во женщин вокруг сильные, а мужчины, наоборот, слабые»[300]. В этом же ряду — Юрий Деточкин (герой фильма «Берегись автомобиля») и многие другие — добрые, порядочные, но отнюдь не «маскулинные» герои советского кино.
В-четвертых, идеологически значимые изменения затронули такую важную социальную страту, как молодежь. В послевоенный период страна была «молодой» — по переписи населения 1959 г. люди в возрасте до 30 лет составляли 56 % населения СССР. В стране возник и стал играть большую роль «культ молодости», отмечалась тенденция к расширению ее временных границ — по мнению ученых брежневского периода, молодость начиналась в возрасте 11–12 лет и продолжалась до 33–35, а то и до 40 лет[301]. Эта тенденция была связана в том числе с ростом уровня жизни и более длительным процессом получения образования. Важность молодежи проявилась и в том, что в середине 1960-х гг. около 70 % всех рабочих в СССР были в возрасте до 30 лет[302].
Закономерно, что колебания в идеологической жизни страны, «шатание» идеалов особенно сильно подействовали на молодежь, которая «по определению» склонна к «фронде», протесту, эпатажу. Было это свойственно и советской молодежи[303]. В СССР усилилась проблема сохранения преемственности поколений[304]. Как писал Р. Вессон, пришло «новое поколение, для которого идеалы революции это предмет истории, а не опыт, выученный в школе, а не в действии»[305]. А.В. Шубин отмечает, что «омоложение» страны оказалось «бомбой замедленного действия»[306], и это ярко проявилось уже в 1960-е гг.
Молодые люди все более отходили от старых символов и ценностей[307], что отмечали ревнители «идеалов»: «Пионерские обычаи и законы, которые мы в свое время выполняли свято, похоронены (не пить, не курить, не сорить, уважать старших, слушаться родителей и т. д.) — таких обязательств пионеры сейчас не принимают». Молодежь принимала иные ценности, в том числе «западные», руководствуясь «образцами» Дж. Сэллинджера, Э.-М. Ремарка и других[308] «властителей умов». По мнению молодых людей, западные писатели были «интереснее и лучше, чем отечественные». Большой успех имели иностранные певцы и музыканты западного стиля[309]. В стране стали возникать разного рода «субкультуры», которые находились вне «сферы понимания» старшего поколения. Молодежь стала жить, как иногда говорят, «на своей волне».
Снизился авторитет старшего поколения, которое оставалось главным носителем традиций и «коммунистических идеалов». В 1960-х гг. проблема «отцов и детей», актуальная всегда, приобрела новое звучание и большую значимость. Известный литературный критик С.Б. Рассадин в статье «Шестидесятники», опубликованной в журнале «Юность» в декабре 1960 г., писал: «Молодые люди тридцатых годов отличаются от современного поколения не только внешне, не только по костюму. Действительно, «шестидесятники» многое приобрели. Но скажите: не утрачено ли ими то бескорыстие, та моральная чистота, та удивительная принципиальность»[310]. (Отметим, что автору статьи самому было только 25 лет). Эта статья подверглась критике со стороны официоза за то, что автор якобы противопоставил детям отцов. Однако представители молодого поколения поддерживали мнение Рассадина. Поэт В.Н. Корнилов посвятил ему, своему другу, стихотворение «Отцы и дети», в котором в уста отцов были вложены такие слова: «Мы стояли насмерть за идеи / Вы стоите — за самих себя», а дети отвечали им: «Хватит с нас идей и медных фраз… / Хватит скопа. Дайте в одиночку / Наглотаться воли и любви»[311].
На менталитет молодежи повлияла новая тенденция в воспитании, которая получила название «педагогика счастья» — воспитание детей с основным упором на удовлетворение материальных запросов[312]. Кроме того, по выводам Б.М. Фурсова, «отцы и матери «непоротого» поколения, уберегая своих детей от тяжести и грубости времени, скрывали мерзкие стороны жизни, спасая тем самым юные души от слишком ранних конфликтов с окружающей жизнью»[313]. Такое воспитание воспринималось некоторыми людьми отрицательно: «Сейчас зачастую бабушки и мамочки подают по утрам в постель своим любимым чадам какао, пирожное, апельсинчик и другие деликатесы», в итоге чего растет «изнеженный птенец»[314]. Как печальный итог нового типа воспитания, приводились слова одного учителя из его письма, направленного в советскую прессу: «Дети растут все хуже, все вольнее»[315]. Соответственно, и отношение их к жизни, обществу и старшему поколению становилось более «индивидуалистским» (что сочеталось с изменением самой парадигмы семьи в сторону индивидуализма).
В свою очередь, власти недопонимали изменения, происшедшие в молодежной среде. Как писала Э. Мицкевич, «важный фактор был прискорбно недооценен советскими лидерами — смена поколений»[316]. Так, в августе 1965 г. первый секретарь ЦК ВЛКСМ С.П. Павлов сообщал в ЦК партии, что на страницах журнала «Юность» царит «прямой идейный брак»: «Место корчагинцев, молодогвардейцев, героев, одухотворенных пафосом революционной борьбы, занимают политически аморфные персонажи, несущие в своей основе элементы скепсиса, нигилизма, неудовлетворенности жизнью и духовной слепоты». Он возмущался, что «вместе с легким, динамично-бездумным диалогом в утвердившуюся на страницах журнала «юношескую» повесть приходит опустошенный молодой скептик, пустоцвет, поглощенный своими малозначительными переживаниями». Очевидно, что лидер комсомола не понимал (или не хотел понимать) изменение мировосприятия молодежи, отход ее от пафоса революционных идей. С.П. Павлов сделал вывод, что «затянувшаяся инфантильность, беспомощность героя, детский эгоизм и непомерность претензий в миру объективно ведут к негативным позициям в оценке общественных и политических явлений в жизни страны»[317]. Такие выводы звучат на первый взгляд правильно — отмечены и продлившиеся границы молодости, и повышение критичности молодежи, но фактически видно нежелание разобраться в причинах того, почему молодежь изменилась.
Со стороны «идеалистов» звучали призывы усилить воспитательную работу. Доцент П.Л. Червинский писал М.А. Суслову, что «человек коммунистического общества должен отличаться не анархической, разнузданной, разболтанной натурой — что хочу, то и делаю, как думают и поступают многие юноши, а наоборот, он должен быть дисциплинированным внутреннее и внешне, свято сохранять правила общественного порядка, [быть] кристально честным и порядочным во всем, трудолюбивым, опрятным, экономичным, лишенным эгоизма, чистоплотным, патриотизм должен быть развит в нем до самопожертвования и фанатизма». Червинский был убежден, что «если мы воспитаем такое поколение, тогда победа коммунизма на земле будет обеспечена». Кроме того, он считал, что мораль имеет приоритет над знаниями: «Пусть школьник лучше не знает, в каком веке царствовал царь Дарий, но хорошо знает правила общежития и личного поведения в любой обстановке… Предмет социалистической морали нужен нам в школах как воздух». Другие сторонники идеалов сетовали: «Для воспитания молодежи очень нужна книга [о том], как вести себя — но где ее купить?»[318] Очевидно, «идеалисты» не осознавали, что проблема состояла не столько в нехватке «воспитательных книг», сколько в изменившемся менталитете нового поколения.
Власти в рамках советской идеологии не могли дать выход исканиям и энергии молодежи, которая «искренне желала бороться за что-либо». В итоге, по высказываниям самих молодых людей, они стали бороться не за коммунизм, а за «прически, бороды, брюки и модные танцы», пришедшие с Запада. Кроме того, советские пропагандисты не смогли использовать в нужном для них русле характерный для молодежи «культ героя». По мнению молодых людей, советский кинематограф либо показывал «необычных людей в необычной ситуации» (т. е. такие сюжеты были нехарактерны для реальной жизни. — Ф.С.), либо в нем присутствовали «личности столь тусклые и скучные, что они не могли быть примером для подражания». В итоге одним из путей «проникновения западных идеалов в сознание молодежи» стал именно «культ героя»[319], широко тиражировавшийся в зарубежном кинематографе.
Интересно, что настроения советской молодежи имели некоторое сходство с настроением ее сверстников на Западе. Бунтарство было общемировой тенденцией — достаточно вспомнить движение хиппи, антивоенные протесты молодежи в США, студенческие бунты во Франции (в 1971 г. на совещании у Л.И. Брежнева заместитель заведующего Отделом международной информации ЦК КПСС П.Н. Решетов отмечал, что «беспокойство характерно… для молодого поколения»[320] во всем мире). Так, в молодежных волнениях 1968 г., сильно повлиявших на эволюцию западного общества, ярко выраженным был протест молодежи против ценностей старшего поколения[321] (характерно, что в свете этих событий власти СССР были обеспокоены состоянием умов советской молодежи