Интересна группа лосей с «отсеченной» головой, датируемая эпохой раннего металла (Формозов, 1969, с. 102). К этому же времени Н.В. Леонтьев (1978, с. 102) относит фигурки «прыгающих» оленей-лосей. Часть лосей Тутальской и Томской писаниц стилистически близка кулайским бронзовым изображениям и должна быть отнесена к эпохе железа. К кулайскому времени, видимо, относится и рисунок медведя на Томской писанице (Окладников, Мартынов, 1972, рис. 132).
На Томской и Тутальской писаницах представлен еще один сюжет, возникновение которого в сибирском искусстве следует связывать с эпохой бронзы, — фантастический образ человека-птицы (Окладников, Мартынов, 1972, рис. 169; 184; 186). Изображения человека-птицы поражают удивительным стилистическим единообразием. Отличительные детали незначительны и не меняют смыслового содержания образа. Все фигуры выполнены резной техникой и носят подчеркнуто итифаллический характер, как бы символизируя собой идею плодородия (123, 5). Человеческое тело венчает схематично трактованная птичья голова. Ноги согнуты в коленях, а руки — в локтях (показаны в характерном движении взад-вперед). Эти существа как бы танцуют. Рисунок на Тутальской писанице может быть сопоставлен с центральным изображением на плите из Тасс-Хаазы в Хакассии (Липский, 1961, рис. 2; Леонтьев, 1978, с. 100). Этот сюжет нашел свое воплощение и в пластике (Студзицкая, 1969а). Рассматриваемые птицеголовые фигурки сопоставимы также с образами, известными в этнографии обских угров (Чернецов, 1971, с. 89) как изображения предков в птичьих масках, с крыльями, исполняющих во время весенних праздников «птичьи» песни и танцы. Эти архаичные обряды носили тотемический характер.
Что касается других образов и сюжетов томских писаниц, появление которых можно связывать с бронзовым веком (изображение лыжника, лодок с людьми и др.), то их анализ будет дан в разделе «Бронзовый век Восточной Сибири». Здесь отметим лишь, что в наскальном искусстве урало-западносибирского очага полностью отсутствуют изображения рыб.
Глава девятаяБронзовый век Восточной Сибири(Л.П. Хлобыстин)
Восточная Сибирь занимает 7,226 млн. кв. км, т. е. почти треть площади нашей страны, простираясь с юга на север от границы Монголии до мыса Челюскин (около 3000 км) и с запада на восток от левых притоков Енисея до низовьев Колымы (около 3500 км). Восточный рубеж региона, являющийся и западной границей Дальнего Востока, идет по хребтам Становому, Джугджур, Колымскому. Три четверти территории Восточной Сибири составляют горные массивы и плоскогорья. Низменности занимают значительные пространства на западе (долина Енисея и окраина Тазовской низменности), на севере (Таймырская, Яно-Индигирская и Колымская низменности) и в бассейне Лены (Центрально-Якутская низменность).
Преимущественно горный рельеф обусловил богатство Восточной Сибири полезными ископаемыми, в том числе удобными для эксплуатации в древности месторождениями камня, меди и олова. Особое значение имели медь и олово — необходимые компоненты бронзовой металлургии. Медь поступала из Маинского (юг Красноярского края), Удоканского (Таймырское Заполярье), Норильского и Присаянских месторождений. Олово добывалось в нижнем течении р. Яны, в бассейне Индигирки и в Восточном Забайкалье.
Выделяется несколько природных зон: степь, лесостепь, тайга (около 70 % всей территории), лесотундра и тундра, причем в отличие от Восточной Европы и Западной Сибири степь и лесостепь не простираются здесь сплошной широтной полосой, а имеют островной характер. Следует отметить распространение далеко на юг зоны вечной мерзлоты, слабую заболоченность территории, более континентальный и более суровый, чем в Западной Сибири, климат. В районе Верхоянска и Оймякона находится область самых низких зимних температур Северного полушария — до 70° и более ниже нуля. Суровость климата была характерна здесь в течение почти всего голоцена, так как орографическое строение Восточной Сибири постоянно открывало ее ветрам со стороны Северного Ледовитого океана. Лишь в атлантическом периоде (около 7500–4500 лет назад), когда ледовитость арктических морей уменьшилась, климат Восточной Сибири был менее суровым, а лесная растительность достигала северных побережий.
После сравнительно теплого атлантического периода климат Восточной Сибири стал более холодным и сухим. Это привело к тому, что во II тыс. до н. э. площадь тундры значительно расширилась. Отмеченные климатические изменения в меньшей мере повлияли на ландшафтный облик таежной зоны, хотя и несколько изменили видовой состав восточносибирской таежной флоры. Колебания климата в большей степени отразились на южнотаежных, лесостепных и степных районах.
По споро-пыльцевым материалам, полученным при исследовании поселения Улан-Хада на Байкале (Сизиков и др., 1975), слои VIII–II этого памятника, относящиеся к концу III — первой половине II тыс. до н. э., отложились в период засушливого климата. Слой I (конец II тыс. до н. э.) характеризуется мощными гумусными образованиями, что свидетельствует о некоторой стабилизации растительного покрова в условиях повышения влажности и потепления климата. Но вышележащий слой 0, датирующийся началом I тыс. до н. э., отражает существование лугово-степных ландшафтов, что указывает на переход к условиям еще более засушливого и холодного климата, чем во время формирования слоев VIII–II. Поскольку Улан-Хада расположена на берегу Байкала, есть основания считать, что отмеченные в этом районе признаки сухости еще в большей мере должны были проявиться в степном Забайкалье.
Вполне вероятно, что в течение в целом более холодного и сухого, чем атлантический период, суббореала были отрезки времени, когда климат менялся в сторону повышения влажности и степи становились более пригодными для скотоводческих занятий. Однако палинологические данные еще недостаточны, и проблема климатических колебаний в восточносибирском регионе пока далека от окончательного решения.
Начало исследования памятников бронзового века Восточной Сибири относится к 1880-м годам и было связано почти исключительно с районом Байкала (раскопки Н.И. Витковского и М.П. Овчинникова в Прибайкалье, А.К. Кузнецова в Забайкалье и др.). Оценивая дореволюционный период археологических работ в Восточной Сибири, следует отметить, что он носил в основном характер собирания и накопления фактов.
В 1920-1930-х годах археологические работы в Восточной Сибири — опять-таки преимущественно в байкальском районе — вели Б.Э. Петри и Г.П. Сосновский. Особой заслугой Б.Э. Петри являются раскопки многослойного, прекрасно стратифицированного поселения Улан-Хада, которое легло в основу периодизации неолита и бронзового века Ангаро-Байкалья.
Дальнейшие успехи в исследовании бронзового века Восточной Сибири связаны в основном с работами А.П. Окладникова и его учеников. Придя в археологию в конце 1920-х годов, А.П. Окладников не ограничился пределами Ангаро-Байкалья, справедливо считая, что археологические исследования нельзя ограничивать узкими региональными рамками. Помимо Ангаро-Байкалья он ведет большие многолетние полевые исследования в бассейне Лены. Это позволило создать надежную источниковедческую базу для историко-археологической периодизации восточносибирских древностей, а затем и для обобщающих монографических трудов по древней истории Восточной Сибири; наиболее фундаментальными из них являются «История Якутии» (т. I, 1949) и «Неолит и бронзовый век Прибайкалья» (ч. I, II, 1950, ч. III, 1955).
Особый размах археологические работы в Восточной Сибири получили с организацией в 1958 г. Сибирского отделения АН СССР. «Бесспорная заслуга СО АН СССР, — писал А.П. Окладников, — в создании исследовательских коллективов археологов в Новосибирске (Институт истории, филологии и философии), в Улан-Удэ (Бурятский институт общественных наук), Якутии (Институт языка, литературы и истории), во Владивостоке (Институт истории, археологии и этнографии народов Дальнего Востока). Таким образом, Сибирским отделением Академии наук СССР созданы своя археологическая школа; собственная археологическая служба, столь необходимая на огромных пространствах Сибири» (Окладников, 1979, с. 7). К этому следует добавить, что в сложении сибирской археологической школы, равно как и сибирской «археологической службы», большая заслуга академика А.П. Окладникова — признанного лидера сибирской археологии и блестящего организатора науки.
В последние годы А.П. Окладников уделял особое внимание исследованиям в области древнего искусства, которое он считал основным источником познания духовного мира древних сибирских аборигенов, их представлений о мире, обычаев, культов, хозяйства. Итогом этих исследований явились десятки монографий, написанных А.П. Окладниковым и его учениками. Работы А.П. Окладникова на много лет вперед определили пути изучения древней истории Сибири.
Создание в Восточной Сибири на базе СО АН СССР и местных университетов квалифицированных археологических коллективов позволило увеличить объем и расширить территориальный охват археологических исследований. Многие сибирские ученые, а также археологи Москвы и Ленинграда, успешно работают ныне по изучению бронзового века разных районов Восточной Сибири — Забайкалья (Ю.С. Гришин, И.И. Кириллов, Л.Г. Ивашина), Якутии (Ю.А. Мочанов, С.А. Федосеева), Таймыра (Л.П. Хлобыстин), Среднего Енисея (Н.А. Савельев) и др.
Началом бронзового века принято считать местное изготовление сплавов меди с оловом (либо свинцом) или налаживание постоянного импорта бронзовых изделий. Если исходить из этих критериев, то понятие «бронзовый век» применительно к Восточной Сибири выглядит не вполне оправданным. Дело в том, что на этой огромной территории следы древнего бронзолитейного производства крайне малочисленны, а определение их возраста зачастую оказывается дискуссионным. Кроме того, ранние металлические вещи появились здесь в культурах, сохраняющих в основном неолитический облик, и нередко изготовлялись из меди без оловянных или свинцовых лигатур. Культуры с такими изделиями обычно относят к эпохе энеолита. Однако, учитывая специфику развития раннеметаллического периода рассматриваемой территории и недостаточную ясность процессов первоначального ознакомления местного населения с металлургией меди, мы начнем описание культур бронзового века Восточной Сибири со времени появления первых изделий из меди. Они относятся к глазковской и ымыяхтахской культурам. Последние с определенной долей условности можно считать принадлежащими к периоду ранней бронзы.