мих.
Бэйл замолчал, по-видимому, ожидая реакции со стороны окружавшего его общества. Пожилой твилекк согласно затряс лекку. Что-то заверещал своей даме высокий наутолан в малиновом одеянии. Двое мужчин подле наутолана старательно изображали задумчивый вид. Не отрывала глаз от Бэйла и стройная рыжеволосая женщина в белоснежном туалете. В ней не было показного согласия — лишь гордое, молчаливое одобрение.
— Пошли, — шепнул Финкс.
— Подожди, я хочу дослушать.
— Зачем?
— Интересно зажигают господа сенаторы.
Скайуокер взял со стола бутылку с белым вином, долил бокал Финкса.
— Это уже…
— Тебя никто не заставляет пить. Просто постой с бокалом в руке. Сделаем вид, что мы тут по делу.
— Можешь не стараться.
— Что?
— Тебя уже заметили.
Анакин обернулся. Расправил плечи. Это был второй взгляд за вечер, пойманный глаза в глаза. Темноволосый мужчина испытующе смотрел на него.
— Господин офицер, вам, наверно, есть что добавить к сказанному мной?
В планы Скайуокера разговор с сенатором не входил. Времени для того, чтобы собраться с мыслями, просто не было. Времени подумать о том, кто перед ним и как с ним следует себя вести, тоже не было. Анакин вдруг увидел себя и неизвестного сенатора со стороны. Отъевшийся на государственных харчах слуга народа с показным, ничего не стоящим миролюбием, который, наверно, и войну видел только на экранах холовизоров. Зато держится с достоинством и уверенностью. И напротив — мальчишка в офицерских погонах, которого застали врасплох, когда он решил подслушать политическую болтовню. Конечно, сейчас он оробеет и в смущении ретируется, не забыв согласиться с доводами уважаемого господина сенатора.
— С кем имею честь говорить? — вежливо спросил Скайуокер. Отчасти нарочно, отчасти потому, что действительно не имел ни малейшего представления о собеседнике.
На лице Бэйла мелькнуло бледное удивление, тотчас же смятое в лучезарную великосветскую улыбку.
— Сенатор от Альдераана и наследный принц Бэйл Органа к вашим услугам, господин… простите, не помню вашего имени?
— Анакин Скайуокер, капитан третьего ранга флота Республики.
— Очень приятно. Быть может, вы расскажете, как нам нужно выиграть эту войну?
А теперь надо было отвечать. Лучше всего, конечно, издевкой на издевку. И не думать о том, во что ты ввязываешься.
— Так же, как выигрывались все войны до нас.
— А именно?
— Есть только один рецепт: разбить противника.
— И почему же вам, лучшим командирам Республики, до сих пор так и не удалось этого сделать?
— Вероятно потому, что вам, господам сенаторам Республики, до сих пор так и не удалось достаточно профинансировать армию.
Скайуокер думал, что столь нахальное заявление выбьет Органу из колеи. Он просчитался. Теперь наследный принц уже не шутил, он играл в полную силу, как в Сенате, и на его лице проявлялись только те эмоции, которые должны были проявиться.
Вдобавок, их дискуссия привлекла внимание стоящих поблизости. Среди новой порции штатских Анакин заметил еще одну женщину. Не заметить ее было трудно, слишком много в ней сочеталось контраста. Острые углы каштановых прядей по щекам — и мягкие черты лица. Хрупкая маленькая фигура — и насмешливый сверлящий взгляд карих глаз. Изящная девочка.
Пока Скайуокер разглядывал дам, Органа нанес следующий удар, причем неожиданный.
— Если вы считаете, что победа Республики и мир зависят только от бюджета вооруженных сил, то наш долг — увеличить государственные дотации. Могу я узнать, на сколько десятков или сотен миллиардов кредитов вы полагаете необходимым увеличить бюджет?
Разумеется, о конкретных цифрах Скайуокер не имел ни малейшего понятия, и причина тому была прозаична. О бюджете в армии говорили все, от адмиралов до рядовых, и пожаловаться на недостаточное финансирование вооруженных сил, вдобавок охарактеризовав корускантскую элиту подходящей малоцензурной лексикой, считалось едва ли не признаком хорошего тона.
— Настолько, чтобы стало реальным увеличить личный состав войск. Создать новый флот и новую наземную технику. Объявить мобилизацию на большинстве крупных систем.
Анакин заметил, что рыжеволосая дама с интересом смотрит на него, с благожелательным сожалением сморщив уголок губ. Это раздражало.
— И что же это вам даст?
— Превосходство над сепаратистами.
— То есть, фигурально выражаясь, возможность потопить врага в крови?
— Естественно.
Скайуокер перевел взгляд на настырную рыжеволосую даму. Он нарочно улыбнулся ей и принялся разглядывать так, словно вместо белоснежного туалета на ней было прозрачное неглиже. Подействовало. Рыжая сверкнула глазами и отвела взгляд в сторону, да еще и сложила руки на груди, словно защищаясь от посягательств.
— И это кажется вам наилучшим вариантом?
— Мне это кажется лучшим вариантом по сравнению с перспективой оказаться разбитым самому. А вам нет?
— Увы, подобный подход кажется мне чересчур примитивным для нашей высокой культуры, — заключил Органа.
— А что останется от вашей высокой культуры после бомбежек?
— Даже в дни отчаяния у нас остается гуманизм. Миролюбие. Стремление творить и созидать.
— Значит, вы никогда не видели руин.
— Альдераану действительно везло, — Органа картинно развел руками в стороны. — Наше королевство всегда делало выбор в пользу своих подданных. В пользу мира и согласия. Я продолжаю курс, взятый моими предками сотни лет назад. Берегу свою планету.
— Я восхищен. Берегите дальше.
Органа удивленно поднял брови, и Анакин счел своим долгом объясниться:
— Мало ли что с ней может случиться. На войне как на войне.
Пожилого твилекка передернуло. Да и самого Бэйла, видимо, этот аргумент сразил. Органа уже приготовился к ответному выпаду, но неожиданно к нему прихромал член Совета Безопасности. Тот самый, что раздавал награды.
Анакин понял, что разговор окончен. Кивнул Финксу.
— Это сколько надо было выпить, — пошутил тот.
— Нисколько. Пошли отсюда.
— Думаешь, уже всё?
— Почти. Некоторые уже расходятся. Не вижу смысла тут торчать дальше.
— Тогда я пообщаюсь с комполка напоследок.
— Давай.
Когда-то давно все было совсем по-другому. Серьезно. Важно. Напыщенно. По-настоящему.
В детстве. Не зря говорят, что детство — другая жизнь. А теперь детство ушло, кстати, а куда оно уходит? Растворяется во взрослом мире… масок?
Мир масок был в целости и сохранности.
Был ли он настоящим? Или настоящее — это всего лишь то, во что ты веришь? А во что ты веришь сейчас?
Она снова смотрела на мир масок сквозь пустой бокал, и ей казалось, что где-то внутри нее живет хрустальная девочка с трещиной, и сейчас главное — не показать эту трещину, иначе маскам будет так легко разбить хрустальную девочку…
… А впрочем, прием как прием.
Все видно, все наяву, и все видно не так, как наяву. Как обычно.
Ну вот разве что какой-то молодой офицерик рискнул поспорить с Бэйлом и надо же, сумел уязвить его высочество принца. Ай-яй-яй, принц терпеть не может, когда Альдераан склоняют в нелестных выражениях. Какая прелесть… Возможно, от рядовых зрителей этого спектакля Органа и смог скрыть почти все эмоции, но только не от нее. За десять лет знакомства с принцем она научилась читать его, словно книжку. Нет, это действительно было мило. Бэйла порой надо ставить на место. Иначе он в самом деле начинает верить в святое предназначение альдераанской династии.
Великолепный нейтралитет.
Пока мир выгоден — мы его храним. Заводы, производящие оружие, не в счет. Альдераанцы веками торговали милосердием и великолепно наживались на этом. Гуманитарная помощь маленьким мирам — в обмен на безоговорочную поддержку в Сенате. Миротворческие миссии и протекция — с заключением удобных торговых договоров.
В общем-то, так делают все. Но почему-то только короли Альдераана сумели поставить миротворчество на поток.
А вслух поются оды дипломатам самой мирной из всех планет.
Скучно…
Она вдруг поймала себя на том, что так и держит в руке пустой бокал. И внезапно ей безудержно захотелось его разбить. Пусть даже вместе с бокалом разобьется хрустальная девочка, что спрятана внутри. Да, правильно. Грохнуть его об пол, и пусть миллион осколков озарят салютом этот зал, перед тем, как на веки вечные упокоиться на мраморных плитах и стать никому не интересной пылью.
…Когда ты стоишь на вершине горы или на балконе верхнего этажа корускантского небоскреба, тебе нестерпимо хочется разбежаться и сигануть вниз со всей дури, и пусть будет что будет, но у тебя будет эта секунда полета… А бокал? Ну что, бокал. Твое окно в мир разобьется, как обычное стекло.
Она вытянула вперед руку. Разжала пальцы, и…
… И ничего не произошло.
Бокал остался в ладони, обтянутой белой перчаткой. Ситх-знает-что-такое.
Падме подняла глаза. Увидела того самого, раздражавшего Бэйла офицера. Да-да, тот самый тип в темно-синем парадном мундире. Высокий, широкоплечий, с коротко подстриженными светлыми волосами.
Двадцать три, максимум двадцать пять… сколько лет этому парню?
Офицер бросил короткий взгляд на прикрепленный к платью журналистский бейдж. Поставил оставшийся в живых бокал на соседний стол. Еще раз прочитал надпись на бейдже. И с интересом уставился на нее.
Прошла минута.
Этот его интерес начинал действовать на нервы. Падме вопросительно посмотрела на него. Офицер продолжал молчать. Но не потому, что стеснялся. Нет, этот тип нарочно ждал, чтобы она заговорила с ним первой.
Ну, хорошо.
— У вас ко мне какое-то дело?
— Нет.
— Превосходно. У меня к вам тоже нет ровным счетом никаких дел.
— Отличный повод познакомиться.
— Не уверена.
— Тогда я просто постою и посмотрю, как вы бьете бокалы.
— Есть такая древняя поговорка, что бесплатный цирк уже уехал, а…
— …а клоуны до сих пор не разбежались, — переврал поговорку офицер.