Почти каждый день присутствовал на совещаниях, которые проводит военный комендант Особого района генерал-майор А. Коломийцев. Вот лишь несколько записей из блокнота: «23 января — изъято 19 единиц оружия; 28 января — 7; 29 января — две единицы». Всего же за время особого положения изъято почти три с половиной тысячи охотничьих ружей, десятки ножей, бутылок с зажигательной смесью, самодельных гранат, пистолетов, немало взрывчатки, бикфордовых шнуров и взрывателей.
Об этом невольно вспомнилось на посту у реки Каркар. На одном из десятков постов, существующих в Особом районе. Но по значению своему — первостепенном. Именно так характеризовал его генерал-майор Коломийцев.
Сыпала легкая изморозь. Крепчал морозец, и звезды в высоком безоблачном небе мерцали пронзительно-ярко, но холодно.
Притопывая, чтобы согреться, сержант Шаимов и рядовой Рахманов рассказывали о себе. Оба — земляки, один из Ташкента, другой из Ташкентской области. До службы в армии Шаимов учился в институте на инженера-гидромелиоратора, Рахманов — в техникуме пищевой промышленности. Весной Шавкату Шаимову увольняться… В общем, обыкновенный был разговор, да вот обстановка придавала рассказам парней особенный смысл, иное, нежели это было бы в обычных условиях, звучание.
Шавкат говорил о земле и прибавлял: ведь она одна у нас, мать-кормилица. И воздает нам не по национальному признаку, а по труду, в нее вложенному.
Равшан, вспомнив техникум, раздумчиво произнес:
— Оставлю его, пойду в школу милиции.
— Что это вдруг? — удивляюсь.
— Не вдруг, — отвечает он. — Много еще плохих людей земля носит. Взятки брали, воровали, а когда их прижимать начали и они поняли — все, кончается эта лавочка, то на подлость пошли, один народ на другой натравливают.
И подумалось, слушая их: вот пришли сюда парни — помочь. Но ведь те политические «университеты», что проходят они в Карабахе, помогут и им строить свою судьбу.
— Иногда приходится слышать от горожан: мол, вы за кого? — рассказывал рядовой Алексей Пантелеев, дежуривший на посту этой ночью. — А я за советского человека, будь он азербайджанцем или армянином. Я одинаково защищаю того и другого.
Солдат начинается с думы о Родине. Многонациональной, единой, а не раскроенной на национальные лоскутки. С убеждения: ты — защитник всех и в целом Отчизны, каждого ее уголка.
Об этом говорили мы на посту, армейцы и воины внутренних войск рядовые Юрий Немировский, Александр Щербина и Александр Дятлов.
…В разговорах время бежит незаметно. У моих собеседников кончается смена, на пост готовятся заступать их товарищи, и я, признаться, в душе немного жалею: за дежурство не увидел ни одного нарушителя.
«Но это же замечательно, что не было нарушений и что все спокойно», — понимаю потом, возвращаясь по спящему городу в часть. Мелькает надежда: быть может, получится рассказ о первой спокойной ночи в Особом районе. Хотелось бы, очень хотелось передать его в редакцию. Надеюсь, даже складываю в уме столь желанные строки, еще не зная, что утром военный комендант сообщит: в Шуше, на дороге, идущей в город Лачин, при осмотре машины у граждан А. Айрапетяна и X. Майляна изъяты два ножа, 21 охотничий патрон и спиртные напитки. Оба задержанных были пьяны. При задержании отличились старший лейтенант А. Рубин, рядовые Ц. Сабиров и А. Хашимов. А всего за сутки задержано 97 человек, нарушивших режим особого положения… И я вздохну: очевидно, не мне придется писать тот рассказ.
А пока за окнами машины спящий город. Порывисто оглядываюсь — вон река, пост у моста, фигурки солдат. Многое видится с такого поста, в общем-то обыкновенного, как и десятки других в Особом районе…
— Воины на деле показали высокий интернационализм, — продолжал Вольский. — Вот он, подлинный облик нашего солдата, мужественный и привлекательный. Конечно, главная заслуга воинских подразделений в том, что за пять с лишним месяцев в области не было ни одного преступления. Но ведь и о другом как не сказать — о помощи, оказанной населению? Она огромна.
Чем измерять ее? Тоннами перевезенных грузов? Сотнями рейсов — когда пурга заметала дороги, отрезая от райцентров небольшие селения, солдаты везли туда продукты, баллоны с газом. Примеров множество. Приведу лишь один, специально не выбирая, тот, что видел сам.
Мальчонки, курносые, черноглазые, как воробышки, окружили сержанта Нормамада Турсункулова, жмутся к нему. А один, самый щупленький, вцепился в рукав и ни на шаг от сержанта.
— Не хочу, чтобы он уезжал, — повторяет. — Ну можно, чтобы солдаты остались?
Ребята уже прослышали, что мотострелковый батальон внутренних войск, который нес службу по охране общественного порядка в их городе, завтра сменяется, приуныли и ищут во мне союзника: может, что-то сумею, чтобы не было этого расставания. Я всей душой на их стороне, да только служба есть служба, ничего не попишешь.
— Тебя как зовут? — спрашиваю мальчугана, того, что держится за сержанта.
— Ализамин Халилов, — отвечает, с грустью шмыгая носом.
…По утрам, когда воздух прозрачный, горы кажутся выше, обновленными, словно за ночь они отдохнули, набрались силы и свежести. А в Лачине — все вокруг горы, до самого горизонта тянется их причудливый мир, ущелья и скалы, да и сам городок раскинулся на горе. Рядом с иными домами — пропасть. Лачин в переводе с азербайджанского значит «орел». Действительно, как гордая птица, парит он под облаками.
Ализамин любит горы — здесь его родина, но зимой часто с грустинкой смотрит на них: там, далеко за хребтом, находится ферма, где работают его родители — они пастухи, с ними младшие брат и сестра Ализамина. Они еще маленькие, поэтому отец с мамой их забирают с собой, когда гонят скот на зимовку. Ализамин же с другим младшим братом Амилем в городе остаются. Здесь они живут и учатся в школе-интернате. Ализамин ходит в пятый класс, Амиль — в третий. Медленно тянутся дни в ожидании лета, когда можно будет уехать к родителям, на пастбище, помогать им в работе, вволю купаться и загорать.
Однако нынче и осенние, и зимние дни замелькали для Ализамина и его интернатских товарищей, как гонимые ветром снежинки. Началось все с того, что в город пришли солдаты, помогать местной милиции охранять лачинцев от беспорядков.
Ализамину и его друзьям повезло — солдат разместили в общежитии школы-интерната, так что с утра до вечера общались с ними, в одной столовой кушали. В интернатскую жизнь ворвались такие события, что порой Ализамину хотелось ущипнуть себя: уж не снится ли? Интересно мальчишкам было смотреть, например, как солдаты занимаются строевой подготовкой. Сначала глазели, потом стали пристраиваться за строем, копировать. Построения, разводы на занятия и в наряды тоже были в центре внимания.
Все это любопытно, притягивает, как магнит, но не самое главное. А главное было вот что: минуло несколько дней, обустроилось подразделение, наладилась служба, и солдаты пришли к директору школы-интерната Байрамову с предложением: давайте, мол, мы вам поможем.
— Я директором здесь с сентября 1987-го, — рассказывает Саттар Джамилович. — По образованию учитель, работал в райкоме партии, был председателем райпотребсоюза, совхоза. А полтора года назад пригласили на бюро райкома партии и сказали: направляем вас в школу-интернат, надо поднимать ее. И действительно, поднимать: если бы вы только видели, в каком запущенном состоянии она была! Постройки обветшали, дети учились и жили в ужасных условиях. И начали мы приводить ее в божеский вид.
Солдаты предложили расчистить и оборудовать спортплощадку. В свободное от службы время. Всем подразделением взялись за дело, школьники помогали им. И Ализамин помогал. А что значит расчистить — это надо представить: сплошной камень который приходилось долбить. Потом Байрамов привез из Баку спортивные снаряды, установили их, и такой городок получился — позавидуешь. Одновременно с этим строительством мотострелки помогали ремонтировать столовую, общежитие, учебный корпус.
То подразделение вскоре ушло к новому месту службы. На смену ему прибыл другой батальон и добровольно принял своеобразную эстафету помощи интернату. Заасфальтировали двор, провели водопровод…
Их сменил батальон, заместителем командира по политической части которого майор Игорь Боровков. Он же — комендант участка Особого района в Лачине и Лачинском районе.
Игорь Юрьевич показывал мне двухэтажное здание.
— Когда мы приехали, — рассказывал офицер, — оно было нежилым. Полы прогнили, стены обвалились. Признаться, я не верил в затею солдат, которые предложили отремонтировать его. Долго они меня убеждали… И вот что имеем спустя полтора месяца.
Заходим — гардероб, огромный спортзал, аппаратная, правда, еще без киноустановки, зрительный зал, библиотека… Душ, умывальник…
Потом я встречался с воинами подразделения, теми, кто все это сделал. Спрашивал: ваш батальон богат на специалистов-строителей, что ли? «Да нет», — смущенно улыбались парни. Оказалось, что среди моих собеседников только рядовой Юрий Кондрашкин — столяр, каменщиком-монтажником до призыва на службу был рядовой Вячеслав Трухин. Остальные же навыки и умение приобретали в работе. Рядовые Акрам Нурматов, Абдували Абдулаев, Захир Абдазов, Халим Султанов, Алексей Евдокимов… Как хотелось бы назвать всех поименно, этих замечательных, сймпатичных парней, которые не просто помогли интернату, не только обеспечили спокойную жизнь в городе, но влюбили Лачин в себя, влюбили в Вооруженные Силы.
— Они нам все, как родные, стали, — рассказывала Шаргия Мустафаева. — С хлебом-солью в каждом доме солдата встречают, идет по улице, то яблоком угостишь, то сигареты сунешь.
Что такое Особый район? Это девять участков, у каждого свой комендант и подчиненные ему люди — милиция, воины внутренних войск и Советской Армии. Его можно представить и так. Главных и второстепенных участков нет, каждый важен. И жизнь любого из них — это уменьшенный портрет жизни и деятельности Особого района. Но он — это и особая солдатская миссия. И когда говорили мне: майор Боровков с подчиненными «завоевал» город — завоевал сердца, симпатии лачинцев, невольно думалось — а может, это самое главное, социально значимое, что сделано? Люди защитников и помощников своих увидели в воинах, отзывчивых, работящих, сердечных парнях. Что такое Особый район? Разве и не эти вот мысли в народе, не это состояние души? Правда, за всех полностью говорить так не стану.