Подбираю раритет и сую его Панкратову. Может, и пригодится когда, хотя толку с нее… Патронов не достать, а ВОГи в наши дни — редкость. Грузовик выглядит побитым, задние колеса спущены, но кабина вроде цела. Степан уже открыл капот и проверяет двигатель.
— Радиатор пробит, но в целом нормально! — докладывает Степан через минуту и приступает к осмотру джипа.
Последний вообще не пострадал — две дырки от пуль в передней дверце не в счет. Еще через пару минут Рогозин выносит вердикт: джип полностью боеготов. Так, основные трофеи проверили, теперь можно и с пленными потолковать… Ага, тот, что с простреленной грудью, уже двинул кони, «…и их осталось двое…».
Начнем с раненного в бедро. Одет он в знакомый натовский камуфляж. Да и морда у него подозрительно нерусская… А если…
— Navn! Rank! Stilling! — рявкаю я. И по глазам пленного понимаю, что угадал.
Он смотрит на меня с ненавистью и… а, пожалуй, и с презрением. Это понятно — скандинавы нас за людей не считают! Ничего-ничего, у меня против такого отношения уже давно своя метода выработалась — раскаленный шомпол в жопу. Как-никак всю сознательную жизнь с этими варягами воюю, научился пленных потрошить быстро и качественно. Сейчас ты у меня, как птичка, запоешь! Жаль только, что базы их далеко — можно было бы потом махнуть этого пидора на пару ящиков с медикаментами. Это у нас на севере такая добрая традиция уже выработалась.
— Говори, мерзавец, — зачем-то вмешивается Панкратова. — Быстро, пока мы добрые…
Внезапно меня пронзает ощущение, что что-то идет неправильно. Я с криком «Ложись!!!» прыгаю на Катю, сбиваю ее с ног, прижимаю к земле, накрыв своим телом. Глухой взрыв, и спину словно пронзает раскаленным гвоздем. С-с-с-сука!!!
Швед, тварь такая, подорвал себя гранатой. У нас первая и единственная потеря — осколки посекли самого младшего в нашем отряде — Ванечку из второго отделения. Пятеро, включая меня, схлопотали легкие ранения. Но не это самое страшное, хотя Ванечку жалко до слез… Где это видано, чтобы «храбрые» европейцы себя подрывали? Для них собственная жизнь — святое! Значит, нечто очень важное этот парень знал, если предпочел покончить с собой, но не поделился сведениями.
Ну, ничего, сейчас мы «цепеносца» расспросим с пристрастием. И про то, куда их хваленый Фюрер спрятался. И про то, что делает в Москве шведский офицер!
Не успела перепуганная Катя закончить перевязку моей многострадальной спины, как я вскочил и быстро подошел к пленному.
— Говорить будешь? — просто спросил его я, сопроводив свои слова доходчивым движением — наступил ему на простреленное колено. Через пять секунд, вдоволь наслушавшись его воплей, я убрал ногу и уточнил: — Или мы тебя на ленточки порежем. Медленно. Знаешь, кто я?
— Ты… Ты… Ты Палач!
— Веришь, что я так и сделаю, если ты будешь молчать?
— Буду! Буду говорить! — промычал «цепеносец». — Спрашивайте! Все-все расскажу!
— Как зовут-то тебя, болезный?
— Коробком!
— Чего? — я подумал, что не расслышал толком.
— Зовут меня так, — уточнил фашист. — Коробком.
— Странное погонялово… — удивился я. — Впрочем, хрен с тобой! Скажи-ка мне, Коробок, а что у вас в группе делал швед?
— Контролировал наши действия и обеспечивал связь со своим руководством.
— И что вы делали для шведов?
— Должны были после захвата бредунами Электрогорска обеспечить поддержку шведского десанта. Они хотели здесь базу устроить.
— Каким образом вы должны были обеспечить поддержку?
— Планировали, что часть бредунов мы отравим, для чего получили от шведов несколько бочек спирта с ядом. А остальных втихаря вырежем. Мы думали, что после захвата праздник будет, все упьются…
— И что вам за это обещали шведы?
— Золотишка мы просили!
— На хрена вам сейчас золото? Что с ним делать? — удивился я.
— Дык… Золото — оно и есть золото! — не поняло меня это… существо. — Зачем с ним что-то делать? Сами-то в Тарту сколько всего набрали!
— Урод ты вонючий! Ты по себе-то не равняй! Наша главная добыча в Тарту — несколько тысяч освобожденных русских невольников!
— Ну, да… — радостно поддакнул Коробок. — А потом вы с каждого за освобождение…
— Тьфу ты, придурок! — я в сердцах даже плюнул. — Тебе такое слово, как «безвозмездно», наверное, ничего не говорит?
— Безвозмездно? Так вы с них ничего не взяли? — поразился Коробок.
— Нет, конечно! Впрочем… что я тебе объясняю? Давай-ка дальше пойдем: куда делся ваш Фюрер?
— Так он на встречу с их главным уехал! — радостно сказал Коробок. — Два десятка бойцов взял и уехал! А нам приказал в Москве пошарить. Вдруг да и найдем что интересное!
— Где вы должны были с ним встретиться?
— В деревне Логиново. Это на севере. Между Дмитровом и Клином. Там наша земля.
— Ваша земля?
— Ну… мы там все контролируем! Крестьян доим и… ну и всякое такое…
— Так-так… представляю, что за концлагерь вы там устроили. Судя по количеству оставленных вами в Электрогорске разрезанных на куски женских трупов… Покажи эту деревню на карте!
Стоящий рядом на протяжении всего допроса Рогозин достал карту и брезгливо поднес ее Коробку. Тот нашел нужное место и уверенно ткнул в него пальцем, а потом назвал еще пару ориентиров. Степа записал координаты, пояснения, количество домов в деревне, их примерное расположение, места стационарных постов и еще много других полезных сведений. Записал тщательно и дотошно, а потом спросил, глядя мимо пленника:
— Тащ майор, а это говно вам еще нужно?
— Нет, Степа.
— Можно я его лично прикончу?
Я внимательно посмотрел на своего заместителя. Рогозин не рисовался. Он действительно считал Коробка куском дерьма и собирался очистить ландшафт от его вони. Ну что же… не буду лишать верную «правую руку» такого удовольствия.
— Хорошо, Степан, кончай козла!
Глава 2
Товарищ майор! Просыпайтесь, товарищ майор! — Панкратова теребит меня за рукав. — Товарищ майор, вы себя хорошо чувствуете? А то вид у вас… не очень!
— Катюшка, будь человеком. Я только-только заснул…
— Какой «только-только»?! — удивляется Катя. — Подъем уже был… А вам сегодня по расписанию инъекцию надо сделать. И перевязку бы неплохо…
Вот ведь чертовщина какая: кажется, что секунду назад глаза закрыл, а уже подъем. Э-эх, старость — не радость…
Я, тихонько постанывая от жутких болей в пояснице и ногах, переворачиваюсь на живот, и Катя, аккуратно задрав на спине одежду, колет мне в позвоночник морфин. Рука у нее в отличие от покойного Валеры Истомина легкая. Самого укола я почти не чувствую. Через пару минут боль проходит, и я, наконец, могу сесть. Панкратова помогает мне снять рубашку и майку, а потом меняет повязку на ране от гранатного осколка. Чертов швед! Добавил, сволочь, лишних проблем.
Осторожно встаю и оглядываюсь. Ребятки уже встали, и теперь каждый занимается своими делами. Кто-то проверяет оружие, кто-то снаряжение. Сергиенко, периодически давая указания своим подчиненным, колдует над котлом (аромат от каши исходит умопомрачительный!).
Ладно, закончим утренний «туалет». Легкая гимнастика, чтобы размять одеревеневшие мышцы, а в качестве «водных процедур» обтирание до пояса влажным полотенцем — воду надо экономить. Подравниваю бороду, одеваюсь, навешиваю разгрузку. Вот и все: я готов.
Вчерашний марш по Москве был на редкость утомительным для всего отряда, особенно молодняка. Сказались предыдущие нервные дни, адреналин после боя, горе из-за убитого товарища, наличие раненых. И доставшийся нам от убитых фашистов транспорт не особенно помог. После более внимательного изучения выяснилось, что грузовик восстановлению не подлежит, и нам пришлось его бросить. А в джип мы все, понятное дело, не влезли. Хорошо хоть, в него поместилось все наше тяжелое вооружение и боеприпасы к нему.
К тому же оказалось, что эти тупые фашики сами себя загнали в ловушку. И это была отнюдь не яма, в которой забуксовал джип. Они сдуру заехали в излучину Москвы-реки. Судя по старой карте, здесь когда-то стоял спортивный комплекс Лужники. Поэтому мы, двинувшись строго на север, через полчаса уперлись в разрушенный мост. На другой стороне находилась Бережковская набережная. Но с тем же успехом она могла находиться на обратной стороне Луны. Даже одна мысль, что для переправы придется лезть в страшную, с каким-то фиолетовым оттенком, речную воду, казалась мне дикой. Согласно показаниям дозиметра, «светилась» Москва-река конкретно. Даже находиться рядом с ней было смертельно опасно.
Хорошо хоть, что наш интерес лежал на этом берегу. От Лужников до «Сокола» по прямой насчитывалось всего десять километров, но шли мы вчера весь день. Периодически счетчики Гейгера начинали заполошно трещать, и нам приходилось идти в обход опасной зоны. Подозреваю, что с высоты птичьего полета наш след напоминает брачную пляску страдающей конвульсиями змеи. Если бы здесь остались змеи…
Нужное нам место мы нашли перед самым закатом. Главный ориентир — комплекс подземных путепроводов на развилке Ленинградского и Волоколамского шоссе. Еще мне называли в качестве ориентира дом-башню «Гидропроекта», но сейчас от этого довольно высокого когда-то здания остался только небольшой двухэтажный «пенек». Здесь ничего не мешало взрывной волне идти от центра, и строение просто упало назад.
В качестве временного укрытия мы использовали автомобильный тоннель под Ленинградским проспектом. Он практически не пострадал, а вот соседний оказался полностью завален, так же как и тоннель метро — станция «Сокол» неглубокого залегания.
Едва мы успели закончить завтрак, как вниз скатился Вася Панкратов. Его отделение сегодня в караулах, и он как раз обходил посты.
— Товарищ командир! Обнаружен отряд противника! В километре отсюда, сразу за обрушившимся мостом через железную дорогу. Человек двадцать на трех автомобилях. Вооружение — легкое стрелковое. Охранения нет! — задыхаясь после быстрого бега, скороговоркой проговорил лейтенант.