Будто иллюстрируя ее слова, робот нелепо перебрал сверкающими в утреннем солнце лапами, стукнулся о фонарь и развернулся на сто восемьдесят градусов, мелко рыская.
— Дух и плоть несут победу, — Священник не удержался от подколки. — А не хладное железо.
— Хладное и горячее железо привело вас сюда, защитило, повергло врагов и открыло путь к завершению миссии, — не осталась в долгу Вакруфманн. — Поэтому будьте любезны, ступайте вперед и окажитесь достойны усилий, которые были приложены для вашего прикрытия и спасения.
Священник хотел, было, сказать в ответ что-то гневное, но Берта с неожиданной сдержанностью тронула его за плечо.
— И в самом деле, пойдем, — сказала она. — Немного уж осталось.
Пастырь двинул челюстью, затем неожиданно усмехнулся и обозначил короткий поклон в сторону механикумов.
— Истинно говорит Писание, негоже левой и правой рукам действовать бездумно и порознь, ибо десница и шуйца равно служат единому телу, — процитировал он.
— Это мудрые слова, — одобрил скитарий, сверкая единственной линзой. Мы не сможем сопроводить вас, но гарантируем, что никто не ударит вам в спину.
Он помолчал пару мгновений и добавил:
— Пока мы в строю.
Наглядно иллюстрируя его намерение, вооруженные марсиане окружали здание театра. Цепь фигур в красном была, говоря по совести, жиденькой и не внушала доверия, скитариев почти не имелось, автоматоны выглядели побито и в целом грустно. Поддержка механикумов смотрелась особенно жалко на фоне приближающейся потасовки с хренью, которая бросалась титанами как игрушками. Но это было лучше, чем ничего.
— Знаете, друзья мои… — Священник сделал первый шаг и ступил на широкую ступеньку, покрытую ковровой дорожкой алого цвета. Сейчас материя частично выгорела, частично пропиталась кровью и прометием, однако все еще производила впечатление пафосной, монументальной и казенной роскоши.
Пастырь обернулся и закончил мысль, глядя сверху вниз на спутников, что собрались у танка.
— Пусть внутри демонов и нет, но кажется мне, что именно там нас ждет главное испытание.
— Экклезиархия вечно ищет испытание духа там, где нужно просто больше прометия, — сварливо буркнул Калькройт, шагнув следом.
И небольшой отряд начал подъем, а вокруг погибал в судорогах беспорядочного сражения "Город-22".
Глава 30
Внутри здание театра оказалось таким же уныло-пафосным, как снаружи. Гигантизм, ненависть к округлым формам и линиям, ковры, гобелены, мозаичные панно с изображением батальных сцен и мирного труда. Аквилы и прочая государственная символика везде, куда бы ни упал взгляд. Несмотря на ремарку относительно сниженной боевой ценности, Дженнифер и Люкт отправились с отрядом. Ольга с трудом переставляла ноги, багровый свет изливался отовсюду, на его фоне солнце, пытавшееся заглянуть в широкие окна, меркло, желтые лучи бессильно умирали, растворяясь в кровавом свечении. На фоне разворачивающегося вокруг светопреставления театр казался оазисом умиротворения и тишины. Но это был могильный покой.
Везде лежали трупы. Безобидные, вполне человеческие, без признаков ужасающих изменений. Просто мертвые люди, многие и многие десятки.
Ольга чувствовала, как чугунная тяжесть заливает череп, хотелось прилечь, чтобы положить голову на пол и хоть немного разгрузить спину. От света, который видела только она, болели и сохли глаза.
— Не бойся, — тихо вымолвил Фидус. — Просто ничего не бойся. Все страшное уже позади.
Его подопечная хотела сказать что-нибудь вроде "ага, верю, держи карман шире", ведь Ольга наглядно усвоила главный урок жизни в далеком будущем: все меняется только к худшему. Но девушка слишком устала, а кроме того — вдруг инквизитор все же прав?.. Не хотелось сглазить. Поэтому она сочла за лучшее промолчать.
— Смерть была над нами и под нашими стопами, — процитировал Шметтау. — И куда бы я ни посмотрел, направо или налево, взор мой падал на гнилостные язвы ереси.
— Но не убоялись и не устрашились мы, ибо нет хвори на теле Империума, которую нельзя было бы иссечь и выжечь твердой рукой, — закончил Криптман.
— Да-а-а… наворотили ублюдки, долго разгребать будем, — подытожил Священник.
— Император, помилуй и защити, — прошептал Савларец, складывая пальцы в аквилу.
Театр был не просто могилой, его превратили в один сплошной жертвенник. Ольга даже попробовала закрыть глаза, идти на ощупь, держась за руку Фидуса, но споткнулась пару раз и поняла, что надо или смотреть, или проситься на руки. Девушка не сомневалась, Криптман взял бы, искушение манило с невероятной силой. Ольга представила, как легко и спокойно было бы прижаться к широкой груди высокого инквизитора, закрыть лицо капюшоном, чувствуя защиту. Дать, в конце концов, отдых ногам, которые грозили подломиться на каждом шагу, стреляя болью в коленях.
Но нельзя…
Хотя здесь вроде ничего не угрожало — "мертвые не кусаются" — Ольга хорошо понимала, что все может измениться в любой момент. В Империуме даже смерть не окончательна и покойники кусаются только в путь. Инквизитор должен быть готов к бою, а для этого ему нужны свободные руки. Поэтому девушка просто взялась крепче за широкий ремень Фидуса, опираясь на него, как на посох, так было легче идти. А еще старалась глядеть, но не видеть. Использовать зрение словно костыль, только чтобы не упасть, потому что смотреть — означало пускать в сознание страшные образы, отдавать им частичку души.
Кругом была кровь. Судя по всему, злодеи пользовались ей вместо краски, зачастую в прямом смысле, размазав по стенам, обляпав пол и даже местами потолок. Но главным образом кровью старательно выписывали разнообразные письмена. Внешне пиктограммы казались убогими, нарочито примитивными, как наскальная живопись, однако смотреть на них было физически неприятно, почти сразу возникало головокружение, поначалу слабое, но быстро крепнущее.
И очень много тел.
Ольга представила себе, что на самом деле это куклы, манекены. Кто-то разбросал их в беспорядке, облив краской для глупой шутки. Бывает, дураков на свете хватает, не смешных приколов тоже. Пожалуй, лишь этот самообман уберег девушку от истерики, слишком уж страшно было все здесь.
— Думаю, вся местная инквизиция отправится под суд, — рассудил Криптман, оглядываясь и поджав губы. — Вместе с арбитрами.
— В расход они отправятся, — поправил Шметтау. — Это настоящий, полноценный культ. Посмотри, здесь же все добровольцы. Сотни последователей. В улье такое проморгать можно, но здешняя ледышка… Нет. Это не ошибка, это катастрофа. Абсолютная профнепригодность.
— Не соглашусь, — качнул головой Фидус. — Здесь могло быть и сфокусированное воздействие. Псайкерский удар, парализовавший волю честных граждан. Или…
Криптман покосился на три мертвых тела, сложенные в звездообразную фигуру — женщина и две девочки, судя по внешнему сходству, родственники. У всех троих одежда промокла и заскорузла от крови, но лица оказались чистыми, на них, как на посмертных масках, застыла печать восторга и блаженства.
— Или наведенная галлюцинация. Я думаю, последнее. Они вполне могли представлять, что уходят живыми к Его Трону, а тем временем еретические ножи делали свое дело.
Шаги небольшого отряда отдавались под сводами широких коридоров как в пещере, гулким эхом. Металлические звуки, издаваемые оружием, отражались от стен, пока не вязли в плотных коврах с богатой и безвкусной вышивкой.
— В этом и проблема, Фидус, — пожал плечами Шметтау, жест получился настолько выразительным, что обозначился даже через толстый скафандр. — Ты много думаешь и мало делаешь. Ересь как болезнь, ее всегда можно оправдать, но скальпель в руке хирурга все равно должен быть остер и безжалостен. Они предались злу, они служили злу и этого достаточно. Если нечистые эманации проникли в их души, значит в оных уже имелись червоточины.
Криптмана передернуло от очередного оскорбления, но молодой инквизитор смолчал.
— А ты козел, — тихо сказала Ольга по-русски, глядя в спину низенькому и пузатому. Не то, чтобы она испытывала к Фидусу особенную симпатию, но девушка как-то привыкла, что недобрые слова в адрес Крипа — ее личная и заслуженная привилегия. А этот самый Шматао говорил вещи обидные и несправедливые.
— Старый поганый козел.
Инквизитор неожиданно обернулся и очень внимательно глянул на девушку, без тени улыбки или хоть какого-то выражения на мясистом лице. Ольгу кинуло в жар от понимания собственной неосторожности.
— Вроде здесь все тихо, — подумал вслух Священник и покачал головой, будто укоряя себя за выбор слова. Действительно, "тихо" в могильнике театра звучало почти кощунственно.
— Скорее да, — неожиданно согласился молчаливый спутник Калькройта. Он вышагивал мерно и уверенно, как сервитор, несмотря на мельту, которая хоть и была специальной сборки, все равно должна весить очень прилично.
Словно в ответ их предположению за стенами театра громыхнуло, очень по-артиллерийски. Несколько огромных окон пошли трещинами, но стекла удержались, будто некая сила укрепила здание.
— Опять, — поморщилась Ольга, — снова бьет по голове…
Действительно, призрачное свечение опять дрогнуло, колотясь в учащенном ритме. Растеклось по углам, убивая тени, отозвалось неслышимым и в то же время пронзительно бьющим криком.
— Император, защити, — Берта прислонилась к стене, закрыла рукой лицо, пальцы наставницы ощутимо дрожали. Прочим отрядовцем тоже явственно поплохело, у сервитора Люкта начали заплетаться ноги, словно электроприводы засбоили. Хотя кто знает, возможно, механика действительно поломалась. Немудрено при таких испытаниях. Ольга с симпатией посмотрела на живого мертвеца, вспомнив, сколько всего полезного сервитор уже сделал. Лишь она сама и высокий инквизитор с ужасными шрамами на лысой башке перенесли астральный вопль относительно мирно. Только в ушах закололо, и тяжесть переползла от висков к затылку, словно капли жидкого и холодного свинца. Вакруфманн на удивление по-человечески выронила голову и упала на колени, зарывшись пальцами в толстый ковер. Люкт молча помог марсианке встать.