Так или иначе, различие между личным и коллективным знанием существует. Личное знание играет очень важную роль в нашей жизни и в познании. Те примеры личного знания, которые мы приводили, казалось бы, говорят о том, что это знание (в отличие от знания коллективного) существует в неязыковой форме.
Этот факт представляется совершенно неоспоримым. Ведь каждый из нас знает о нем по собственному опыту. Однако наука нередко заставляет нас усомниться в том, что кажется самоочевидным. Ведь кажется, что Солнце движется по небу, а Земля покоится. Однако Коперник показал, что в действительности дело обстоит наоборот. Нам представляется, что тело, на которое не действуют никакие внешние силы, должно покоиться. Однако Галилей и Ньютон показали, что такое тело не обязательно должно покоиться. Оно может также двигаться прямолинейно, бесконечно и равномерно. Так же и в случае фактов личного знания. Современная научная психология показала, что знание этого рода тоже предполагает использование языка, хотя это использование отлично от коллективного.
Но как это возможно? Ведь язык может быть только коллективным, ведь это же средство общения разных людей друг с другом?
Когда ребенок овладевает языком, многие его психические процессы сильно меняются. Конечно, и до этого он мог воспринимать окружающие его предметы, мог размышлять в простейшей форме (элементарные формы мышления есть даже у животных). Но оказывается, что овладение языком не только позволяет сообщать другим то, что известно одному. Язык начинает влиять на те процессы, которые происходят с человеком лично и, казалось бы, только лично его и касаются. Все дело в том, что, как только он овладел языком, он начинает невольно (обычно бессознательно) смотреть на все вокруг с точки зрения этого языка, его словарного запаса и грамматики. Если он видит дерево, он невольно сознает, что в русском языке есть слово «дерево», что слово это относится к устойчивому предмету, а не к процессу или действию и что то, что он видит, поэтому не может быть действием. Поскольку язык является коллективным достоянием, смотрящий на дерево человек также невольно представляет, что если бы на его месте находился какой-то иной человек, то он видел бы то же самое дерево. Повторяю, что все сказанное не означает, что человек осознанным образом размышляет обо всем этом, когда глядит на дерево. Обычно он ни о чем подобном не думает, но бессознательно язык влияет на то, как человек видит то, что у него перед глазами.
Мышление человека, овладевшего языком, приобретает новое качество. Он становится способным вести спор с собою, критически отнестись к тому, что ему приходит в голову. Это возможно только потому, что думающий человек как бы «раздваивается» на самого себя и своего критика, т. е. может мысленно занять точку зрения другого человека. Сам этот спор происходит на базе языка. Правда, этот язык не в точности тот же самый, которым мы пользуемся, когда ведем спор не с воображаемым собеседником в своей голове, а с собеседником реальным. В случае «внутреннего спора» мы говорим не о подлинной речи, а о речи «внутренней», обладающей рядом особенностей (поэтому и остается проблема перевода результатов «внутренней речи» в речь внешнюю). Тем не менее важно то, что «внутренняя речь» появляется лишь тогда, когда вы овладели внешней речью. Процесс внутреннего спора означает то, что вы бессознательно в своей голове делаете то, что делали перед этим в реальном общении с другими людьми с помощью языка. Коллективный язык, таким образом, оказывается необходимым условием существования такого сугубо личного процесса, как процесс «внутреннего» размышления.
Когда вы вспоминаете что-то, касающееся лично вас, вы тоже невольно смотрите на всплывающие в вашем сознании образы с точки зрения другого человека. Вы вспомнили о каком-то событии прошлого и сразу же, для того чтобы осмыслить это событие, найти для него место в истории вашей жизни, пытаетесь установить, когда оно произошло, чему предшествовало, после чего наступило. Иными словами, вы соотносите любое ваше воспоминание с вашими представлениями о течении времени. Речь идет именно о том времени, которое является общим для всех людей, в котором жили и живете не только вы, но и остальные люди. А как у вас возникает представление о времени, без которого ваши личные воспоминания оказываются просто невозможными? Только через разговоры с другими людьми, через чтение газет, книг и иных текстов. Конечно, вы можете не рассказывать о ваших воспоминаниях другим. Но если бы вы не общались с другими людьми посредством устной и письменной речи, вы не имели бы никаких воспоминаний, так как посещающие вас образы вы не могли бы расположить во временной ряд, все эти образы существовали бы только в настоящем времени, а точнее, даже вне всякого времени.
Итак, не только коллективное, но и личное знание человека оказывается невозможным без языка. Это не значит, конечно, что знание к языку и сводится. Получение знаний предполагает также взаимодействие человека с окружающим миром, производство разных вещей, наличие органов чувств (зрение, слух, осязание, обоняние, вкус), при помощи которых человек получает информацию. Но все-таки язык играет особую роль. Многие животные видят и слышат не хуже человека, а иногда и лучше. Некоторые из них могут, например, воспринимать такие звуки и такие световые волны, которые человек не в состоянии воспринимать. Но у животных отсутствует язык. Поэтому их познание мира выглядит очень ограниченным, если сравнивать его с тем, на что способен человек.
Вы можете возразить: а разве у животных нет своего, своеобразного языка, не похожего на язык человека? Действительно, что-то подобное можно обнаружить у многих животных. Так, например, пчелы посылают друг другу звуковые сигналы (недоступные для человеческого уха), с помощью которых они передают информацию о том, где в данный момент можно собрать нектар. Карканье ворон, пение соловья, рычание медведя, лай собак — это тоже определенные звуковые послания, выражающие призывы, угрозы, предупреждения и играющие важную роль в жизни животных. Но это только лишь сигналы, информирующие других животных особей о простейших биологических побуждениях. В такого рода «языках» нет ни разнообразия человеческих слов, выделяющих в мире предметы, свойства, отношения и т. д., ни грамматических правил, позволяющих связывать слова в предложения и передавать мысль. Не так давно один американский психолог решил все-таки попробовать научить настоящему языку шимпанзе. Психолог считал, что шимпанзе — очень умные животные (а это, действительно, так) и единственное, чего им нехватает, так это языка. Он приступил к своим опытам с большим энтузиазмом и надеждой на успех. Первоначально дела шли неплохо. Шимпанзе быстро выучил довольно большое количество «слов» (это не были звуковые слова человеческого языка, а особые предметы, игравшие роль слов, так как они что-то обозначали). Но потом выяснилось, что с овладением настоящим языком ничего не получается. Шимпанзе мог довольно неплохо передавать свои различные побуждения с помощью искусственных «слов». Но он не мог использовать эти «слова» для описания ситуаций в мире предметов, независимых от него и его побуждений, не мог строить из слов рассуждения, не мог рассказывать о прошлом, будущем и о возможном. Искусственный «язык» шимпанзе не был настоящим, естественным, человеческим.
Язык настолько сильно влияет на все то, что делает человек, на все то, о чем он думает и чего хочет, что некоторые ученые пришли к выводу: все, что есть в сознании и познании человека, определяется только языком. Если меняется язык, то меняется все, что есть в сознании. Значит, меняется сам человек.
Для обоснования этого утверждения приводились такие интересные факты.
В русском языке для обозначения снега есть только одно слово: «снег». А вот в языке некоторых северных народов, которые постоянно живут в условиях холода и которым приходится иметь со снегом много дел, имеется несколько десятков разных слов для обозначения снега в его разных состояниях: снег твердый, снег мягкий, снег искрящийся и т. д. (для этих народов важно уметь различать разные состояния снега, так как от этого во многом зависит успех их хозяйственной деятельности). Если язык влияет на восприятие (мы говорили об этом), то нужно сделать вывод, что представители северных народов видят снег иначе, чем мы: они видят в нем много такого, чего мы не замечаем.
А вот пример иного рода. В нашем языке, как и в языках многих других народов имеется семь слов для обозначения основных цветов спектра: красный, оранжевый, желтый, зеленый, голубой, синий, фиолетовый. Именно эти цвета (и производные от них: белый и черный) мы видим во всех окружающих предметах. Между тем, в языке одного из негритянских народов все цвета радуги обозначаются только двумя словами: одно обозначает цвета, которые художники называют «теплыми» (красный, оранжевый, желтый), другое — «холодные» цвета (зеленый, голубой, синий, фиолетовый). Можно предполагать, что представители этого народа и видят только два цвета и не замечают, например, разницы между красным и желтым цветом.
В нашем языке (и в других языках так называемой индо-европейской группы: английском, немецком, французском и др.) существует разделение на существительное и глагол. Слова первого рода обозначают предметы, второго — действия. Мы никогда не спутаем предмет с действием, так как сам наш язык не позволяет этого. Мы знаем, что предмет — это то, что может подействовать на другой предмет, это то, на что можно воздействовать, это то, с чем что-то может происходить, случаться. А действие — это то, что происходит между предметами. Эти языковые различения влияют и на наш способ восприятия того, что имеет место в мире, и на способы высказывания мыслей, на наши рассуждения. Между тем, в языке одного племени северо-американских индейцев нет различения слов на существительные и глаголы, а значит, на слова, относящиеся к обозначению предметов и обозначению действий. Можно предполагать, что представители этого племени иначе видят мир и иначе думают о нем.