[1149]. Большинство их не выражало сильных, эмоционально окрашенных реакций недовольства, гнева, не демонстрировало склонности к протестным акциям[1150]. Оппозиционные проявления, за исключением отдельных событий («митинг гласности» в декабре 1965 г., демонстрация протеста против ввода войск в Чехословакию на Красной площади в августе 1968 г.), были направлены «вовнутрь», ограничивались размышлениями, стихотворениями, дневниками, частными разговорами[1151]. Наиболее распространенным проявлением оппозиционности было чтение «самиздатовской» литературы, прослушивание магнитофонных записей, а также, по терминологии КГБ, «высказывание клеветнических, демагогических, ревизионистских и других политически вредных суждений»[1152].
Затем оппозиционная активность стала переходить в более активный, «диссидентский» формат. В декабре 1970 г. КГБ докладывал в ЦК КПСС, что у диссидентов «сформировалось политическое ядро», «происходит определенная консолидация… наглядно прослеживаются попытки создания подобия оппозиции». Так, московская группа во главе с П.И. Якиром выдвигала программу «демократизации страны путем выработки в людях демократических и научных убеждений, сопротивления сталинизму, самозащиты от репрессий, борьбы с экстремизмом любого толка». КГБ выявил около 300 участников оппозиции в разных городах страны. В июне 1971 г., по данным, имевшимся у ЦК КПСС, распространение «самиздата» происходило «среди некоторой части научных и творческих работников, а также учащейся молодежи в Москве, Ленинграде, Киеве, Харькове, Риге, Горьком, Новосибирске, Свердловске, Рязани и некоторых других городах». В 1973–1976 гг. в среде учащейся молодежи было зафиксировано 3324 «антисоветских проявления», в которых приняли участие 4406 чел.[1153] Интересно мнение Д.О. Чуракова, который отмечает, что «народный сталинизм», проявлявшийся в 1960-х — 1980-х гг., тоже был «выражением массовой оппозиционности по отношению к отдельным сторонам настоящего»[1154].
Хотя в итоге оппозиция в СССР не возродилась ни в легальных, ни даже в нелегальных формах (исключение составляли некоторые националистические подпольные организации на периферии и отчасти диссидентское движение)[1155], сознание советских людей менялось[1156]. Среди некоторой их части набирало силу движение к переменам (хотя этот «демократический прорыв» и опирался на зачастую наивные, бедные и противоречивые представления о демократии)[1157]. Деятельность государства по пресечению «диссидентских проявлений» вызывала все большее общественное противодействие[1158].
Внутри страны события, так или иначе связанные с оппозиционными явлениями, вызывали общественный интерес — как с положительным, так и отрицательным уклоном по отношению к диссидентам. Люди читали «самиздат»[1159], интересовались мотивами «антисоветской» литературной деятельности А.И. Солженицына, издавшего свои произведения на Западе, судьбой А.Т. Твардовского, снятого в 1971 г. с должности главного редактора журнала «Новый мир», судебным процессом над Ю.Ф. Орловым, состоявшимся в 1977 г. Московские партийные органы получали от людей вопросы такого рода: «Какие меры применяются к диссидентам, которые обращаются к западным политикам и журналистам с заявлениями антисоветской направленности, дают всякого рода клеветнические интервью?»; «Принимались ли какие-либо меры пресечения хулиганских и антисоветских выпадов Сахарова в период процессов над Гинзбургом и Щаранским?»[1160].
Оппозиционные проявления закономерно вызывали серьезный резонанс на Западе. Иностранцы, приезжавшие в Советский Союз, еще в 1966 г., до роста диссидентской деятельности, интересовались, «имеются ли в СССР люди или группы людей, которые придерживаются не марксистско-ленинских взглядов»[1161].
Важную роль сыграла идеологическая и правозащитная деятельность академика А.Д. Сахарова. В 1968 г. он написал большую статью «Размышления о прогрессе, мирном сосуществовании и интеллектуальной свободе» — как он сам выразился, с целью изложить «мысли о самых важных вопросах, стоящих перед человечеством, — о войне и мире, о диктатуре, о запретной теме сталинского террора и свободе мысли, о демографических проблемах и загрязнении среды обитания, о той роли, которую может сыграть наука и научно-технический прогресс». Эти мысли были «компиляцией либеральных, гуманистических и «наукократических» идей». В ответ Сахаров подвергся гонениям, был отстранен от работы на ядерном объекте «Арзамас-16».
Текст статьи был немедленно опубликован на Западе и переправлен назад в СССР, а имя А.Д. Сахарова стало пропагандироваться как символ борьбы за свободу. В июле 1968 г. «Нью-Йорк тайме» и нидерландская газета «Хет Пароол» опубликовали статьи под названием «Крик души русского ученого» и «Советский специалист требует интеллектуальной свободы». О Сахарове писали в изданиях Югославии и Чехословакии, в печатных органах ряда компартий капстран, в том числе Французской[1162].
Статья А.Д. Сахарова на Западе была названа «манифестом волеизъявления молодой, духовно несокрушимой», «освобождающейся России», и утверждалось, что его идеи разделяет значительная часть советской интеллигенции, и даже что в СССР поднялся «бунт ученых» (что было явным преувеличением. — Ф.С.). Статья широко цитировалась, и можно сказать, что идеи Сахарова были восприняты некоторыми людьми на Западе очень серьезно. В августе 1968 г. ему направил письмо редактор американского журнала «War and Peace Report» P. Хатсон, сообщивший, что он «разговаривал с пресс-атташе советского представительства в ООН» о поднятых Сахаровым вопросах. Хатсон надеялся, что статья советского ученого будет напечатана в газете «Правда» (весьма наивные ожидания — Ф.С.). В свою очередь, Хатсон опубликовал собственную статью «За всемирную политическую партию» в издаваемом им журнале и предложил Сахарову войти в состав группы из 6—10 человек, представляющих США, СССР и другие страны, для «подготовки проектов общих принципов и программы всемирной политической партии»[1163]. (В таких идеях видна реализация «теории конвергенции».)
В 1969 г. западная пропаганда назвала главными борцами за свободу в СССР А.И. Солженицына как представителя творческой интеллигенции и А.Д. Сахарова как «борца за интеллектуальную свободу»[1164].
В 1975 г. А.Д. Сахарову была присуждена Нобелевская премия мира, что ожидаемо вызвало резко негативную реакцию в СССР. В октябре того же года ученый дал интервью первой программе телевидения ФРГ, в рамках которого западногерманский журналист Ф. Альт сравнил реакцию официальных кругов СССР на вручение премии Сахарову с «реакцией национал-социалистов в 1935 г.» на присуждение Нобелевской премии мира германскому публицисту К. фон Осецкому, который был брошен гитлеровцами в концлагерь. Альт заявил, что «опасливые деятели режима, кажущегося сильным, боятся великих идей. Как в 1935 г., так и в 1975 г.»[1165]. Такие заявления были вызывающими, так как германский журналист открыто поставил на одну доску нацистский режим и СССР. За свою деятельность Сахаров в 1980 г. был лишен званий Героя Социалистического Труда, лауреата Сталинской и Ленинской премий, всех государственных наград и отправлен в ссылку в Горький, где находился до конца 1986 г.
Опасным для советской системы проявлением массового сознания в СССР было усиление националистических проявлений. Власти связывали это с «обострением идеологической борьбы» и выражали тревогу по поводу существования националистической оппозиции, которая имела большое интеллектуальное влияние на соответствующие этносы. В середине 1970-х гг. КГБ сообщал об усилении националистических настроений среди молодежи в «нерусских» регионах СССР (под лозунгом борьбы против «политики русификации»). В частности, активизировались украинские националисты, идеи которых распространялись не только в их «традиционном» ареале (на Западной Украине), но и в Киеве. Фиксировались проявления армянского национализма[1166] (на практике они воплотились в серии терактов в Москве в 1977 г.). Западные советологи сделали вывод о «неспокойствии среди нерусских народов»[1167]. С конца 1970-х гг. произошло расширение и русского национального движения[1168] (как писал К.Н. Брутенц, у части людей «прежний идеологический гипноз… уступил место державным привязанностям»[1169]).
В начале 1980-х гг. межэтнические противоречия кое-где начали переходить в «горячую» фазу. Так, в 1981 гг. произошли антимилицейские беспорядки с этноконфликтным оттенком в Орджоникидзе[1170], где обострялся осетино-ингушский конфликт, спровоцированный нерешенными вопросами, вызванным перекройкой региональных границ в 1940-х и 1950-х гг.
Национальный вопрос в СССР ожидаемо нашел свое отражение в западной пропаганде. Так, в 1978 гг., она сообщала о «демонстрациях в городах Грузии, Эстонии и Азербайджана… во время обсуждения конституций союзных республик (в связи с вопросами об обязательном изучении русского языка)»