Котович В.Г., Давудов О.М., 1980, с. 41 и след.; см. также: Котович В.Г., 1982, с. 69–104)[73].
Как видим, несмотря на значительные усилия привести хронологию памятников Северо-Восточного Кавказа в какую-то систему, она пока еще находится в стадии разработки. Поэтому здесь будет дана периодизация культуры в самом предварительном плане, но с учетом уже сделанного специалистами.
Четкое членение культуры затруднительно хотя бы в силу того, что ранний этап ее развития «восходит к местной культуре предшествующего времени» (Иессен А.А., 1956, с. 15). Иначе говоря, носители ее являются «далекими потомками» более ранних фаз эпохи бронзы и энеолита (Федоров Я.А., 1960, с. 21–23; 1961, с. 4). Подобные высказывания вполне справедливы. Почти все памятники, рассмотренные в предыдущей главе (Гоно, Миатлы, Гатын-Кале, Верхний Гуниб и др.) содержат такие материалы, без учета которых нельзя представить развитие и каякентско-харачоевской культуры. На плавное, постепенное возникновение черт, характеризующих ее, указывает и Курчалоевский зольник (Марковин В.И., 1969а, с. 79). Показателен в этом отношении анализ каякентско-харачоевской керамики, предпринятый В.Г. Котовичем. Лишь на «талгинском этапе», по его мнению, нарушается непрерывная линия развития керамических форм и орнаментации (Котович В.Г., 1978б; 1982, с. 57, 58, 59–61, рис. 1). Мы бы продлили эту «линию» и к более позднему времени, так как «разрыв», о котором пишет В.Г. Котович, не столь уж сильно ощутим. Но в данном случае важен сам факт преемственной связи с более древним периодом. Однако это же обстоятельство позволяет считать, что первый этап культуры пока не может быть абсолютно четко ограничен. Датируя его примерно от 1600 до конца 1500 г. до н. э. (с учетом разработок В.Г. Котовича, О.М. Давудова, М.Х. Ошаева и др.), мы не будем особенно не правы, тем более, что на этом этапе только появляются «отличительные, этнодифференцирующие» черты культуры (Марковин В.И., 1969а, с. 80, 81; Котович В.Г., 1978б, с. 73; 1982, с. 69). К этому условному этапу опять-таки в самом предварительном плане можно отнести следующие памятники: отдельные погребения могильников 2 и 4 у сел. Бачи-Юрт, средние (условно) слои зольника в Курчалое, Карабухкентское поселение, Согунты, Гуни, Ведено (отдельные находки), Андийское селище.
Второй этап — время расцвета всех характерных черт культуры. Именно этот этап В.Г. Котович и называл собственно «каякентско-харачоевским» (Котович В.Г., 1978б, с. 72). Датировка его, предложенная указанным исследователем, кажется нам чрезмерно удревненной, тем более, что многие из предметов, встречаемых в соответствующих комплексах (листовидные ножи, височные подвески, булавки), имели длительное бытование и встречались не только в северо-восточной части Кавказа. Другие типичные для культуры, в первую очередь сурьмяные изделия, возникли, по мнению В.Г. Котовича, как подражания северокавказским украшениям. Вероятно, в таком случае украшения из сурьмы не могли появиться тут же вслед за северокавказскими изделиями из бронзы, а с некоторым опозданием, когда их прототипы были уже широко распространены. Этот факт следует учитывать, если говорить о подражании. Однако раннее появление бронзовых колпачков, раскованных и широких височных подвесок, характерных для культуры, но известных по таких ранним памятникам, как могильники в сел. Чох (Мунчаев Р.М., 1954, с. 44–47, рис. 11), Гинчи и Гатын-Кале, позволяет датировать этот этап более ранним временем, чем это делали раньше К.Ф. Смирнов, В.И. Марковин и др.
Дата второго этапа с учетом некоторых поправок В.Г. Котовича представляется примерно такой: от конца 1500 до 1250 г. до н. э. К тому времени можно отнести многие основные памятники культуры: Харачой, Каякент, Тарки, Берикей, Мамайкутан, Маджалис, Казмаляр (Новый Дейбук), район Махачкалы (Тарнаир), Ишхой-Юрт, Дарго, Белгатой, Капчугай, Хиндой, Миатлы, Гагатль, Старый и Новый Чиркей, Нижняя Сигитма (поселение), Новолакск (поселение) и др.
Третий этап — время заката культуры. Это, по В.Г. Котовичу, «талгинский» и «зандакский» этапы. Представляется, что данный этап неотделим от предшествующего времени. В недрах его происходит затухание ярких черт культуры. Так, крупнолопастные подвески почти исчезают, огрубляются волюты булавок, обмазка на керамике приобретает порой декоративный характер. Дата этого этапа довольно хорошо обоснована В.Г. Котовичем — от 1250 и почти до 1000 г. до н. э. (Котович В.Г., 1978б, с. 59–74, рис. 1, 2; 1982, с. 117). К такой датировке как ориентировочной разработке вполне можно присоединиться. Конечно, дальнейшие исследования уточнят ее, как и все предыдущие даты.
К данному этапу можно отнести памятники Талги, Мискинбулак (Котович В.М., 1978б, с. 79–93, рис. 1–4), Кабарты-Кутан, Нютюг, Гюхрак (Давудов О.М., Хангишиев Г.Д., 1991, с. 49–60) и др. Зандак как памятник переходного времени от эпохи бронзы к эпохе железа, содержащий определенные черты кобанской культуры, мы не считаем возможным рассматривать в качестве характерного для каякентско-харачоевской культуры. Его материалы носят узколокальный характер и, возможно, могут рассматриваться как особая культура, ареал которой занимал небольшой участок между племенной территорией двух культур — затухающей каякентско-харачоевской и крепнущей кобанской.
Таким образом, каякентско-харачоевская культура относится в основном к эпохе поздней бронзы. Однако и в начальных столетиях I тысячелетия до н. э. еще не угасают отдельные черты культуры. Они долго сохраняются в отдельных памятниках Северо-Восточного Кавказа (Зандак, Акяр, Мугерган и др.). В этом нужно усматривать не длительную «живучесть» культуры (Виноградов В.Б., 1972, с. 276 и след), а лишь стойкое сохранение ее отдельных черт в предметах быта и орнаментике у населения Северо-Восточного Кавказа в скифо-сарматское время и даже позднее (Марковин В.И., 1969а, с. 113, 114).
А.П. Круглов впервые сделал попытку выделить локальные особенности среди памятников культуры, наметив в ней два района: «западный» (для Чечни) и «восточный» (для Дагестана), хотя и не дал о них четкого определения (Круглов А.П., 1958, с. 52–59), Е.И. Крупнов считал вполне возможным утверждать только такую локализацию (Крупнов Е.И., 1951, с. 222). К.Ф. Смирнов, изучив материалы Таркинского могильника, рассматривал их как бы посредствующими между «западной» (харачоевской) и «восточной» (каякентской) группами. Это давало ему возможность фактически говорить о трех группах (Смирнов К.Ф., 1951, с. 255–257).
В дальнейшем была сделана попытка разработать этот вопрос более полно — было обращено внимание на локальные различия в устройстве погребальных сооружений и сопутствующих им конструкций, на позы погребенных, размещение сосудов в могилах, особенности керамического декора. Все эти черты позволили нам наметить пять локальных районов (группировок), которые могли соответствовать отдельным племенным группировкам (Марковин В.И., 1969а, с. 85–87, рис. 36 — карта).
Сам факт наличия отмеченных локальных групп, в предшествующее время менее четко ощутимых, позволяет говорить о памятниках каякентско-харачоевского круга как об объектах особой специфической культуры. К тому же на позднем этапе в западных районах региона ее памятники стали соседствовать с кобанскими. Можно сделать вполне очевидный вывод, что носители раннего этапа кобанской культуры потеснили в то время некоторую часть каякентско-харачоевского населения в горы. Поэтому трудно согласиться с учеными, рассматривающими эту культуру лишь как хронологический этап в развитии местных племен (Канивец В.И., 1959, с. 50, 51; Котович В.М., 1965, с. 249–252; Котович В.Г., 1978б, с. 72; 1982, с. 117, 118). Те данные, которые приводит В.Г. Котович в пользу осмысления культуры в качестве этапа, представляются требующими еще обоснования (Марковин В.И., 1969а, с. 88).
Древние племена — носители каякентско-харачоевской культуры являлись земледельцами и скотоводами. Селились они на высоких речных террасах (Курчалой), в долинах между гор (Карабудахкентское поселение), на Платовых поднятиях (Новолакское поселение) и по склонам гор (Анди, Хиндой). Поселения располагались на хорошо освещенных солнцем местах. Некоторое представление о таком поселении дают раскопки в Нижней Сигитме. Многокамерные жилые постройки воздвигались на каменном основании, верхняя часть их была глинобитной. Это были дома, имевшие до пяти помещений квадратной или округлой формы с площадью от 4–5 до 32 кв. м. Внутри них имелись очаги двух видов: расположенные на каменных настилах (они служили для хозяйственных целей), а также шестигранной формы (диаметром в 0,5–0,7 м), используемые, вероятно, для ритуальных церемоний. Полы в домах земляные, массивные двери поворачивались в пяточных камнях. Это были дома больших патриархальных семей (Канивец В.И., 1957, с. 159; Бредэ К.А., 1959, с. 25, 26; 1956, с. 102–114; 1957, с. 17–38).
Здесь следует снова вспомнить Верхнегунибское поселение, расположенное у сел. Гуниб (см. предыдущую главу). Верхний слой его В.М. Котович относит «к самому началу каякентско-харачоевского этапа», который датирует XIV–XIII вв. до н. э. (Котович В.М., 1963, с. 250). К тому времени поселение уже давно функционировало (с конца III тысячелетия до н. э.), его архитектурный облик устоялся; это были одноэтажные каменные дома, которые последовательно, ступенями возвышались друг над другом. Материалы интересующего нас слоя содержат до 61 % керамических обломков, покрытых обмазкой (в нижнем слое их было всего 40 %). Среди посуды преобладали горшки с сильно отвернутым краем, затем некрупные кувшины с четко выделенной шейкой и сосуды с резко обрезанным устьем (Котович В.М., 1965, с. 182, 183, рис. 63), т. е. формы керамики, которые характерны для культуры. Как особый вид керамической посуды В.М. Котович рассматривает «сковороды» — своеобразный вариант мисок с сильно утолщенным дном. Орнаментация верхнегубинской керамики данного слоя (