– Хочешь, я вернусь и отломаю ему клешни? – смиренно спросил Кратов.
– Я потому и промолчала сразу, что не хочу… – Рашида поглядела на корабль Молчащих. – Про них я тоже еще помню. По крайней мере, с ними все ясно. Летят себе и летят. Ни с кем не желают разговаривать. Это их право. И, скорее всего, это обычные грузовики-автоматы каких-нибудь переразвитых аутсайдеров. Например, тех же эхайнов.
– Видно, сегодня день такой, что все морочат друг дружке голову, – сказал Кратов в пространство. – Так ты все же знаешь об эхайнах?
– Об эхайнах, Костя, знают все, – веско пояснила Рашида. – Даже этот тип… под сенью монстрика. Что вот есть такие эхайны. Но что такое эхайны, и зачем они нужны – знают немногие. Например, ты. Ведь ты знаешь?
– Знаю, – потупился Кратов.
– Что они такое?
– Головная боль.
– Зубная, – строго поправила Рашида. – А зачем они нужны?
– Низачем! – заверил Кратов с охотой. – Абсолютно низачем!
– И все же ты упорно не желаешь рассказать про эхайнов даже мне, своей женщине… Что же ты требуешь от нкианхов, которые о тебе даже не подозревают? С какой стати они станут делиться с тобой, абсолютно незнакомым теплокровным вертикальным гуманоидом, своими сокровенными тайнами?
– Но мне не нравятся эти тайны! – сказал Кратов. – Не хочу я никаких тайн в фундаменте Галактического Братства! Не хватало еще, чтобы этот замечательно устроенный, светлый храм, в котором есть место всем, включая меня, тебя… и даже того типа… вдруг покосился, а то и рухнул! Ну скажи: на кой черт нкианхам тайны?
– На кой черт тайны человечеству? – пожала плечами Рашида. – Неужели ты столь наивен, чтобы надеяться, будто я не заметила, как ты скис, когда Спирин ляпнул про Разделение?
– Ну и скис, – сказал Кратов оправдывающимся тоном. – Ничего сладкого в том нет. Очень досадный и неприятный факт в нашей истории. Причем в истории древнейшей. И самое в нем досадное, что люди-то здесь как раз ни при чем, а отдуваться приходится в первую очередь им…
– И это как-то связано с эхайнами, – усмехнулась Рашида.
– Угу.
– И с феями на Эльдорадо.
– Господи, дай мне передышку, – кротко промолвил Кратов, обратив глаза к сводам Тауматеки. Над его головой в белесом тумане парило чучело калейдоплануса, стремительного и трудноуловимого обитателя верхних слоев юпитерианского атмосферного бутерброда. «Если вдруг откажут защитные поля и этот змей-горыныч рухнет оттуда нам на головы, ничего даже отскребать не придется, – внезапно подумал Кратов. – И уж более идиотской смерти не вообразить. Это если небеса вдруг решат, что передышки давать мне не следует, а напротив, и в дальнейшем надлежит подвергать разнообразным испытаниям. Впрочем, это же можно будет расценить и как то, что они-таки откликнулись на мою мольбу и удовлетворили ее. Самым радикальным способом. Вздор: как поля могут отказать?! И все же… береженого бог бережет». Он взял Рашиду за локоть и повлек прочь из зоны возможного поражения, разглагольствуя на ходу: – Мне не следовало быть инфантильным дураком двадцать лет назад. Я полон раскаяния в своей глупости и гордыне. Нужно было взять эту демоницу в жены. И испортить ей жизнь, как она портит ее мне сейчас.
– Конечно, – согласилась Рашида. – Так и следовало поступить. Хотя ты и без того не сделал жизнь мою медом…
– Коли уж мы здесь, – поспешно сказал Кратов, – может быть, погуляем между этих чудес и диковин?
– У тебя назначено еще кому-то? – насторожилась Рашида.
– Нет! – Кратов замахал руками. – Клянусь чем угодно!
Они стояли у вросшего в тысячелетний гранит покореженного механизма, ни с чем привычным и понятным не сходного. Табло над экспонатом утверждало, что оный механизм был обнаружен четвертой марсианской экспедицией вскоре после их высадки в Меридиании, извлечен из скальных пород и доставлен на Землю, где продолжительное время обретался в архивах НАСА в обстановке строжайшей секретности.
– Вот видишь, – сказала Рашида. – Никто не любит выставлять напоказ собственное невежество.
– Ничего в этой железяке нет такого, из-за чего следовало ее скрывать, – возразил Кратов. – Да, разумеется, никаких других материальных следов внеземных культур на Марсе больше не находили. Ни в Меридиании, ни в Умбре, ни в Море Сирен. Ни тогда, ни сейчас, когда по Морю Сирен шастают дикие туристические группы, а в Меридиании новобрачные устраивают групповые медовые месяцы… На Марсе никогда не было цивилизации. А эту штуку здесь потеряли стародавние визитеры Галактического Братства во время промежуточного финиша или вынужденной стоянки для ремонта…
– Разве трудно было уточнить? – вскинула собольи брови Рашида. – Кто, мол, наведывался к нам на Марс и посеял свой агрегат?
– Да кто ж помнит-то?! – воскликнул Кратов. – Одно время Солнечная система была как проходной двор. Кто здесь только ни побывал, не отметился! Нкианхи были. Тахамауки практически не вылезали. Кристалломимов заносила нелегкая… – он вдруг оживился. – Лет этак пятнадцать назад мы с Фрицем Радау сделали привал на Харибде. Но не на той, что в системе Мирфака, а на той, что крутится вокруг Электры. Речь идет не об Электре из Плеяд, а о другой Электре… – он почувствовал, что сейчас окончательно запутается, и махнул рукой. – Ладно, не в том суть… И у нас потерялся экскаватор-автомат. То ли у него самопроизвольно включился задний ход. То ли я врубил да забыл… И он потихоньку убрел в заросли. А хватились мы его уже в полусотне парсеков, в глубокой экзометрии. Не возвращаться же было! – Кратов конфузливо помотал головой. – Ох, и вставили же нам клизму на плоддер-посте, семиведерную, с битым стеклом!.. Нет, у нкианхов было что-то иное. Не было им нужды скрывать свое невежество. Вообще трудно обвинить в невежестве расу, открывшую способ проникнуть в экзометрию.
– Может быть, при этом они открыли и что-то еще, – не сдавалась Рашида. – Но ЭМ-навигацию и ЭМ-связь они сделали всеобщим достоянием. А это «что-то» предпочли похоронить в своих архивах.
– Такое умозаключение настолько очевидно, что не может быть верным… Зачем? Чтобы тысячелетиями жить в постоянном страхе разоблачения?! Неужели эта случайная неувязка в спиринском инфобанке, который был им составлен, можно сказать, «на колене»… и, не исключено, на чужом… заставит тебя усомниться в честности и открытости одной из самых почитаемых галактических рас?!
– У всех есть свои скелеты в шкафах, – сказала Рашида.
– И черепа на полках, – засмеялся Кратов. – «А глаза-то косят!» – вспомнил он старца Серапиона.
– У кого? – обеспокоилась Рашида.
– Не бойся, не у тебя. У нкианхов…
Перед ними на постаменте из розового мрамора располагался и функционировал экспонат, известный как «Титанийская Модель», он же «Объект ТМ». В Тауматеке он находился уже лет сто, и все это время непрерывно действовал. В каковом состоянии, по всей вероятности, пребывал и на протяжении долгих веков до того, как был обнаружен среди руин исчезнувшей цивилизации Титанума. Энергию для своего функционирования он черпал неизвестно откуда, неудобств от трения бесчисленных деталей и воздействия атмосферы не испытывал. То есть являлся практически вечным двигателем во плоти. Разобрать его и не пытались из понятного опасения невозможности повторного запуска. Скопировать же, напротив, пытались многократно и с равным неуспехом. Объект ТМ, несомненно, был уменьшенной моделью чего-то еще более невообразимого и удивительного, о чем строились самые фантастические догадки. Согласно одной из гипотез, означенная модель воспроизводила в миниатюре скрытые, до сей поры неизученные и трудно поддающиеся осмыслению внутренние механизмы планеты-артефакта Финрволинауэркаф. Отсюда следовало, что либо прежние обитатели Титанума и являлись строителями оной планеты, либо основательно ее устройство исследовали и ухитрились, в отличие от людей, как понять, так и смоделировать. Другая гипотеза утверждала, что взорам первопроходцев Титанума явлена была действующая модель мироздания во всем его многообразии и красе, со всеми значительными галактическими объектами и их пространственно-временными взаимодействиями. Вывод: сгинувшие прототитаниды были цивилизацией поистине вселенского масштаба, знали мироздание как свои предположительно шесть пальцев и употребляли Объект ТМ и его не сохранившиеся до возрождения Титанума аналоги в качестве глобусов. Или же в строительстве указанного мироздания принимали живейшее участие, сохранив на память некоторые рабочие наброски. В последнее Кратову, например, верилось с трудом, но у этой гипотезы находились и более благодарные последователи…
– Почему она не накрыта колпаком? – требовательно спросила Рашида. – А если я захочу потрогать?
– Да на здоровье! – хмыкнул Кратов. – Эта вещица несколько тысяч лет провалялась в рухнувшем подвале так называемого Дома Эшеров под грудой истлевшего хлама. Потом ее «потрогали» ковшом тяжелого скрепера, да и гусеницей тоже. Несколько десятков лет тому назад один из ее первых исследователей изнемог рассудком в тщетных потугах понять и охватить. И во временном умопомрачении прикоснулся к ней кувалдой… Как видишь, ей это не повредило.
– Тогда, конечно, я ее трогать не стану, – сказала женщина. – Что за интерес это делать, если не будет ответной реакции?
– Прототитанидам нет дела до мелкого копошения муравьев на их могилах, – размышлял Кратов. – Даже их механизмы игнорируют наше присутствие. Нас для них попросту не существует. Наши временные пласты не пересекаются. Может быть, потому Модель и неуязвима, что мы видим лишь ее пространственно-временную тень, проекцию на нашу вселенную.
– Ты сам все это придумал?
– Угу. Прямо сейчас.
Рашида молча смотрела на мельтешащие деталюшки и вспыхивающие между ними огоньки.
– Это как вызов нашему самолюбию, – наконец сказала она. – Чтобы мы не мнили о себе слишком много. Это как усмешка мертвеца…
– Ты чересчур впечатлительна, – заметил Кратов. – На самом деле прототитаниды вряд ли задумывались о нас. Как мы не забиваем себе голову заботами о тех, что придет после нас. И куда, кстати, придет. Потому что это будет уже не наш мир. Не наша вселенная. И мы даже не в силах придумать ей имя, не говоря уже о том, чтобы представить себе ее устройство. Наверное, даже тектоны пасуют перед такой задачкой. Да у них и без того полно хлопот…