– И это как-то связано с эхайнами, – усмехнулась Рашида.
– Угу.
– И с феями на Эльдорадо.
– Господи, дай мне передышку, – кротко промолвил Кратов, обратив глаза к сводам Тауматеки. Над его головой в белёсом тумане парило чучело калейдоплануса, стремительного и трудноуловимого обитателя верхних слоёв юпитерианского атмосферного бутерброда. «Если вдруг откажут защитные поля и этот змей-горыныч рухнет оттуда нам на головы, ничего даже отскребать не придётся, – внезапно подумал Кратов. – И уж более идиотской смерти не вообразить. Это если небеса вдруг решат, что передышки давать мне не следует, а напротив, и в дальнейшем надлежит подвергать разнообразным испытаниям. Впрочем, это же можно будет расценить и как то, что они-таки откликнулись на мою мольбу и удовлетворили её. Самым радикальным способом. Вздор: как поля могут отказать?! И всё же… бережёного бог бережёт». Он взял Рашиду за локоть и повлёк прочь из зоны возможного поражения, разглагольствуя на ходу: – Мне не следовало быть инфантильным дураком двадцать лет назад. Я полон раскаяния в своей глупости и гордыне. Нужно было взять эту демоницу в жёны. И испортить ей жизнь, как она портит её мне сейчас.
– Конечно, – согласилась Рашида. – Так и следовало поступить. Хотя ты и без того не сделал жизнь мою мёдом…
– Коли уж мы здесь, – поспешно сказал Кратов, – может быть, погуляем между этих чудес и диковин?
– У тебя назначено ещё кому-то? – насторожилась Рашида.
– Нет! – Кратов замахал руками. – Клянусь чем угодно!
Они стояли у вросшего в тысячелетний гранит покорёженного механизма, ни с чем привычным и понятным не сходного. Табло над экспонатом утверждало, что оный механизм был обнаружен четвёртой марсианской экспедицией вскоре после их высадки в Меридиании, извлечён из скальных пород и доставлен на Землю, где продолжительное время обретался в архивах НАСА в обстановке строжайшей секретности.
– Вот видишь, – сказала Рашида. – Никто не любит выставлять напоказ собственное невежество.
– Ничего в этой железяке нет такого, из-за чего следовало её скрывать, – возразил Кратов. – Да, разумеется, никаких других материальных следов внеземных культур на Марсе больше не находили. Ни в Меридиании, ни в Умбре, ни в Море Сирен. Ни тогда, ни сейчас, когда по Морю Сирен шастают дикие туристические группы, а в Меридиании новобрачные устраивают групповые медовые месяцы… На Марсе никогда не было цивилизации. А эту штуку здесь потеряли стародавние визитёры Галактического Братства во время промежуточного финиша или вынужденной стоянки для ремонта…
– Разве трудно было уточнить? – вскинула собольи брови Рашида. – Кто, мол, наведывался к нам на Марс и посеял свой агрегат?
– Да кто ж помнит-то?! – воскликнул Кратов. – Одно время Солнечная система была как проходной двор. Кто здесь только ни побывал, не отметился! Нкианхи были. Тахамауки практически не вылезали. Кристалломимов заносила нелёгкая… – он вдруг оживился. – Лет этак пятнадцать назад мы с Фрицем Радау сделали привал на Харибде. Но не на той, что в системе Мирфака, а на той, что крутится вокруг Электры. Речь идёт не об Электре из Плеяд, а о другой Электре… – он почувствовал, что сейчас окончательно запутается, и махнул рукой. – Ладно, не в том суть… И у нас потерялся экскаватор-автомат. То ли у него самопроизвольно включился задний ход. То ли я врубил да забыл… И он потихоньку убрёл в заросли. А хватились мы его уже в полусотне парсеков, в глубокой экзометрии. Не возвращаться же было! – Кратов конфузливо помотал головой. – Ох, и вставили же нам клизму на плоддер-посте, семиведёрную, с битым стеклом!.. Нет, у нкианхов было что-то иное. Не было им нужды скрывать своё невежество. Вообще трудно обвинить в невежестве расу, открывшую способ проникнуть в экзометрию.
– Может быть, при этом они открыли и что-то ещё, – не сдавалась Рашида. – Но ЭМ-навигацию и ЭМ-связь они сделали всеобщим достоянием. А это «что-то» предпочли похоронить в своих архивах.
– Такое умозаключение настолько очевидно, что не может быть верным… Зачем? Чтобы тысячелетиями жить в постоянном страхе разоблачения?! Неужели эта случайная неувязка в спиринском инфобанке, который был им составлен, можно сказать, «на колене»… и, не исключено, на чужом… заставит тебя усомниться в честности и открытости одной из самых почитаемых галактических рас?!
– У всех есть свои скелеты в шкафах, – сказала Рашида.
– И черепа на полках, – засмеялся Кратов. – «А глаза-то косят!» – вспомнил он старца Серапиона.
– У кого? – обеспокоилась Рашида.
– Не бойся, не у тебя. У нкианхов…
Перед ними на постаменте из розового мрамора располагался и функционировал экспонат, известный как «Титанийская Модель», он же «Объект ТМ». В Тауматеке он находился уже лет сто, и всё это время непрерывно действовал. В каковом состоянии, по всей вероятности, пребывал и на протяжении долгих веков до того, как был обнаружен среди руин исчезнувшей цивилизации Титанума. Энергию для своего функционирования он черпал неизвестно откуда, неудобств от трения бесчисленных деталей и воздействия атмосферы не испытывал. То есть являлся практически вечным двигателем во плоти. Разобрать его и не пытались из понятного опасения невозможности повторного запуска. Скопировать же, напротив, пытались многократно и с равным неуспехом. Объект ТМ, несомненно, был уменьшенной моделью чего-то ещё более невообразимого и удивительного, о чём строились самые фантастические догадки. Согласно одной из гипотез, означенная модель воспроизводила в миниатюре скрытые, до сей поры неизученные и трудно поддающиеся осмыслению внутренние механизмы планеты-артефакта Финрволинауэркаф. Отсюда следовало, что либо прежние обитатели Титанума и являлись строителями оной планеты, либо основательно её устройство исследовали и ухитрились, в отличие от людей, как понять, так и смоделировать. Другая гипотеза утверждала, что взорам первопроходцев Титанума явлена была действующая модель мироздания во всём его многообразии и красе, со всеми значительными галактическими объектами и их пространственно-временными взаимодействиями. Вывод: сгинувшие прототитаниды были цивилизацией поистине вселенского масштаба, знали мироздание как свои предположительно шесть пальцев и употребляли Объект ТМ и его не сохранившиеся до возрождения Титанума аналоги в качестве глобусов. Или же в строительстве указанного мироздания принимали живейшее участие, сохранив на память некоторые рабочие наброски. В последнее Кратову, например, верилось с трудом, но у этой гипотезы находились и более благодарные последователи…
– Почему она не накрыта колпаком? – требовательно спросила Рашида. – А если я захочу потрогать?
– Да на здоровье! – хмыкнул Кратов. – Эта вещица несколько тысяч лет провалялась в рухнувшем подвале так называемого Дома Эшеров под грудой истлевшего хлама. Потом её «потрогали» ковшом тяжёлого скрепера, да и гусеницей тоже. Несколько десятков лет тому назад один из её первых исследователей изнемог рассудком в тщетных потугах понять и охватить. И во временном умопомрачении прикоснулся к ней кувалдой… Как видишь, ей это не повредило.
– Тогда, конечно, я её трогать не стану, – сказала женщина. – Что за интерес это делать, если не будет ответной реакции?
– Прототитанидам нет дела до мелкого копошения муравьёв на их могилах, – размышлял Кратов. – Даже их механизмы игнорируют наше присутствие. Нас для них попросту не существует. Наши временные пласты не пересекаются. Может быть, потому Модель и неуязвима, что мы видим лишь её пространственно-временную тень, проекцию на нашу вселенную.
– Ты сам всё это придумал?
– Угу. Прямо сейчас.
Рашида молча смотрела на мельтешащие деталюшки и вспыхивающие между ними огоньки.
– Это как вызов нашему самолюбию, – наконец сказала она. – Чтобы мы не мнили о себе слишком много. Это как усмешка мертвеца…
– Ты чересчур впечатлительна, – заметил Кратов. – На самом деле прототитаниды вряд ли задумывались о нас. Как мы не забиваем себе голову заботами о тех, что придёт после нас. И куда, кстати, придёт. Потому что это будет уже не наш мир. Не наша вселенная. И мы даже не в силах придумать ей имя, не говоря уже о том, чтобы представить себе её устройство. Наверное, даже тектоны пасуют перед такой задачкой. Да у них и без того полно хлопот…
– Плохая мысль собрать всё это в одном месте. А вдруг это фрагменты мозаики, которую нельзя складывать? Вдруг её нарочно разрушили и раскидали по углам и закоулкам Галактики до нас те, кто знал, к чему это приведёт? И однажды, когда все квадратики и кружочки лягут на свои места, всё и произойдёт?
– Что – всё?
– Ну, совсем всё…
– Нет, я не смог бы с тобой прожить всю жизнь, – усмехнулся Кратов. – Эти зловещие пророчества… Это мрачное созерцание теней, отбрасываемых даже самыми светлыми предметами… С тобой кто угодно станет мизантропом. А я по натуре безудержный оптимист.
– Как давно ты гляделся в зеркало? – удивилась Рашида. – Оптимистов с такой каменной физиономией не бывает.
– Ты никогда прежде не встречала живого оптимиста. Вокруг тебя всегда вращались унылые личности. Унылые от собственного несовершенства, отчаявшиеся завоевать твоё тело и душу. Только в таком окружении ты могла сиять и ослеплять.
– Встречала, – возразила Рашида. – Его звали Стас Ертаулов.
– Пока он был оптимистом, он хватался за все юбки в пределах досягаемости. Тебе будет неприятно это слышать, но ты была лишь одной из них. А уж потом… как я понимаю… он мог быть либо один, либо с тобой. И ни с кем больше.
– Кратов, – сказала Рашида. – Зачем ты хочешь сделать мне больно, Кратов?
– Вовсе не хочу. Я только пытаюсь превратить тебя в оптимиста. Этот мир не так враждебен, как притворяется. Скорее, он равнодушен, что уже неплохо. И не нужно выеживать все свои иголки, чтобы никому и ничему не взбрело на ум причинить тебе вред. Правильнее будет дружески похлопать вселенную по плечу, рассказать ей анекдот, и она охотно посмеётся вместе с тобой.