Я поднялся и оглянулся.
В сумерках я увидел темно-зеленое шелковое платье, женскую фигуру и белую руку, манящую к себе.
Мне захотелось убежать, но счастливый вздох сидевшего передо мной старика был похож на упрек в трусости. Я смотрел на него, и его фигура казалась мне окутанной теплым светом, и когда призрак женщины скрылся в этом сиянии, превосходящем сияние угасающего солнца, я услышал радостный крик и последний вздох. Я не ответил тогда на его вопрос; я не стану делать этого и сейчас.
ЕПИСКОП АДАThe Bishop of Hell (1925)
«Принц тьмы — джентльмен!»
Англия, 1790. Это самая ужасная история, которую я знаю; я чувствую себя вынужденным записать ее, поскольку она не отпускает меня, молясь, как я это делаю сейчас, милостивому Господу, чтобы он простил мое незначительное участие в ней.
Господи, помилуй нас всех!
В надежде, хотя и тщетной, что, когда я напишу эту историю, она перестанет преследовать меня, я начинаю.
Это случилось двадцать лет назад, и с тех пор ни днем, ни ночью мне нет покоя от мыслей об этой истории; я слышу, как громко бьют адские барабаны, но в этом звуке есть своя ужасная красота.
Господи, помилуй нас всех!
Гектор Грейтрикс был моим другом, но сказать «друг», — значит осквернить это благородное слово; скорее он был моим советником, товарищем, опорой в нечестии.
Он пользовался отвратительной репутацией даже среди окружавшей его толпы распутников, следовавшей за ним и льстившей ему; он зашел так далеко, что многие страшились его; его нечестие, дерзость пугали даже тех, кто закостенел во всевозможных грехах.
Но самым ужасным было то, что он имел сан священника.
Младший сын младшего сына, отец избрал для него стезю священника в надежде скорого его преуспеяния, ибо Грейтриксы занимали высокое положение, а главой семьи был знаменитый граф Калверс; однако скандальная жизнь юного Гектора была такова, что даже в те дни он был лишен сана. Его товарищи в клубах и игорных притонах с горькой насмешкой называли его епископом ада.
Я пишу о 1770 году, когда началась эта история.
Гектор Грейтрикс был тогда, что называется, на пике своей славы. Нельзя было отказать ему в некотором великолепии; он был в этом выше на голову своих товарищей, впрочем, он превосходил их и своим умом; его остроумие, изобретательность, дерзость, — не имели границ, но все эти качества были обращены во зло. В то время ему было около тридцати лет, он был великолепно сложен, грациозен, силен; с рыжими волосами, с чертами лица, еще не несшими печать распутства, в изысканной одежде и с манерами безукоризненными и обаятельными. Но среди его знакомых не было ни одного достойного мужчины, ни одной уважаемой женщины, все его товарищи предавались греху, не исключая меня.
Впрочем, одно исключение все-таки было. Полковник Балкли, его кузен по женской линии, оказывавший ему помощь своим положением и деньгами. Не знаю, почему; ибо Уильям Балкли был самым строгим, честным и пунктуальным человеком, обладал значительным состоянием, высоким положением и сделал выдающуюся карьеру.
Сейчас я думаю, впрочем, как и тогда, что полковник Балкли совершенно не понимал, кем был на самом деле Гектор Грейтрикс и к какому кругу принадлежал. Злодей мог выглядеть совершенно искренним, и его кузен, считая его несчастным и достойным порицания, ни в коем случае не считал при этом подлым и бесчестным.
Короче говоря, полковник Балкли выполнял роль посредника между Грейтриксом и главой семьи, лордом Калверсом, который, сам не будучи аскетом, не питал неприязненных чувств к своему обаятельному племяннику; но его светлость, страдавший подагрой, редко покидал Грейтрикс Парк и мало общался с лондонским обществом, а потому совершенно не был осведомлен о репутации Гектора.
Я, будучи одним из самых доверенных друзей Грейтрикса, по правде сказать, более юным и необузданным, чем порочным, был избран им в качестве сопровождающего, чтобы отправиться в Грейтрикс Парк, когда старый граф попросил племянника составить ему компанию, и поэтому мог наблюдать воочию, как этот очаровательный плут морочил головы двум своим родственникам.
Результатом этой комедии стала щедрая субсидия от графа, дополненная несколькими сотнями из состояния полковника Балкли.
Грейтрикс должен был изучать право и жить в комнатах, соответствовавших его положению; у него не было ни малейшего шанса получить титул графа, наследник которого, скучный и болезненный юноша, недавно женился на цветущей молодой женщине крепкого телосложения, подарившей ему двух мальчиков. Итак, Грейтрикс, благодаря полковнику Балкли, получил больше, чем мог рассчитывать. И казался более взволнованным, чем я мог ожидать.
— Балкли сделал мне доброе дело, — сказал он, — и будь я проклят, если когда-нибудь отвечу ему злом за добро.
Что касается его жизни и изучения права, это его не беспокоило; что он по-настоящему ценил, так это отношение двух знатных, богатых джентльменов.
— Этот визит поможет мне с кредитами в Лондоне, — заявил он. — Что не так уж плохо для двухлетних долгов.
— А что случится, когда два года истекут, а вместе с ними иссякнут твой кредит и терпение твоих родственников?
— Кто я такой, — улыбнулся Грейтрикс, — чтобы заглядывать на два года вперед?
Полагаю, он даже представить не мог какое-нибудь возможное несчастье, не говоря уже о катастрофе. Цель была достигнута, и ему не терпелось вернуться в город; там его ждала женщина с рыжими волосами. Он испытывал странную, почти непреодолимую страсть к женщинам с ярко-каштановым оттенком волос, похожим на красное золото.
Полковник Балкли уговаривал нас переночевать у него по дороге в город, и Грейтрикс принял это приглашение с любезностью победителя, внутренне проклиная себя и желая как можно скорее освободиться от опеки этого достойного человека.
Мойл Плейс расположен в графстве Кент, неподалеку от Лондона, — это просторный и элегантный особняк, в котором нас приняла хозяйка, миссис Балкли; она была на несколько лет моложе своего мужа.
Этот тип женщин не был известен ни мне, ни Грейтриксу. Сестер у меня не было, я не мог припомнить ни одной характерной черты характера моей матери; у Грейтрикса было две сестры, — городские дамы с дурной репутацией, а его мать была страстной, беззаботной, незаурядной женщиной.
Нам обоим миссис Балкли показалась невзрачной, похожей на ребенка, недалекой, непохожей на женщину. Она вышла замуж прямо из Клэпхемской школы-интерната, в котором получила несколько знаков отличия (по словам любящего мужа) за хорошие манеры и поведение.
Стоял июнь, на ней было надето муслиновое платье с широким синим шелковым поясом и широкая соломенная шляпа, завязанная под подбородком другой лентой такого же цвета. Она немножко шепелявила, а ее маленькое личико было покрыто косметикой так, что казалось лицом фарфоровой куклы; она и была, в сущности, похожа на куклу, с которыми играют девочки; но потом, когда она вошла в дом и стала разливать чай в громоздкое фамильное серебро, она сняла шляпку, высвободив темно-рыжие, чуть ли не алые, похожие на красное золото, волосы, длинные, блестящие, мягкие, собранные в пучок на затылке.
Одновременно мы увидели, что она на самом деле очень красива — золотистые глаза с белокурыми ресницами, утонченно изысканные черты лица, жемчужного оттенка кожа, румянец, цвета розовой гвоздики.
Мне незачем было смотреть на Грейтрикса, я отчетливо ощущал, что он испытывает.
Полковник Балкли был единственным человеком в мире, к которому Грейтрикс испытывал хоть какое-то уважение, а леди явно обожала своего мужа. Я был одновременно поражен и удивлен, наблюдая проявления сентиментальности их отношений. У них был ребенок, маленькая куколка в белом кружевном платье, недавно покинувшая колыбель; полковник Балкли относился к малышке с непередаваемой нежностью.
Я был очень утомлен, и откровенно радовался возвращению в город. Грейтрикс, после того, что ему пришлось пережить за последние несколько дней, пребывал в мрачном настроении.
— Никогда прежде время не тянулось так медленно, — сказал он.
И я, всегда готовый посмеяться над ним, когда к этому представлялся случай, заметил:
— Ты просто никогда не встречал женщины, которая была бы недосягаема для тебя, Гектор. Мне кажется, она даже не взглянула в твою сторону.
Он рассмеялся с безразличным видом.
— Алисия Балкли готова последовать за любым мужчиной, у которого возникнет желание ее поманить.
То хорошее, что еще оставалось во мне, было потрясено таким оскорблением нашей хозяйки, женщины, которая, возможно, была проста и похожа на ребенка, но при этом казалась мне воплощением милой чистоты, нежной верности и безоглядной любви.
— Она влюблена в своего мужа, — возразил я.
— Это еще одна причина, по которой она может полюбить другого; эти ваши страстно любящие жены, как правило, становятся самыми легкими жертвами; это маленькое создание влюбчиво. Стоит Балкли оставить ее в одиночестве хотя бы на месяц, и она потянется в объятия того, кто раскроет их ей навстречу…
— О Господи, Гектор, — сказал я, — если ты не веришь ни в благородство, ни в порядочность, тебе не следует порочить эти качества. Твои слова недостойны. Эти люди проявили доброту по отношению к нам. Миссис Балкли, может быть, и не слишком умна, но она — благородная женщина, заслуживающая уважения.
— С каких это пор ты стал пуританином? — холодно осведомился он.
Его насмешка не произвела на меня никакого впечатления; я испытал к нему определенного рода отвращение, и стал реже видеться с того дня, усердно взявшись за учебу.
У каждого из нас были комнаты в Пейпа Билдинг, и чем больше я слышал о Гекторе Грейтриксе, тем больше избегал его общества. Двое его приятелей застрелились; дочь прачки нашли повешенной; тело замужней женщины, с которой он был знаком, однажды зимним утром было найдено в Хэмпстедском пруду. Его имя тайным и темным образом было связано со всеми этими трагедиями.