14 — сел. Шпаковское (музей г. Ставрополя, № 12543); 15 — г. Кисловодск, р. Подкумок (находка Е.Е. Ивашнева); 16 — г. Ставрополь (музей г. Ставрополя, № 2861); 17, 18 — г. Кисловодск, Султан-гора (музей г. Кисловодска); 19, 20 — Ставрополье (музей г. Ставрополя и Гос. музей Грузии — № 17–02/86-3356); 21 — г. Кисловодск, ст. Минутка (музей г. Пятигорска, № 2416); 22 — г. Кисловодск (коллекция Филиппова, музей г. Пятигорска, № 744); 23 — Карт-Джюрт, Теберда (музей г. Махачкалы, № 2264); 24 — г. Ставрополь, р. Ташла (музей г. Ставрополя, № 3050); 25 — Колония Константиновская у Пятигорска, «Денежкин курган» (ГИМ, № 76990); 26 — г. Кисловодск (музей г. Пятигорска, № 515); 27 — Северная Осетия (музей г. Владикавказа, № 3688); 28 — сел. Чегем I (по В.Ф. Миллеру); 29, 34, 37, 38, 43, 48 — сел. Галиат, могильник Фаскау (29, 34, 43 — по Е.И. Крупнову; 37, 38, 48 — ГИМ, № 21630-22183); 30, 40 — сел. Чми, могильник Беахни-Куп (30 — ГИМ, № 25276; 40 — по Е.И. Крупнову); 31 — сел. Камунта (ГИМ, № 35179); 32 — сел. Шалушка (музей г. Нальчика, № 1449); 33 — сел. Заюково (музей г. Нальчика, без №); 35 — Нальчик (по Б.Е. Дегену); 36 — сел. Донифарс (по Е.И. Крупнову); 39 — сел. Лескен (по Е.И. Крупнову); 41 — сел. Кобан (Эрмитаж, № 1731-67); 42 — сел. Соломенка —? (музей г. Нальчика); 44, 45, 47, 49–52 — сел. Кумбулта (по П.С. Уваровой); 46 — сел. Чми (ГИМ, № 55738); 53, 56 — сел. Верхний Кобан, Сапата (музей г. Владикавказа, № 3672, сборы Л.П. Семенова); 54 — г. Моздок (музей г. Пятигорска, № 421); 55 — г. Нальчик (музей г. Нальчика, № 1959); 57 — Кабарда (музей г. Нальчика, без №); 58 — г. Грозный, Черноречье (по О.В. Милорадович); 59— сел. Алды (Эрмитаж, № 1366-12); 60 — сел. Закан-Юрт (по В.И. Марковину); 61 — сел. Шарой (ГИМ, № 54322); 62–65 — сел. Галашки (62 — музей г. Грозного; 63–65 — по Е.И. Крупнову).
На территории Верхнего Прикубанья (в Карачаево-Черкесии) А.Л. Нечитайло обнаружено всего 15 погребений, которые сохраняют и на этом этапе традиционные местные черты в погребальном обряде — способ захоронений в ямах и каменных гробницах, преобладание западно-восточной ориентировки. Возможно, скорченное положение умерших в данном случае является чертой, воспринятой от степного населения (Нечитайло А.Л., 1978а, с. 96–101). Судя по одному только Суворовскому курганному могильнику, где в 17 курганах обнаружена 51 катакомба, проникновение степняков в данный регион было довольно интенсивным. Шло оно, как предполагает А.Л. Нечитайло, с территории Восточного Маныча (Нечитайло А.Л., 1979, с. 7–71, 83, 84).
На взаимодействие местных и степных племен в различных районах Ставрополья указывают целые комплексы и случайные находки. Таковы отдельные захоронения в ямах и катакомбах, сопровождавшиеся керамической посудой, курильницами и прочим инвентарем, обнаруженные в районе Чограйского водохранилища (Андреева М.В., 1989, с. 80–117, рис. 4, 5 и др.), у хут. Веселая Роща (Державин В.Л., 1989, с. 125 и след., рис. 4, 9, 14 и др.), у ст-цы Воровсколесской (Кореневский С.Н., Петренко В.Г., 1989, с. 197–202 и след., рис. 5, 6, 9, 14) и в других местах. Судя по этим материалам, в степные районы Ставрополья довольно рано стали проникать носители катакомбной культуры. Однако более интенсивным их движение становится в период наивысшего подъема культуры (Андреева М.В., 1989, с. 72, 73; Державин В.Л., 1991, с. 50 и след.). Причиной этого, вероятно, явились поиски новых зон обитания, экстенсивный характер экономики. И если в начале своего проникновения на территорию Северного Кавказа носители катакомбной культуры, смешиваясь с местным населением, по-видимому, были вынуждены подчиняться местным традициям даже в погребальном обряде (Державин В.Л., 1984, с. 90–95), то позже следы подобного влияния исчезают. Только лишь отдельные сосуды и бронзовые украшения, покрытые пышным орнаментальным декором, свидетельствуют о связях с северокавказцами (Державин В.Л., 1991, с. 41, 65, 11-113, рис. 5, 7, 10–12).
Для районов Пятигорья неизвестны столь яркие памятники. Здесь найдены лишь отдельные курильницы степного облика и каменные колунообразные топоры. Они происходят из окрестностей Пятигорска, ст. Предградной, из Минеральных Вод, со склонов горы Бермамыт (Марковин В.И., 1960б, с. 73, 74, рис. 31). По-видимому, в предгорья и горы степное проникновение не было столь интенсивным, и культура северокавказской общности продолжала развиваться, не теряя связей с предшествующим временем. Так, случайные находки металлических топоров из бассейнов рек Этока, Кяфар (Минаева Т.М., 1947, с. 137, рис. 48), погребение литейщика, обнаруженное у станции Скачки близ Пятигорска (Нечитайло А.Л., Рунич А.П., 1984, с. 37–39), остатки древних выработок медной руды на горе Пастуховой близ р. Большой Зеленчук, среди которых был найден бронзовый кинжал довольно позднего облика (Кузнецов В.А., 1966, с. 62–67, рис. 22, 3), указывают на освоение местных полезных ископаемых и на дальнейшее развитие местной металлургии.
Судя по ряду интересных археологических комплексов (могильники Верхняя Рутха у сел. Кумбулта, Фаскау у сел. Галиат, Загли Барзонд у сел. Верхний Кобан и др. в Северной Осетии), исследуемых с конца XIX в. (Уварова П.С., 1900б, с. 206, 207, 231, табл. LVII, XCIV, CIII и др.; Крупнов Е.И., 1951а, с. 43–58), в горах Центрального Кавказа не так сильно ощущалось влияние степных культур. Как и прежде, здесь строили склепы, использовали для перекрытия могил камень и дерево. Многие из захоронений содержат большое число умерших. К указанным древностям, обнаруженных в горах Северной Осетии, примыкают памятники Кабардино-Балкарии — впускные погребения 28 и 31 из могильника близ г. Нальчика (Круглов А.П., Пиотровский Б.Б., Подгаецкий Г.В., 1941, с. 60, 75 и след., рис. 20, 21, 25), захоронения кургана у сел. Шалушка (Деген Б.Е., 1941, с. 237). Это как раз те памятники, «горский характер» которых особо подчеркивал Е.И. Крупнов, относя их к «дигорской культуре» (Крупнов Е.И., 1951а, с. 60), а А.А. Иессен все аналогичные древности, имевшие определенное сходство с закавказскими памятниками, называл «дигоро-рачинской группой». По его мнению, именно в этих памятниках «сохраняются многие архаические черты более древней местной культуры» (Иессен А.А., 1956, с. 15). Можно думать, что в горах и значительной части предгорий характер местной культуры мало изменялся под влиянием степных кочевников. Однако в тех районах, где они смыкаются с равниной, несомненно, племена катакомбной — предкавказской культуры пытались ассимилировать местное население. Об этом свидетельствуют катакомбные погребения, обнаруженные в курганах у селений Ногир, Чикола и ст. Тарской, отдельные захоронения Нижнеджулатского могильника, у г. Моздока в Северной Осетии, у сел. Бамут в предгорьях Чечни (Сафронов В.А., 1981, с. 51–60, рис. 2, 3 и др.; Николаева Н.А., 1989, с. 13–18; Абрамова М.П., 1961, с. 106, 107; Мунчаев Р.М., 1965, с. 92–96, рис. 1–3). Вероятно, поэтому местная керамическая посуда иногда украшена округлым орнаментом, характерным для декора степного населения. Таковы, к примеру, находки из курганов, расположенных у с. Новоосетинского близ г. Моздока (Тменов В.Х., 1975, с. 113 и след., табл. 2, 3). И все же это влияние не было значительным (среди множества исследованных курганов у селений Чегем I и II лишь в кургане 11 было найдено погребение со срубным ножом) (Мизиев И.М., Бетрозов Р.Ж., Нагоев А.Х., 1973, с. 35). Мнение, что в Северной Осетии мог сложиться один «из основных районов обитания катакомбных племен» (Сафронов В.А., Николаева Н.А. и др., 1978, с. 141; Сафронов В.А., 1981, с. 59, 60), требует тщательной аргументации и проверки.
Степная и предгорная часть Северо-Восточного Кавказа из-за своей доступности со стороны так называемых ногайских степей вероятно, довольно рано подверглась вторжению степняков, в том числе и со стороны носителей срубной культуры (Куйбышев А.В., Черносвитов П.Ю., 1984, с. 98–100).
Однако отдельные комплексы, найденные в Ачикулаке, Бажигане и других пунктах, содержат очень смешанный материал, и отнесение его к той или иной культурной группе очень затруднительно (Марковин В.И., 1992б, с. 27 и след.). Лишь в горных районах Чечено-Ингушетии (курган у ст. Нестеровской, грунтовый могильник у сел. Галашки) позволяют говорить о дальнейшем развитии местных традиций. Эти памятники близки центральнокавказским (Крупнов Е.И., 1950б, с. 85–94, рис. 23–25). Обнаруженные в сел. Галашки могилы были завалены булыжником, в них лежат скорченные костяки, обращенные в большинстве случаев на восток. Инвентарь могил, как и в Нестеровском кургане, содержит сосуды приземистых форм и отдельные бронзовые вещи, которые характеризуют поздний этап эпохи бронзы в этом регионе Северного Кавказа.
Территория распространения древних племен, входивших в северокавказскую общность, может быть очерчена весьма суммарно. Еще в 1947 г. А.А. Иессен писал, что памятники эпохи бронзы Северного Кавказа «примыкают к предкавказским степям на всем протяжении от верхней Кубани до района Грозного» (Иессен А.А., 1947, с. 22). К настоящему времени, когда широкий размах археологических раскопок захватил почти весь Кавказ и итоги некоторых работ уже изданы, карта распространения интересующих нас памятников рисуется в следующем виде. На первом этапе территория северокавказской общности на западе примыкает к пространству, занятому дольменами. Южная и юго-восточная границы могут быть помечены очень условно — вдоль Главного Кавказского хребта, а северная граница, проходя по предгорьям, тянется от ст-цы Новоджерелиевской к ст-це Казанской, захватывая Ставропольскую возвышенность и поворачивая в сторону Пятигорья. В ареал общности, несомненно, входили территории современных Северной Осетии и Кабардино-Балкарии. Следует оговориться, что северная граница, как и восточная, соприкасающаяся со степями, намечена приблизительно. Здесь проходила зона, где племена Северного Кавказа могли иметь непосредственные контакты с жителями степей, в первую очередь с носителями катакомбной — предкавказской культуры. Если регион обитания племен северокавказской общности на раннем этапе не может быть установлен достаточно четко, то в эпоху расцвета более конкретизируется. Границы его проходят вдоль Главного Кавказского хребта, состыковываются на западе с дольменным ареалом, а на востоке доходят почти до р. Сулак (такие памятники, как курган «Ярти-тюбе» у станции Манас в Дагестане, лишь указывают на отдельные проникновения носителей северокавказской общности