Они подошли к замку с тыльной стороны.
— Отец с Андре стоят на крыльце, — сказал Альбер. — Давайте пройдем через дом, вы не против? Посмотрите, какой у нас в столовой камин…
— Вот он, — сказал Альбер, беря виноградинку со стоявшего на буфете блюда. — Камин у нас красивый. Гостиную я вам не показываю; она такая же, как в Фондбо… А лестница внушительная, не правда ли?.. Идите за мной, — сказал он, поднимаясь по ступенькам. — Коридоры тут просто бесконечные… Все это не очень красиво… Огромные пространства… Моя спальня, — сказал Альбер, открыв и тут же закрыв дверь. — Спальня моего отца… Видите, какой интересный замок… Все двери очень толстые… Сейчас мы подойдем к лестнице, которая проходит внутри башни…
Он присел на сундук.
— Давайте отдохнем, — сказал он.
Он посмотрел на Берту, словно собираясь что-то сказать, но только робко отвел глаза.
Они продолжили осмотр: поднялись на башню, походили по коридорам, приоткрывая двери, спустились в подвал и оценили его могучие, наполненные темнотой каменные своды; они шли быстро, словно что-то преследовало их, а они старались от этого убежать.
— Думаете, наверное, что мы заблудились, да? — спросил Альбер. — А на самом деле видите вон там свет? Это вестибюль… Вам внизу не было холодно?
— Нет, — тихо ответила Берта. — Мы ведь были там недолго…
Альбер остановился и посмотрел на Берту; оба они замерли и, казалось, чего-то ждали.
— Правда? Вы точно не замерзли? — переспросил он, беря Берту за руку.
Он дотронулся до ее локтя.
— А то эта ткань такая легкая.
Он опустил глаза и произнес нерешительным, изменившимся голосом:
— Такая тонкая… У вас такое красивое платье… позвольте мне вас поцеловать…
Он обхватил рукой плечо Берты. Она не шевелилась. Она оцепенела от волнения и стыда, когда Альбер резким движением привлек ее к себе, прижал к своему большому телу; у нее перехватило дыхание, она почувствовала его силу, напористость и запах, и увидела, как приблизившиеся глаза Альбера перед поцелуем затуманились и закрылись.
Потом наступило освобождение, и они пошли к выходу. Почти касаясь друг друга, они шли по коридору очень быстро и молча.
По случаю дня рождения Антуанетты Дюкроке ее родители устроили обед и пригласили много народа. В тот день шел дождь, и большая столовая с ее узкими, утонувшими в толще стен окнами выглядела мрачной.
— А! Вот и свет появился! — сказал господин Дюкроке, когда перед Антуанеттой поставили торт, украшенный двадцатью горящими свечами.
— Прекрасный торт! — отметила госпожа Шоран своим низким голосом.
Взгляды всех гостей оказались прикованными к венчику из маленьких огоньков, освещавших розовое лицо Антуанетты.
Альбер сидел между Эммой и Люси и через весь длинный стол бросал тайком взгляды в сторону Берты; однако та на протяжении всего обеда, казалось, не замечала его.
Господин Дюкроке прошел в курительную комнату, а за ним последовали Шаппюи и Роже. Берта вошла в бильярдную и стала рассматривать книги на расставленных вдоль стен полках.
Альбер, наблюдавший за ее движениями из маленькой гостиной, приблизился к ней.
— Я вижу, вы не можете меня простить, — тихо сказал он. — Послушайте… Не надо на меня сердиться… На этой неделе я уезжаю. Неужели мы так и расстанемся, с этой неопределенностью и тяжестью в душе?
Он приблизился к Берте и облокотился на бильярдный стол:
— Это вы так хотите меня наказать? Ну, скажите же, что вы и думать уже забыли об этом. Ну, ответьте же мне… А то я боюсь, что сейчас кто-нибудь сюда войдет! — сказал он, стремительной походкой направляясь в сторону открытой двери, чтобы тут же вернуться к Берте.
— Ну так как все-таки? Врагами расстанемся?
Берта улыбнулась.
Человек, который после происшествия в Пикодри был ей антипатичен, вдруг исчез, и воспоминание о том мгновении испуга утонуло в волне покорности и нежности.
— Как это мило с вашей стороны, — сказал он, беря ее руку.
Она не стала отнимать у него свои пальцы, удивленная тем, что испытывает столь сильную привязанность к этому малознакомому человеку. «Это нехорошо», — подумала она, вспомнив вдруг Пикодри, но тут же сказала себе, что он скоро уедет и что с этим все уже кончено.
Альбер подошел к открытой двери и выглянул в гостиную: там по-прежнему сидели Эмма и госпожа Дюкроке. Он быстро вернулся к Берте и опять взял ее за руку.
— Мы сможем увидеться в Париже?
— Нет! — ответила Берта и с похожим на ужас чувством отдернула руку.
— Почему? Я не очень часто встречаюсь с Катрфажами… Реймон принадлежит к числу моих друзей, но его никогда не бывает дома…
— Нет!
— Вы говорите «нет», потому что я сейчас нахожусь перед вами; а когда я уеду, вы, может быть, будете жалеть…
— Нет! — сказала Берта, упрямо мотнув головой.
— Вы живете на втором этаже… Время от времени вы ведь выглядываете в окно?.. Я пройду в шесть часов…
— На улицу выходит гостиная… Я никогда не бываю там по вечерам…
— Запомните, что я пройду в шесть часов.
Заметив входящего в комнату Лорана, он повторил громким голосом, выкатывая шар на бильярдный стол:
— Посмотрите в шесть часов! Ведь правда же, Лоран, солнце в октябре садится в шесть часов?
III
— В котором часу мы прибываем в Париж? — спросил господин Пакари.
— В шесть сорок, — ответил проводник, дотронувшись пальцами до фуражки, и закрыл дверь купе.
— Ты зарезервировал места к обеду? — спросил господин Пакари.
— Да, — ответил Альбер, шаря украдкой по карманам своего пиджака.
— Когда у человека есть бумажник, ему не нужно проверять все свои карманы.
— Хочешь почитать газету? — спросил Альбер.
— Нет, спасибо.
Господин Пакари, забравшись в угол купе, читал брошюру, и взгляд его был настолько крепко прикован к странице, что вагонная тряска, казалось, совсем ему не мешала.
Альбер начал было читать разбросанные на сиденье газеты; потом, чтобы дать отдохнуть глазам, посмотрел на мягко колышущиеся позади мелькающих столбов и деревьев поля.
Внезапно несколько капель дождя упали на стекло и тут же превратились в бесшумно струящиеся ручейки.
— Думаю, мы уже подъезжаем к Ангулему, — сказал Альбер.
За окном, влажным от постоянно падающих на него маленьких капелек, быстрыми смутными тенями проносились рощицы и дома.
Поезд остановился. Альбер вышел в коридор.
Мокрый от дождя носильщик внес чемодан.
— Здесь вы будете одна, — сказал он молодой женщине, которая шла за ним. — Поезд трогается.
Молодая женщина подбежала к дверце и попыталась опустить стекло.
— Его трудно открыть. Позвольте мне, — сказал Альбер и тоже потянул за ручку.
Молодая женщина ничего не ответила, лихорадочным жестом протерла затуманенное стекло и поспешно взглянула в окно, словно пытаясь проститься с чем-то уже безвозвратно исчезнувшим. Она так и осталась стоять в коридоре, неподвижно застыв на том же самом месте. Глаза ее задумчиво остановились на запотевшем стекле, где еще сохранялся прозрачный след ее пальцев.
Альбер наблюдал за ней. У нее были очень светлые живые глаза, которые казались немного выцветшими на смугловатом лице.
— Вторая смена, — крикнул, проходя по коридору, официант.
— Вот здесь, — сказал Альбер, останавливаясь перед одним из столов в вагоне-ресторане.
Господин Пакари стал придирчиво изучать меню.
— Как жарко, — тихо произнес Альбер.
Он повернулся к окну и смотрел, как уходит вдаль, вместе со сменяющими друг друга полями, похожая на застывшее серое олово река.
Поезд, словно вдруг заторопившись перед прибытием на станцию, задрожал сильнее и стал клониться в сторону. Люди за столиками молчали. Только чернобородый мужчина, сидевший напротив Альбера, громко и очень внятно, так, что слышали все, разговаривал со своим соседом. Альбер посмотрел на говорившего, а потом его взгляд отметил встреченную в коридоре молодую женщину, которая, похоже, тоже узнала его.
— А Ваньез предупрежден? — спросил Альбер.
— Он вернулся две недели назад, — ответил господин Пакари, которому хвастливые речи говоруна портили настроение.
Время от времени из-за спины бородатого Альбер видел лицо той молодой женщины, и всякий раз он встречался с ней глазами.
Вернувшись в купе, господин Пакари взялся вновь за свою брошюру и сказал: «Ладно! Не будем терять времени».
Альбер ходил по коридору.
Он заглянул в купе соседки; та, трогая в этот момент свою сумочку, подняла на него нежно-вопрошающий взгляд.
Он опять прошел мимо, остановился перед соседней дверью, будто созерцая пейзаж за окном, и повернул голову в ее сторону.
«Я не знаю, какой у нее голос, — мелькнуло у него в голове. — Интересно, она замужем? Может быть, я сейчас с ней заговорю, а может быть, и не осмелюсь, хотя, наверное, она не отвернулась бы от меня».
Они касались друг друга взглядами, словно их захлестнула какая-то горячая мощная волна.
Альбер размышлял: «Как они обманчивы, эти флюиды, они возникают лишь во взгляде человека, но напрасно мы стали бы искать их где-нибудь еще. Похожа эта женщина на свои глаза или нет? Сомнительно; рот у нее какой-то глупый и заурядный. Зато как очаровательна эта тайна. Когда человек женат, будущее простирается перед ним, как плоская, открытая равнина. Что за скука!»
Молодая женщина поднялась, вышла в коридор и остановилась. Альбер оказался с ней рядом.
Она стояла перед окном, вся словно поглощенная созерцанием какого-то далекого образа, и вроде бы уже больше не замечала Альбера. А он продолжал смотреть на нее.
Небо над полями Боса, чистое и слегка красноватое у горизонта, постепенно темнело. Поезд, погружаясь с глухим гудением в ночь, катился меж бархатно-коричневых пашен.
— Извините, мадам, — сказал Альбер, возвращаясь на свое место.
Он сел напротив отца. Устав от столь длительного неподвижного преследования, он закрыл глаза. «Странная женщина, — сказал он себе. — Скорее всего, она только что рассталась с любовником. И видно, что мысленно она к нему возвращается. Сначала с интересом смотрит на первого встречного, а потом перестает его замечать. Какие-то они загадочные, эти женщины! Да и малышка Берта тоже странная. Что скрывается за ее взрослым взглядом, который так поразил меня при первой встрече? А того поцелуя в зам