— Он выглядит очень надежным человеком.
— Выглядел.
— Сэр, но ведь эта информация еще ничего не доказывает.
— А вам мало того, что произошло на Кьете?
— Я всего лишь пытаюсь анализировать события, сэр. Прямых доказательств у нас нет. СБ тоже удалось узнать не намного более того, что Рутьес связан с Союзом независимых систем.
— Вы и вправду думаете, что его целью было понаблюдать за ходовыми испытаниями и только?
— Исключать это нельзя. Даже если Рутьес работает на сепаратистов. Возможно, он всерьез верит в то, что Локримии нужна суверенность. Так он не единственный, кто в это верит. Чем он может посодействовать? Построить «Викторию». А потом приходим мы, захватываем Локримию и верфи. Что же он должен делать, все бросать? Он возглавляет комиссию инженеров и в прямом смысле слова курирует ходовые испытания. Даже если потом он уйдет работать на другие верфи, он сможет строить подобные корабли для сепаратистов. Опыт у него есть. Возможно, именно поэтому СБ не торопилось арестовывать их.
— Может быть, — ответил Анакин. — Может быть, вы и правы.
— Это бы многое объяснило.
Скайуокер помедлил с ответом. Он вообще не хотел ничего отвечать. Доводы старшего помощника звучали убедительно. Против них можно было поставить только факты, а фактов у Анакина не было.
Он сложил руки, локтями упершись в стол, а взглядом в кристалл.
… Я просто устал.
… Я устал доказывать Баумгардену, что на дредноуте есть информаторы.
… Я устал объяснять Карпино, что Рутьес на этом не остановится.
… Как ни смешно я — да, ситх побери, именно я! — знаю Рутьеса лучше других. Я больше всех с ним общался. Не только как со специалистом. Он играл моим доверием, и сам был вынужден приоткрыться. Разве иначе я бы поверил ему?
— На корабле есть человек, который знает об этом корабле все. И этот человек работает на противника.
— Сэр, я…
— При познаниях Рутьеса в технике, — перебил его Анакин, — я не удивлюсь, если он находится в постоянном контакте с теми, на кого работает.
— Тогда почему ничего не произошло раньше?
— Раньше мы не вступали в боевые действия. Первая операция сразу сорвалась.
— Если сепаратисты даже специально внедрили его к нам, они ничего не знали о том, что проходящий испытания корабль погонят атаковать систему.
— Согласен.
— Отсюда я делаю вывод: если Рутьес и сорвал нам операцию, это не было запланировано.
— А что было запланировано, Карпино?
Анакин откинулся на спинку кресла.
Вопрос явственно поставил старшего помощника в тупик.
— Ходовые испытания и все?
— Хочу надеяться, что это так, сэр, — ответил Карпино. — Ходовые испытания.
— Итак: у нас на борту первоклассный инженер. Сочувствующий сепаратистам. И все, что он делает, это помогает Республике заполучить отличный корабль. Вы прочитали его отчет по «Виктории»? Для Совета Безопасности?
— Прочитал, сэр.
— Как вы думаете, стал бы он писать такое, если бы он был на стороне сепаратистов?
— У Рутьеса нет другого выхода.
— Ну, он мог состряпать и какой-нибудь маленький невзрачный отчетец. Или наоборот, очень хороший отчет с кучей никому неинтересных цифр — такое в Совете Безопасности не станут читать вообще. А Рутьес выбрал другой путь. И вы правы, за эти два с половиной месяца он провел ходовые испытания. Убедился, что такие корабли можно строить. Но это и не главное. Главное в том, что он втерся к нам в доверие, — сказал Скайуокер и поправился. — Ко мне в доверие.
Карпино утвердительно кивнул.
— Вы снова ждете саботажа?
— Вы угадали. Я снова жду саботажа. Настоящего. И поэтому я прошу вас быть начеку.
— Сэр, кого вы еще думаете посвятить в дело?
— Я думаю насчет Баумгардена и Джилларда. Они знали о предупреждении насчет саботажа. Хотя они нам сейчас мало помогут. Мне нужны другие люди, Карпино.
— Простите, сэр, а джедай в курсе дела?
— Да.
Лицо Карпино отразило удивление вкупе с обескураженностью. Ну да, замечательно. Выходило, что командир доверял джедаю больше своих офицеров. Пришлось оправдываться.
— Поймите меня правильно, без него я не смог бы получить эту информацию. Кристалл в буквальном смысле слова похищен у СБ.
— С помощью джедая?
— Ни в коем случае, — Скайуокеру в первый раз за сутки захотелось растянуть не то замерзшие не то склеенные губы в улыбку. — Но если у нас даже и возникнут проблемы с СБ, рыцарь сможет засвидетельствовать мои два исчезновения с корабля. Считайте, что это мое алиби.
Одеревеневшая улыбка все-таки вымучилась.
… А еще рыцарь может рассказать в Совете Ордена о…
… Да пусть рассказывает!
— Однако сейчас джедай ничем не может помочь. Карпино, вот что мне нужно: включить постоянную прослушку помещений, где бывают инженеры. Да, я знаю, таких помещений очень много.
— Весь дредноут, сэр.
— Сосредоточимся на главных узлах корабля. Отсек реактора, отсек гипердрайва, рубка…
— Сэр, в рубке и без того идет постоянная прослушка.
— А да, вы правы. Короче, мне нужны люди, которые будут этим заниматься. Такие, кому можно доверить занудную, но очень важную работу. Я надеюсь на вашу помощь в том, как это организовать, — Анакин сделал акцент на словах «вашу помощь» и понаблюдал, как с лица старшего помощника стирается обескураженность. Еще бы, оказалось, что джедай бесполезен, а вот он, Карпино, более всего необходим молодому командиру.
— Сэр, я немедленно займусь этим и сделаю все, что в моих силах. Разрешите вопрос?
— Слушаю.
— Вы доложите Цандерсу о том, что Рутьес работает на сепаратистов?
— Нет. Или у меня и у всего дредноута будут неприятности со службой безопасности. Это наши проблемы, и мы будем сами их решать.
— А если инженеры просто уйдут?
— Карпино, я не верю, что они уйдут так «просто».
— Устроят саботаж прямо перед вылетом?
— Я бы так и сделал.
Хотелось сорваться и уйти из столовой в рубку. Ждать сигнала из штаба рядом с дежурным по связи.
Скайуокер отдавал себе отчет в бессмысленности подобного поведения.
Поэтому он сидел в столовой вот уже двадцать минут. Неторопливо нанизывал кусочки мяса на вилку. Идеально приготовленные. Идеально безвкусные. Так же неторопливо отправлял их к себе в рот. Пережевывал.
Сделал над собой еще одно усилие и уничтожил десерт — розоватый крем с шоколадными шариками. Десерт, в отличие от бумажных комочков мяса, показался приторным.
Это не было бессмысленно. Офицеры иногда поглядывали в его сторону и видели только молчаливое хладнокровие. Больше ничего. Как и должно тому быть.
В столовую вошел адъютант. Доложить о том, что штаб Цандерса наконец откликнулся.
— Переведите связь в мою каюту.
Сорваться с места больше не хотелось. Хотелось еще раз все обдумать. От разговора с командиром зависело многое.
На деле же получился обычный доклад о том, как все хорошо на дредноуте.
Адмирал затребовал рапорты за последние дни. Поблагодарил за успешно проведенные испытания. Сообщил, что «Виктория» включена в состав третьей эскадры. Командир эскадры вице-адмирал Ламм должен в самое ближайшее время связаться со Скайуокером.
Опять ждать.
Анакин не стал спрашивать, есть ли новости из СБ.
По дороге в рубку он случайно услышал разговор двух офицеров.
— А еще там есть арена. Гонки на карах, слышал?
— По арене, что ли?
— Да нет, по каньонам.
Еще несколько дней назад Скайуокер мог бы улыбнуться.
В рубке не было бессмысленной болтовни. Только медленно ползущие ряды цифр и графики на мониторах. На одном из мониторов вместо графика желтела пустыня — навигатор, которому не посчастливилось получить отпуск для экскурсии в Мос-Эспа, тоже заинтересовался экзотической безводной планетой.
Татуин не отпускал. Татуин вцепился в «Викторию» мертвой хваткой, тянул вниз каким-то своим аномальным притяжением, чтобы разбить о скалы и похоронить под толщей песка…
… Я больше не вернусь сюда, мама.
… Я хочу зачеркнуть эту планету.
Пересчитывать крупинки времени и ждать.
— Ваше поручение исполнено, сэр, — сообщил старший помощник.
— Хорошо. Что-то новое?
— Никак нет, сэр.
Анакин обвел взглядом офицеров и техников в рубке. Никто ничего не понял. Никто не придал этим словам ни малейшего значения. Затем они с Карпино обсудили еще ряд технически важных мелочей.
Вахта кончилась, и Скайуокер ушел к себе.
Хотелось рухнуть на кровать и зарыться лицом в подушку, хотя он отлично понимал, что уснуть не удастся. Обычное переутомление. Не в первый раз. В первый раз ему не захотелось с этим бороться. Хотелось лежать, превратившись в неподвижный кусок плоти и застывших мускулов, ощущать, как в сосудах застывает кровь и ничего не делать. Смотреть в лицо пустоты и не видеть там ничего.
Только чувствовать, как рядом с тобой весь мир каменеет, а потом рассыпается мелким крошевом песка. Мир превращается в одну большую пустыню, и она вытягивает из тебя еще теплящийся остаток жизни.
… когда-то мой мир и был одной большой пустыней.
… там были звезды.
… я думал, что смогу улететь.
Он заставил себя сдвинуться с места. Принял душ. Сел за стол, вновь активировал переданный наемником кристалл. Читал очень вдумчиво, концентрируясь на деталях и не отвлекаясь.
Выключил. Потянулся к ящику стола — спрятать считыватель. Открыл один ящик, другой, третий. Нашел коробку с миниатюрными холограммами. Сел на кровать, пристроив коробку себе на колени.
Тоненькая картонная крышка оказалась невероятно тяжелой — прошло несколько минут, прежде чем он смог ее снять.
А потом он брал холограммы, одну за другой, и ставил на столик рядом.
Мама была разной. Задумчивой, веселой, грустной. Улыбалась. Или просто смотрела куда-то в сторону. Стояла на фоне пустыни, сложив руки на груди. Сидела за столом, подперев рукой щеку.
Эту холограмму я сделал три года назад, вспомнил Анакин. Я тогда закончил училище и прилетел на Татуин. Наверно, я мог там остаться.