В погребении 5 могильника Улярба II под каменной кладкой рядом с кострищем найдены череп и кости собаки (?). Захоронение собаки или волка обнаружено в кольце из врытых плит близ богатого инвентарем погребения 1 в Ленковке. Перед мордой положенного в скорченном положении животного лежала лопатка лося. Вокруг костяка и под ним встречены угольки. Большое значение имеет находка костей домашней овцы (определение В.И. Цалкина) над ногами умершего под непотревоженной каменной выкладкой погребения 20 Фофановского могильника. Это первое свидетельство скотоводства у глазковского населения Забайкалья. В трехъярусном погребении 20 этого же могильника собраны кости крыльев крупной птицы, что интересно в связи с наличием в этом погребении захоронения ребенка и существующим у некоторых народов Сибири представлением о превращении умерших детей в птиц.
В глазковских погребениях встречаются глиняные сосуды, однако находки их очень редки. На Ангаре и Лене они оказались лишь в погребении 1 Шиверского могильника, в погребении 1 Белоусовского могильника у Нового Качуга и в надмогильной кладке Хабсагаевского погребения. Крупные фрагменты большого горшка, орнаментированного линиями отступающей лопаточки, встречены в погребении 1 Макаровского могильника на р. Лене. Как особый случай отметим находку в одномогильном совместном погребении молодого мужчины и подростка у с. Усть-Илга на Верхней Лене глиняного дымокурного горшка, очень напоминающего серовские, но сделанного способом выколачивания, от которого на поверхности остались следы рубчатой колотушки.
Фофановский могильник в дельте Селенги выделяется среди глазковских некрополей не только обилием погребений (что является доказательством продолжительного использования могильника большим и, вероятно, сравнительно оседлым коллективом), но и многочисленностью найденной в нем посуды. Так, из 27 раскопанных в 1959 г. глазковских могил 16 содержали 24 сосуда, большей частью находившихся во фрагментах, что связано с разграблением могил. Это говорит, видимо, о большей оседлости глазковского населения низовьев р. Селенги по сравнению с другими группами глазковцев.
Поселения, на которых обнаружены глазковские изделия, многочисленны и открыты на всей территории, где имеются погребения глазковской культуры, выходя даже за пределы их ареала — в низовья р. Ангары, в Эвенкию и Забайкалье. Обычно глазковские находки на поселениях встречаются в культурных напластованиях, содержащих предметы иных культур, и выделяются типологически. Поселенческие памятники с чистыми комплексами глазковской культуры редки и, как правило, являются кратковременными стоянками. Для установления стратиграфической позиции глазковских комплексов большое значение имеют многослойные поселения. К их числу в Прибайкалье относится уникальное по полноте охвата (от финального мезолита до периода раннего железа) и количеству находок поселение Улан-Хада на западном берегу Байкала (Петри, 1916; Хлобыстин, 1964а, б; Сизиков и др., 1975). Полная характеристика памятника дается в томе, посвященном неолиту. Здесь мы остановимся лишь на слоях с материалами глазковской культуры.
Самым нижним из них является IX культурный слой (по нумерации первого исследователя этого памятника Б.Э. Петри). Он слагается темно-коричневой, иногда черной, сильно гумусированной супесью. Местами наблюдается осветление средней части слоя, и он делится на два уровня. Споро-пыльцевой анализ образцов показал, что рассматриваемый слой сформировался в период мягкого и влажного климата, когда происходило наступание хвойных лесов на степные пространства. Пыльца древесных растений (главным образом сосны и ели) составляет 26 %, по среди пыльцы трав доминирует полынь.
По составу находок IX слой — смешанный: в нем найдены образцы сетчатой и гребенчатой керамики, относящейся к серовской культуре, фрагменты горшков посольского типа, черепки, напоминающие устьбельские Чукотской лесотундры, и, наконец, глазковская керамика. Поскольку два последних типа посуды встречены в самой верхней части IX слоя, можно считать, что они относятся к завершающей фазе его формирования и к началу нового климатического цикла, в период которого образовалась пачка слоистого желтого, местами серого эолового песка, являющаяся линзой погребенной дюны. Песок пронизан тонкими гумусно-углистыми прослойками, число которых в разных частях дюны колеблется от 2–3 до 15–20; с ними связаны кострища, очаги, сложенные из галек, и находки изделий. Наибольшая мощность этой пачки 1,2–1,5 м. Она была разделена Б.Э. Петри на семь условных слоев (VIII–II) примерно равной толщины, отложившихся в период засушливого, более холодного, чем в настоящее время, климата. Споро-пыльцевой спектр указывает на преобладание лугово-степной растительности: пыльцы трав 79–92 %, а древесных — всего 3–8 %.
Для некоторых слоев этой толщи получены радиоуглеродные даты: для VIII слоя 4150±80 лет назад (ЛЕ-1280), для VII — 3660±60 л. н. (ЛЕ-883), для VI — 3710±10 л. н. (ЛЕ-1279), для V — 4220±120 л. н. (ЛЕ-1278). Имеется радиоуглеродная дата для нижней части I слоя — черной, сильно гумусированной супеси, перекрывающей пачку эоловых песков: 3800±100 л. н. (ЛЕ-1277). Споро-пыльцевой спектр I слоя аналогичен VIII–II слоям. Приведенные даты, равно как и однообразный состав находок, показывают, что полутораметровая толща песков VIII–II и нижняя часть I слоев накопилась за сравнительно короткий период времени — с конца III до середины II тыс. до н. э.
Керамика, напоминающая устьбельскую и по своей орнаментации близкая к некоторым образцам глазковской (что позволяет в какой-то мере усматривать в ней непосредственного предшественника глазовской посуды), находилась в низах пачки эоловых песков, большей частью в VIII слое. Скорей всего она относится к концу III — началу II тыс. до н. э. Основная масса керамики VIII–II культурных горизонтов аналогична посуде глазковских могил (рис. 125). Это же относится и к части керамики I слоя. Другие черепки из слоя I — обломки грубых толстостенных сосудов с валиками и ногтевым орнаментом — относятся к позднебронзовому и железному векам.
В VIII–I слоях встречены многочисленные кострища, очаги, сложенные из камней, довольно разнообразный каменный инвентарь (рис. 126) и скопления черепков. Следы жилищных ям не отмечены. Вероятно, строились жилища типа чумов. В верхних слоях Б.Э. Петри нашел бронзовые изделия, которые он не включил в коллекцию, поскольку они противоречили его представлениям об исключительно неолитической принадлежности слоев Улан-Хады.
Изучение материалов глазковских погребений, а также поселений с чистыми глазковскими комплексами (прежде всего Улан-Хады) позволило достаточно полно представить облик глазковской керамики. Характерной особенностью глазковских сосудов является изготовление их способом выбивания при помощи колотушки с нарезками, в результате чего на поверхности образовывались рубчатые отпечатки. Иногда вместе с такими образцами встречаются (в основном по берегам Байкала и в Забайкалье) черепки с «вафельными» отпечатками, типичные для ымыяхтахской культуры, сосуществовавшей с глазковской на территориях к северу и северо-востоку от ареала последней. Употреблялась, вероятно, и гладкая колотушка, при использовании которой получались гладкостенные сосуды. Такой же результат достигался и длительным выбиванием уже подсохшего горшка резной колотушкой. Выбивание приводило к тонкостенности сосудов. Нередко толщина их стенок равнялась 1 мм. В тесто обычно добавлялся мелкий песок. Горшки чаще всего делались круглодонными, но есть и остродонные. На позднем этапе глазковской культуры появились сосуды с уплощенными днищами. Иногда выпуклые стенки верхней части сосудов слегка загибались внутрь, встречаются более или менее выраженная горловина и несколько отогнутый наружу венчик. Сосуды, как правило, имеют удлиненные пропорции. Размеры их различны, диаметр венчика колеблется от 7 до 40 см.
Край венчика украшался защипами, оттисками отступающей лопаточки, насечками. Иногда на нем делали тупоугольные выступы, расположенные через равные интервалы. Чаще всего украшалась верхняя треть боковой поверхности, и лишь маленькие сосуды имели сплошную орнаментацию. Изредка у сосудов с уплощенным дном орнамент наносился в зоне перехода стенки в днище. Наиболее характерные виды узоров — ряды «жемчужин» (бугорков, выдавленных изнутри сосуда) и линии, выполненные протягиванием палочки с периодическими нажимами; иногда наносились ряды отдельных наколов, а также резные линии. Эти ряды и линии могли располагаться горизонтально, наклонно и в виде зигзагов. На одном из сосудов Улан-Хады нанесены резным прочерчиванием змеи и косые кресты. При исследовании стоянки Плотбище на р. Белой найден сосуд с четырьмя антропоморфными фигурками. Вместо голов у них изображены две расходящиеся вверх линии. Подобные рисунки часты на петроглифах Восточной Сибири (Савельев, Горюнова, 1971).
В верхней части Лены близ известных шишкинских изображений открыто жертвенное место глазковцев с большим скоплением костей, где был найден небольшой глиняный сосудик. На его стенке вырезано пять антропоморфных фигурок, весьма схематичных, с ромбическими головами и туловищами в виде удлиненных треугольников (Окладников, 1971).
На глазковских стоянках встречены также обломки сосудов с изображением птиц и рыб (Хороших, 1960). Исключительная редкость черепков с подобными изображениями позволяет считать их принадлежащими ритуальной посуде.
Важная особенность глазковской культуры — появление орудий из металла. Однако это произошло, видимо, не на начальном этапе ее развития, а несколько позже. Спектральный анализ части металлических изделий показал, что они сделаны из чистой меди или из ее сплавов с мышьяком, оловом либо свинцом путем ковки, а также отливки (Окладников, 1955, с. 57; Герасимов, Черных, 1975). Основная масса их найдена в погребениях: листовидные ножи, небольшие пластинчатые ножички, рыболовные крючки, шилья, иглы, кольца и трубочки.