Я ожидал упрямства. Ожидал гнева. Но также ожидал и чести, а может, даже немного любви. К великому разочарованию, я их не нашел.
– Крестейцы помогут нашим врагам, – сказал я. – Можете на это рассчитывать.
– И что? Пусть лучше отправятся туда, чем сюда.
– А как же Святая Зелтурия? Вы позволите ей попасть в руки еретиков? Они жгли тела наших святых.
– Теперь они «наши» святые? Ты забыл своих сирмянских святых?
– Они все святые. Какая разница?
– Для меня есть разница. Я не могу защитить всех верующих на этой земле. Я шах Сирма. Я не Темур, не падишах.
– И все же вы называете себя Тенью Лат.
Мурад взглянул на фреску за троном. На ней он заносил золотую саблю Кярса над шеей императора Ираклиуса и само солнце взирало на него с довольной ухмылкой.
– Как только меня ни называют, Кева. Но когда я был пленником Михея Железного, то спал прямо под этим залом в куче собственного дерьма.
Рухи кашлянула. Я почти забыл о ее присутствии.
– Почему бы вам самому не править Зелтурией, ваше величество?
Мурад недоуменно посмотрел на нее.
– О чем ты говоришь?
Я тоже посмотрел на нее. О чем она говорит?
– Я хотела сказать, вы могли бы присоединить Зелтурию к своему царству. Она граничит с Сирмом так же, как и с Аланьей. По обе стороны горного хребта есть перевалы, хотя северный хорошо скрыт.
– Сирм не правил Зелтурией сотни лет, – презрительно бросил Мурад.
– Я прожила там большую часть жизни. – Рухи шагнула ближе к шаху. – Как только Аланья снова станет безопасной, город наводнят паломники. Только представьте себе налоги. Сирм станет еще богаче, и ему больше не придется полагаться на набеги на заморские крестейские города. И вы сможете расширить свое влияние так, как не удалось вашему отцу.
Мурад озадаченно повернулся ко мне.
– Что говорит эта странная женщина? Вы пришли с просьбой помочь Кярсу, а она хочет, чтобы я отнял у него город!
– Она – Апостол Хисти, – ответил я. – Вам следует прислушаться к ее просьбе. Городом правят Апостолы, а именем Кярса или вашим – решать им.
– Мы можем попросить шаха Кярса уступить вам Зелтурию, – сказала Рухи. – Но взамен вы должны помочь ему вернуть Кандбаджар и победить Путь Потомков. Вы должны показать нам, что способны защитить Зелтурию от врагов.
– Откуда тебе знать, что Кярсу понравится такой обмен?
Если Мурад задал этот вопрос, значит, обдумывает ее предложение.
– Дело не в том, что ему нравится или не нравится, – ответила Рухи. – Дело в сильном шахе и армии, охраняющей святыни и паломников. Если вы согласитесь, мы обсудим с ним эту уступку, когда вернемся.
– Шахи не любят идти на подобные жертвы. – Мурад скрестил руки на груди. – Я знаю, о чем говорю.
Но Рухи была права. Пусть Кярс и назывался защитником Зелтурии, но он не мог защищать ее, прячась внутри. Если придется выбирать, Кярс, скорее всего, откажется от Зелтурии, если сможет вернуть себе Кандбаджар вместе с Мервой, Дорудом и городами на побережье Юнаньского моря. Какой великолепной ни была Костана, Кандбаджар гораздо богаче Зелтурии и Костаны, вместе взятых. Он был центром сухопутной торговли, через него шли пряности из Пустоши, парча из Кашана и металлы с южных островов.
А если Кярс не согласится, он может предложить Мураду один из городов на Юнаньском побережье. Например, Саканд, расположенный на краю длинного полуострова и тем самым ставший бы идеальной гаванью для Рыжебородого. Город контролирует великий визирь Баркам, но как только могучий флот Рыжебородого появится у берегов, тут же сдаст Саканд.
– Кярс примет горькую пилюлю, – сказал я. – Если вы пошлете достойную армию и мы снова возьмем Кандбаджар, надеюсь, до того как в пустыне пойдет снег, ваше имя зазвенит в храмах Зелтурии. Вас будут помнить не только как шаха, отвоевавшего Костану у неверных, но и как того, кто защитил веру от ереси и был заслуженно вознагражден самым святым городом на земле.
Несмотря на легкую улыбку, Мурад проворчал:
– Этот Таки кое-чему научил тебя, Кева. Должен признать, ты дергаешь нужные струны, словно музыкант. А может, правильнее сказать, кукловод. – Мурад сжал мое плечо. – Я подумаю над этим. А пока идите, найдите себе комнаты и насладитесь моим гостеприимством. Ах да, и ждите, что Эбра постучится к вам.
Эбра… в последнюю нашу встречу я ударил его по лицу. С тех пор мой гнев иссяк. По правде говоря, я оценил, насколько спокойным, холодным и расчетливым визирь был после падения Костаны – в отличие от меня самого.
Я возлежал на шелковых простынях, когда в дверь тихонько постучали.
– Можно войти? – спросила Рухи.
– Конечно.
Когда она вошла, я сел.
– Твоя комната не хуже моей? – спросил я.
Она огляделась.
– Я бы сказала, даже лучше.
Я жестом пригласил ее сесть на расшитую блестками подушку рядом с моей кроватью.
– Я как раз хотел заказать кофе. Сирмяне варят очень горький. Я мог бы попросить добавить немного кардамона.
– Я после него не усну. Тело и так уже не понимает, утро сейчас или ночь.
– Тогда чаю?
– Почему бы и нет.
Я встал и крикнул в коридор, чтобы пришел слуга. К нам поспешил евнух в бархатном халате.
– Чайник вашего лучшего чая, – сказал я.
Евнух ушел, а мы сели на подушки возле стеклянного столика.
– Я должна извиниться, что застала тебя врасплох с той идеей, – сказала Рухи, разматывая покрывало. Ее густые кудрявые волосы рассыпались по плечам.
– Да я барахтался и почти утонул. Мурад жестко торгуется. Так что ты молодец, что смогла найти именно то, чего он хотел.
– Он и должен быть жестким, верно? Он отвечает за всех людей в этом царстве и потому не может отдать что-то нам, не получив что-то для них.
– И для себя. Не стоит сбрасывать со счетов тщеславие правителей. Скорее всего, его увлекла мысль о том, что его имя будут поминать на проповеди в самом святом городе земли.
– Ну конечно. И это тоже.
Я хмыкнул и раздраженно постучал по стеклу.
– Как так получилось, что ты это увидела, а я нет? Как получилось, что ты знала, что посулить человеку, с которым я знаком всю жизнь, хотя видела его впервые?
– Ветер озарения, Кева. Только так я могу это объяснить.
Ветер. Как это странно. А еще более странной казалась руна, спускавшаяся по шее Рухи под ворот кафтана. Она напоминала колышущиеся щупальца того ангела, которого мне, к несчастью, пришлось увидеть в море.
Рухи заметила мой взгляд и прикрыла руну рукой.
– Прости. – Я издал болезненный вздох. Не нужно было так таращиться на нее и напоминать о том, что сделал Эше.
– Она спускается туда, куда ты подумал. До самого…
– Тебе необязательно…
– Она заставила меня увидеть сон наяву. Мне снились те существа, выходящие из облака. У них были извивающиеся конечности, из которых росли цветы. Потом лепестки цветов посыпались на меня. Коснувшись кожи, они превратились в червей и стали вгрызаться в меня. И тогда я сама превратилась в одно из этих существ.
Объятый ужасом, я закрыл лицо руками. Как Эше мог сотворить такое зло? Все из-за того, что Рухи дружила с моей женой? С Ашери?
Теперь я никак не мог перестать смотреть на кровавую руну на ее левой щеке. На мой взгляд, она напоминала человека в плаще, держащего в руках карты.
– То, что Эше сделал с тобой, ужасно. Он был так невероятно жесток. И не прав.
– Не прав?
– Он верил, что ты что-то скрываешь. Что служишь злу. Но ты этого не делала. Теперь я это понимаю.
– Только теперь? То есть… ты сомневался во мне?
– У меня были определенные сомнения, потому что… – Я прерывисто вздохнул. – Рухи… Ты должна кое-что знать. Настоящую причину, по которой я хотел провести с тобой время.
– Я даже не почувствовала, что ты что-то скрываешь.
Может, все потому, что я в некотором смысле скрывал это и от себя самого.
– Когда-то ты дружила с моей женой.
– С твоей женой?
– Ашери была моей женой.
На лице Рухи отразилось даже не потрясение. Это было больше похоже на предательство. На… ужас.
– Но ты убил ее.
– Да, убил. Я убил собственную жену.
Она смотрела на меня с открытым ртом.
– Ты была ее подругой, – продолжил я. – И поэтому я хочу знать… Какой она была?
– Что ты имеешь в виду?
– Была ли она достойным человеком?
Рухи кивнула.
– Не могу этого отрицать.
– Она когда-нибудь рассказывала, почему покинула меня?
– Нет, но она говорила, как сильно скучает по мужу и семье.
Услышав эти слова, я заплакал.
– Я не понимаю, почему она стала той, кем стала, – сказал я, не пряча слез. – Не понимаю.
Рухи взяла меня за руку, и это поразило меня. Ее пальцы были жесткими, как у Сади. Как у Лунары.
– Я тоже, – сказала она. – В какой-то момент я поняла, что причины нет.
– Люди не обращаются во зло просто так. Должна быть какая-то причина, заставившая ее склониться перед Хаввой. И все время я хотел это узнать. Но в моем представлении о ней зияет дыра. В воображаемой истории ее жизни. Ее прошлое не связано с будущим.
– Что я могу тебе сказать? – В глазах Рухи тоже блестели слезы. – Нет никакой причины. Просто нет. Даже когда мы встретились в Зелтурии, она была достойным человеком. Таким же, как ты. Я не могу представить, почему она обратилась к Спящей и Кровавой звезде.
– Если это правда, то любой из нас может обратиться. Никто не защищен от тьмы внутри нас самих.
Разве я сам чуть было не склонился перед Хаввой? Разве не был близок к тому, чтобы принять предложение Лунары там, в Лабиринте, если бы это означало, что она вернет Сади?
– В этом и заключается испытание. – Рухи сжала мою руку. – Некоторые из нас не проходят его. Некоторые сбиваются с пути и падают в яму. Посмотри на Сиру…
– Сира и Лунара – не одно и то же. В Сире всегда жило зло. Но клянусь, Лунара была доброй и чистой. Когда мы были вместе, я не знал никого лучше.
– Как ты можешь быть уверен? Может, она прятала тьму глубоко внутри. Так глубоко, что даже ветер не мог донести ее запах.