-- И вы не ошиблись.
-- Нѣтъ, ошиблась, и всего больнѣе то, что я не умѣю перенести этого равнодушно. Я должна бы принять васъ такъ, какъ вы есть, съ вашимъ благоразуміемъ и съ тѣмъ мнѣніемъ, какое вамъ угодно имѣть обо мнѣ; но посудите же, какъ я глупа! Я и теперь желала бы еще вашего добраго мнѣнія.
-- Но съ чего вы думаете противное? не-уже-ли отъ-того, что я, какъ ребенокъ, поддался очарованію,-- потому-что вы очаровательны, Вѣра Дмитревна, это истина,-- и на минуту забылъ, что не имѣю никакого права надѣяться счастія, которое въ эту минуту показалось мнѣ возможнымъ? О, я готовъ на колѣняхъ просить вашего прощенія...
И онъ въ-самомъ-дѣлѣ готовъ былъ стать на колѣни. Она улыбнулась, но это не была еще улыбка торжества. Подъ нею только скрывалась увѣренность, что въ ней видятъ актриссу.
-- Не нужно, сказала она.-- Я знаю, что въ вашихъ глазахъ все, что приписываютъ мнѣ добрые ваши и мои пріятели, не кажется большою виною въ женщинѣ, вамъ посторонней; быть-можетъ, напротивъ, эта женщина кажется вамъ тѣмъ привлекательнѣе: такъ принято въ свѣтѣ. Но, Леонтій Андреичъ, прибавила она съ горькой усмѣшкою:-- я не хочу присвоивать себѣ прелести, которой не имѣю. Нѣтъ, я просто деревенская барыня, помѣщица, которая такъ проста, что свидѣтельство совѣсти своей предпочитаетъ всѣмъ успѣхамъ въ свѣтѣ,-- такъ проста, что желала бы, чтобъ люди, которыхъ она уважаетъ, любили ее, не смотря на ея простоту.
-- Вы меня совершенно уничтожаете... Но не-уже-ли же прекрасная помѣщица, въ высокой простотѣ своей, не найдетъ ни одного слова въ извиненіе...
-- Не станемъ говорить объ этомъ. Вы видите, что помѣщица угадала, что было причиною проступка. Ахъ, еслибъ вы захотѣли сказать мнѣ все, что черная клевета шепнула вамъ въ уши! еслибъ вы захотѣли выслушать...
-- Вамъ оправдываться! О, нѣтъ! не усиливайте вины моей. Я вѣрю всему, что вамъ угодно, хотя бы, признаюсь, не хотѣлъ вѣрить.
-- Не хотѣли бы?
-- Конечно. На этомъ высокомъ пьедесталѣ добродѣтели, вы для меня недоступны. Я нѣсколько эпикуреецъ, Вѣра Дмитревна. Жизнь имѣетъ для меня цѣну тогда только, когда она усѣяна цвѣтами, а они такъ рѣдки и такъ недолго цвѣтутъ, что нельзя не жалѣть объ утратѣ и самаго ничтожнаго. Какъ же вы хотите, чтобъ я былъ равнодушенъ къ потерѣ лучшихъ, какими только когда-нибудь польстила мнѣ надежда!
-- Вы ужасный, безнравственный человѣкъ, сказала Вѣра Дмитріевна съ такимъ взоромъ, который могъ бы вскружить голову самому хладнокровному.
-- За что жь вы хотѣли уважать меня, какъ сами сказали сейчасъ же?
-- О нѣтъ, нѣтъ! Я отказываюсь. Но я хотѣла бы любить васъ какъ человѣка, съ которымъ время проходитъ невидимкою,-- никакъ не болѣе.
-- Принимаю приговоръ. Будемте пріятелями. Я буду сокращать для васъ дни моею, какъ вы говорите, любезностью; а вы... нѣтъ, нѣтъ! Я не хочу вашей дружбы съ условіями, которыя вы предписываете. Вы... скоро опять разсердились бы на меня -- говорю искренно. Даже и теперь -- я благословляю Мавру Даниловну, которая идетъ къ намъ, благословляю! прибавилъ онъ, вставая, и, бросивъ очень-вразумительный взглядъ на прекрасную хозяйку, пошелъ на встрѣчу дѣтямъ, которыя тотчасъ, какъ къ короткому знакомому, бросились ему на шею.
Говорятъ, будто-бы Вѣра Дмитріевна всегда обвиняла Ладошина въ развязкѣ этой сцены, которая, безъ его наговоровъ Илашеву, должна была, по ея мнѣнію, кончиться совсѣмъ-иначе. Какъ бы то ни было, но отношенія сосѣдей съ-тѣхъ-поръ очень перемѣнились. Илашевъ всегда воображалъ, что Вѣра Дмитріевна прочитъ его въ женихи себѣ, а онъ, съ своей стороны, все настойчивѣе и настойчивѣе искалъ случая -- опять полюбоваться магноліями въ бесѣдкѣ. Наконецъ, Вѣра Дмитріевна разсердилась не въ шутку; Илашевъ сказалъ: какъ хотите,-- и пересталъ ѣздить.
Это было въ то самое время, когда Сарапаевы возвратились изъ Украины, то-есть, за нѣсколько дней до кортоминскаго праздника.
VII.
Праздникъ въ деревнѣ! это не то, что городской балъ. Въ городѣ приготовляютъ наряды для одного вечера, и все тутъ; а здѣсь -- надобно пріѣхать по-крайней-мѣрѣ наканунѣ. Навѣрное можно полагать, что, кромѣ хозяевъ, въ домѣ будутъ уже и чужіе, что дѣлаетъ необходимымъ порядочный дорожной костюмъ. Потомъ вечернее платье не слишкомъ -- нарядное, но и не простое: въ это время съѣзжаются гости. Необходимы также вечернее деза-бильё, ночная кофточка, чепчикъ; потомъ, на другой день -- утренній нарядъ для церкви, другой для завтрака, третій для обѣда и наконецъ -- бальный. Какое обширное поле для воображенія! сколько вкуса, изящества, сколько знанія можетъ показать женщина въ этой серіи нарядовъ! Право, городскія красавицы могутъ нѣсколько позавидовать деревенскимъ. Представьте себѣ, на-примѣръ, послѣ ужина нѣсколько молодыхъ женщинъ, восемь, десять, собрались въ довольно-большой комнатѣ, гдѣ, однакожь, три, четыре кровати, не болѣе, изъ чего можно заключить, что многія изъ дамъ пришли изъ сосѣднихъ комнатъ. Посмотрите на эту картину: одна молодая женщина уже въ постели; ночной чепчикъ съ узенькою оборкою обнимаетъ хорошенькое личико, оживленное удовольствіемъ настоящей минуты и надеждою завтрашняго веселья; легкіе кисейные воланы окружаютъ грудь и плечи; противъ нея, на ея же кровати, двѣ или три молодыя женщины, также въ ночныхъ костюмахъ, блестящихъ только бѣлизною. Тамъ у туалета, хорошенькая блондинка, сидитъ въ большихъ креслахъ, закутанная, какъ въ облако, въ кисею и кружева и распустя длинную косу, которая переливается золотистыми волнами въ рукахъ горничной; у ногъ ея, на табуретѣ, черноглазая пріятельница ея, обвивъ голову пунцовымъ фуляромъ, изъ-подъ котораго выбѣгаютъ пряди черныхъ какъ смоль волосъ, сидитъ положа руки на ея колѣни и уставя на нее большіе черные глаза свои; далѣе, въ углу, другая группа не менѣе-граціозная. И вотъ, входитъ пожилая женщина, въ короткой бумазейной юбкѣ, въ тафтяномъ салопчикѣ, повязанная бѣлымъ платкомъ. Она смѣется надъ кисеею и кружевами дамъ, хвалитъ удобство своего полотнянаго платка... Слышите ли смѣхъ, разсказы, эти звонкіе голоса, сливающіеся въ громкомъ говорѣ? Это одно время, когда всѣ эти женщины кажутся друзьями, всѣ искренны и нецеремонны... Не напоминаютъ ли подобныя картины другія, болѣе роскошныя, расцвѣченныя солнцемъ востока, украшенныя его живыми, яркими красками?..
Но обратимся къ нашей исторіи. Еще утро; густой звукъ колокола разносится по полямъ и собираетъ прихожанъ; пестрыя толпы валятъ въ церковь; на площади разбросаны разнообразныя группы крестьянъ и крестьянокъ; по бревнамъ, сложеннымъ по близости церкви, прыгаютъ ребятишки, карабкаются, бѣгаютъ... вотъ одинъ упалъ...
Разнохарактерные экипажи подъѣзжаютъ къ церкви. Вотъ новенькая петербургская карета съ гербами... Вы знаете всѣ русскіе дворянскіе гербы; вы по какой-то странной прихоти изучили ихъ и не узнаёте этого? Вы не слѣдите за временемъ. Это гербъ новаго помѣщика, недавно купившаго съ аукціона пятьсотъ душъ въ уѣздѣ. Родоваго у него ни души; все благопріобрѣтенное, и отъ-того, что жена хозяйка. За нею было не болѣе пятнадцати душъ, но между-тѣмъ, какъ онъ сѣдѣлъ на службѣ, она хозяйничала, и вотъ, въ короткое время -- они помѣщики. Эта коляска тоже новаго владѣльца: отецъ былъ сперва поднощикомъ, потомъ откупщикомъ. Все это аристократы, губернская знать. А вотъ этотъ тарантасъ, запряженный тройкою лихихъ -- это здѣшняго исправника. Этотъ изъ старинныхъ дворянъ, да промотался. У отца было душъ сотни три, у сына -- хуже, чѣмъ ничего, и еслибъ на послѣднихъ выборахъ не помогъ Сарапаевъ и не вынесъ его на плечахъ, то пришлось бы хоть въ петлю... Но вотъ коляска за коляскою, кареты, дроги, весь колымажный дворъ -- ухъ, какой съѣздъ!
Между-тѣмъ, и въ барскомъ домѣ довольно уже гостей. Многіе изъ мужчинъ не пошли въ церковь и ходятъ по залѣ; другіе разбрелись по саду. На дворѣ суетятся слуги, повара, ключницы; въ гостиной накрываютъ столъ для закуски.
-- Что это? не-уже-ли и ты былъ у обѣдни? говорилъ мужчина, по-видимому, лѣтъ тридцати, высокаго роста, съ черными бакенбардами, подавая руку другому, только-что вошедшему въ залу.
-- Э, нѣтъ. Мы пробовали ружья. У Кортомина есть одна винтовка славная.
-- Ты здѣсь давно?
-- Со вчерашняго дня.
-- И меня звали также, но я терпѣть не могу ночевать въ чужомъ домѣ, особенно на праздникъ. Вѣчно набьется множество народа въ одну комнату, ни одѣться, ни заснуть. Да что это такое? Я проѣзжалъ мимо церкви, тамъ много экипажей. Ужь не свадьба ли здѣсь?
-- Нѣтъ, батюшка Леонтій Андреичъ, къ-несчастію нѣтъ. Хотя и есть здѣсь невѣста, но вотъ уже мы нѣсколько лѣтъ ждемъ, а свадьбы нѣтъ-какъ-нѣтъ.
-- Да что жь? разборчивы что ли очень?
-- Кажется, выбирать-то не изъ кого.
-- Такъ, видно, молятся, чтобъ Богъ послалъ?
-- Здѣсь храмовой праздникъ.
-- Такъ насъ-то зачѣмъ созвали?
-- А вотъ -- послушать хозяйскихъ пѣвчихъ, поѣсть пирога, пообѣдать. Здѣсь много хорошенькихъ дамъ, что, я думаю, вамъ не противно будетъ.
-- Право? а вашей милости?
-- Что наша милость! Мы степняки. Намъ была бы добрая гончая.
-- Однакожъ, степняки вѣдь не прочь отъ хорошенькой невѣсты?
-- Куда намъ, батюшка, Леонтій Андреичъ! Это хорошо людямъ понятливымъ, кому идутъ въ прокъ уроки ботаники, хоть о магноліяхъ, напримѣръ. А о насъ кто подумаетъ?
Оба засмѣялись. Въ это время, около церкви показалось движеніе; на крыльцахъ зачернѣлись густыя толпы народа; экипажи зашевелились, тронулись и понеслись къ дому. У подъѣзда зашумѣли; мужчины, ходившіе по залѣ, выстроились въ двѣ шеренги.
Сколько дамъ! одна за другою! Вотъ Софья Павловна; она идетъ впереди съ старушкою, матерью хозяйки; шляпка, платье, все просто на ней, а между-тѣмъ кажется, что никто не одѣтъ щеголеватѣе ея. За нею Вѣра Дмитріевна -- ослѣпительно-хороша и свѣжимъ румянцемъ, и блескомъ глазъ, и изъисканнымъ нарядомъ; за нею -- цѣлая толпа дамъ и дѣвицъ всѣхъ возрастовъ. Далѣе, впереди также густой толпы мужчинъ, Петръ Алексѣевичъ. Какъ хорошо быть значущимъ человѣкомъ! Какъ всѣ наперерывъ бѣгутъ къ Петру Алексѣевичу, кланяются, спѣшатъ съ рукою; а онъ -- какъ важенъ! Онъ, кажется, очень-веселъ. Но вотъ онъ мимо всѣхъ идетъ къ молодымъ людямъ, которыхъ разговоръ былъ прерванъ приходомъ дамъ. Не знаю, угадали ли вы, что это были Илашевъ, и прі