они выжимают из локомотива все, что могут.
Вой сирены "шестьдесят четвертого" теперь звучал непрерывно, пробиваясь даже сквозь броню.
— Этак они отравят радиоактивными выбросами все в округе, — Плакса машинально втянул голову в покатые плечи, скрывавшиеся под мотками шарфа. — Если "все, что могут", значит, сорвали заглушки и фильтры. Ой-ей-ей… Что будет то…
— Три тысячи двести метров до стрелки, — прогудели динамики. — Минута пятьдесят. Минута сорок девять…
— Ладно, я на позицию, — заключил Плакса.
В "штатном" вагоне отделения Деметриус, напрягая силы, катил по направляющим броневую панель. Водила давил на педали, управляя жужжащими приводами. От автоматической пушки "Химеры" пахло маслом, нашатырем и порохом. Танк на холостом ходу чуть вздрагивал и злобно урчал, словно дух, заключенный в старом корпусе, преисполнился бешеной ярости. Опять взревел паровоз, и, вторя ему, низко загудел танковый дизель.
Холодный поток ворвался внутрь, кружа обрывки бумаги, кусочки срезанной проводной изоляции, а также печати, сорванные Фидусом с оружейных шкафов и химических контейнеров. Деметриус чуть не споткнулся о связку кабелей, кинутых прямо на железный пол, но удержался. Санитар остро чувствовал, что забыл надеть шапку, толстые перчатки, а также подтянуть шарф выше. Ветер закусил холодными клыками уши, обдул мокрое лицо, так, что на ресницах повисли замерзшие капельки влаги. Одно хорошо — ледяное дуновение охладило горящую от ольгиной руки щеку. Хотя Деметриусу было холодно, больно и очень страшно, санитар не удержался от счастливой улыбки. Он сумел, причем сразу несколько добрых вещей — помог овечке Императора, уберег собственную душу и удержал под контролем Свет, которым Бог наградил недостойного прислужника. А значит, жизнь уже в чем-то удалась.
— Готово! — крикнул санитар, больше для себя, потому что танкист его все равно не слышал, а открытый проем наверняка видел и сам.
— Минута двенадцать. Минута одиннадцать, — бесстрастно считала Дженнифер — Минута десять. Минута девять…
— Отработай один короб, — приказала Берта через интерком. — Целься по локомотиву. Да! — рявкнула наставница, опережая неизбежный комментарий — Знаю, что он забронирован! Но попробуй.
— Ага, — пробормотал себе под нос Водила. — Достану через триплекс и убью всех одним рикошетом.
— Чего!?
— Слушаюсь! — отрапортовал мехвод-стрелок, про себя же подумал, что все это зряшная трата боеприпасов. "Шестьдесят четвертый" идет догоняющим курсом, к тому же под углом, то есть нормально обстреливать можно только лобовую проекцию локомотива, который сам по себе таран, и рассчитан на то, чтобы снести даже титан, если таковой попробует заблокировать магистраль. А по вагонам снаряды будут приходить под таким углом, что рикошет обеспечен даже без учета бронирования. Но приказ есть приказ. Кроме того, хоть кого-нибудь да застрелим, вон, сколько еретической нечисти повылезало наружу.
— Так то лучше! — отрубила наставница, она же действующий комендант.
Гудели приводы, башня развернулась влево, ствол автоматической пушки, кажущийся коротким и тонким на фоне массивного корпуса, задвигался вверх-вниз. Выл пронизывающий ветер, рычал паровоз, пронзительно вопила сирена вражеского состава. Деметриусу казалось, что сейчас он оглохнет. За отодвинутой панелью оседал красно-золотой шлейф искр из паровозной трубы, как настоящий дождь огня и божьего гнева.
Светает, невпопад подумал санитар. Еще минут пятнадцать, и слабое утреннее солнце осветит поле боя. Или могилу. Вражеский бронепоезд оказался очень близко и приближался, Деметриус подумал, что тень его, наверное, достает до…
— Пятьдесят девять секунд. Пятьдесят восемь…
А откуда тень?
Прежде чем юноша сообразил, какие фокусы выкидывает удивительный свет, исходящий от еретического поезда, Водила открыл огонь, и Деметриус оглох по-настоящему. Сноп огня длиной в метр, а может и больше, рванулся из черного ствола. Трассеры слились в сплошной ярко-желтый поток, который начал буквально поливать серую громаду вражеского локомотива. Убийственные снаряды скакали по броне, как безобидные искорки, оставляя почти незаметные оспины, сбивая краску. Фронтальный прожектор "Шестьдесят четвертого" разбился, яркий луч погас, но сирена взвыла еще громче, словно вражеская машина выла от ярости. Вторя ей, грозно рычал паровоз "двенадцатого", так, что даже вагонные оси тяжело вибрировали.
Очередь на весь короб длилась секунд девять, может чуть больше, но эти мгновения показались Деметриусу бесконечными. Ствол "Химеры" светился красным, дым валил к низкому потолку, где его сразу подхватывал и тащил наружу ветер. В ушах звенело, шум прекратился, и санитар чувствовал себя, как запаянным в стеклянный сосуд. Все казалось отстраненным и далеким. Деметриус не сразу заметил, что Водила высунулся из люка и бешено размахивает руками в кожаных перчатках по локоть.
— Чего? — одними губами спросил Деметриус.
Очень сильно заболел висок, там, где была психонавтическая игла.
Водила смешно размахивал руками, немо шевелил губами.
— Не слышу, — сказал Деметриус, а может, хотел сказать, во всяком случае, юноша не слышал ни звука.
Бешено сквернословя, мехвод вытянул себя из люка, цепляясь за края, бросился закрывать броневую панель.
— Идиот, кто же без наушников под стволом торчит! — заорал он, отталкивая контуженого санитара. Деметриус глупо улыбался, вытирал кровь, тянущуюся тонкими струйками из ушей к воротнику.
— Тридцать три, тридцать две, — механически отсчитывала техножрица, и Водила подумал, что никогда секунды еще не тянулись так медленно и одновременно не мчались с такой скоростью, когда одно мгновение с легкостью вмещает череду занимательных событий.