Трусливая тактика неприятеля дала нам возможность захватывать район за районом. Сначала мы заняли центральную площадь, окружив золотых воинов, расположившихся на открытом овальном помосте. На каждого убитого врага мы теряли по десять-двадцать легионеров. Быстрота их магического огня превосходила скорость наших стрел, мечей и копий. И даже когда они сражались сверкающими изогнутыми мечами, наши доспехи рвались, словно ткань.
Мы наводнили главный жилой район со множеством пещер на склонах гор. Золотые воины прятались в домах и ждали, когда мы откроем двери. Мы попадали в их ловушки, наши тела громоздились едва ли не выше гор. Но мы все равно победили числом.
Не легче оказалось взять и район рынка. Подгоняемые мечтой о победе, мы окружили его с узких улиц и не остановились, пока не опустошили все лачуги, купола и пещеры.
Час за часом смерть брала верх. Тела всех размеров складывались в стены и курганы. Лужи крови превращались в озера, которые сливались в моря. Плоть друзей и врагов стала нашими ризами, и многие встретятся в них с ангелами. Крики ослабели до тихого хныканья, усохшего до безмятежной тишины. Воздух имел вкус и запах внутренностей огромного кровавого зверя, зарубленного миллионом легионеров. Жизнь казалась незваным гостем, ограбленным в таверне посреди пустыни.
Теперь оставались только храмы с закрытыми, обнесенными колоннами дверями. И самым главным из них была усыпальница святого Хисти.
Вернувшись после успешного штурма района рынка, я направился в нашу штабную пещеру, находившуюся на той же улице, что и храм святого Хисти. Навстречу сквозь дымку бежал Антиох.
– Это правда, государь император. Я его видел.
– И?
– И он именно такой, как о нем говорят. Он носит черные доспехи, покрытые кровью. У него черный меч, облепленный человеческими внутренностями. Наше оружие рассыпается при любом прикосновении к нему.
– Святой правитель… откуда у него эта злая магия? Мог ли маг наколдовать ее?
– Каков бы ни был ответ, боюсь, если мы не остановим черного воина, он перебьет нас всех.
– По крайней мере, мы создали заслон. Если он попытается прорваться, окружите его и разорвите на части.
– Есть, государь Зачинатель.
Я хмыкнул от усталости и раздражения.
– Что насчет еды и воды?
– Резервуары суше, чем кабацкая девка в полночь, и мы не знаем, как открыть шлюзы, чтобы наполнить их. Хвала Архангелу, на рынке есть зерно, которого хватит на несколько дней.
– Хорошо. Ты нашел моего сына?
Антиох покачал головой, и она едва не слетела с его шеи. Вскоре всем придется сделать перерыв на отдых.
– Я нигде не видел прекрасного Дорана, государь император.
Накануне мы уже совершили тяжелый переход по пустыне. Еще один такой день, и у нас кости выпадут из шкуры. Нам нужна передышка. Даже тот черный воин устанет… если он человек, а не чудовище.
– Государь император! – окликнул знакомый голос, но не тот, который я хотел услышать.
Из дымки ко мне шагнул Томус с нетерпеливым блеском в медового цвета глазах. На поясе у него висел окровавленный гладиус.
– Храни тебя Архангел, Томус. Как приятно видеть тебя живым.
– Прости, что не пришел раньше, государь император, но я искал выход.
– И?
– Я нашел южный проход. Он ведет в пустыню, где мы стояли лагерем до того, как нас унесло кровавое облако. Но теперь там расположилась другая армия.
Я схватил бурдюк с водой и набрал полный рот.
– О чем ты говоришь? Какая армия?
– Я видел орду рубади. Десятки тысяч, рассыпанных по пескам.
– Хочешь сказать, мы здесь в ловушке?
– Ну… есть еще северный проход.
– Абядийцы сказали, что северный проход скрыт, извилист и коварен. – Я в ярости зашагал по пещере. – Не понимаю. Как это рубади стоят лагерем на нашем месте? Наши разведчики должны были заметить их несколько дней назад.
– У меня было… весьма странное общение с ними, государь император. Сначала мы никак не могли понять друг друга и пытались говорить знаками. Потом они прислали девушку со светлыми волосами и кожей, как у девиц за Юнаньским морем. Но она говорила на каком-то… извращенном западном наречии, которого я никогда раньше не слышал и поэтому не понимал. – Томус вытер пот с шеи окровавленным рукавом. – После этого они прислали другую девушку, поразительно красивую. Я не преувеличиваю, ты бы ее оценил. Темные волосы, блестящие ресницы. И нежный голос, с тончайшей дрожью невинности. Она говорила на нашем языке, как сами апостолы. Она стала переводчиком между мной и предводительницей рубади, одноглазой женщиной редкой красоты. Действительно редкой, может, слишком редкой для тебя, но я любовался ею, такой высокой и гордой. Она называла свою орду союзом силгизов и йотридов.
Я устало застонал.
– Похоже, тебе срочно нужна походная жена. Томус, ты же понимаешь, что сегодня погибли целые легионы. У нас еще будет время восхищаться чужими женщинами, после того как их погребенные в песке мужчины вздуются.
– Мои извинения, император, но это еще не все странности рубади. Видишь ли, когда я сказал ей, что представляю несравненные легионы императора Базиля Разрушителя, Зачинателя и Спасителя верующих, Правую руку Архангела, они решили, что я шучу.
– Они тебе не поверили? Почему?
– Они настаивали, что ты мертв уже семь столетий.
Я сухо усмехнулся.
– Такого я еще не слышал.
– И они говорили абсолютно серьезно, государь Зачинатель. Кроме того, они настаивали, что нам нужно уходить. Сказали, что мы можем забрать из Зелтурии все, что захотим, но, если останемся здесь завтра после заката, они войдут в город и перебьют всех, включая нас.
Мой вздох был самым усталым за этот год. Все это какая-то злая шутка. Вопрос в том, чья это шутка?
– Значит, у нас враг внутри и враг снаружи. Но если рубади еще не бросились сюда, значит, они не союзники святого правителя. Давай пока просто забудем о них. Нужно открыть храмы. Улицы наши, но мы не знаем, какие секреты хранят эти пещеры. Мы не будем в безопасности, пока не опустошим их. Пока святой правитель Зафар не сдастся и не провозгласит меня императором Аланьи.
– Согласен, государь император. – Томус потер бесконечно усталые глаза. – Есть еще проблема этого демона в черном. Ты знал, что он умеет летать?
– Летать?
– Когда я возвращался сюда, он как раз летел в сторону горных пиков. Даже демонам нужен отдых. Говорят, он единолично зарубил тысячу человек.
Две когорты уничтожены одним человеком?
Я потянулся поближе к уху легата Томуса и сказал:
– Я знаю, что мы не должны выказывать страха. Людям нужно видеть нас непреклонными. Но, как уже не раз делал, я должен открыть тебе свои истинные чувства. Я боюсь. Боюсь магического огня, черного демона, золотых воинов с могучими доспехами и мечами и рубади у ворот. Мы ничего такого не видели, когда завоевывали Кандбаджар, и захваченные абядийцы ничего не говорили об этих странностях. Поэтому именем Архангела я спрашиваю тебя, что, твою мать, происходит?
– Это ты мне скажи, – засмеялся Томус и покачал головой. – Как будто…
– Как будто что?
– Как будто мы не в той Зелтурии, которую пришли завоевать. Как будто мы в какой-то… другой Зелтурии.
– В другой Зелтурии?
– Думаю, если мы хотим что-нибудь понять, нам нужны пленные. Если перебьем всех, то как разберемся?
Несомненно, Томусу просто требовалась походная жена, в которую он мог бы воткнуть свой скипетр. Но ситуация теперь была более спокойной. Может, пора и смягчиться, до разумных пределов.
– Верно замечено. Отдай приказ брать в плен женщин, детей и вражеских предводителей. И пусть воины ничего не жгут и не рушат из того, что могло бы пригодиться.
Сквозь дымку к нам подошел Антиох.
– Государь император, жители, забаррикадировавшиеся в усыпальнице святого Хисти, желают поговорить с тобой.
– Ну наконец-то хорошие новости. – Я махнул Томусу: – Пойдем.
В окружении стены легионеров я подошел к высоким ярко-желтым двустворчатым дверям, охранявшим усыпальницу величайшего латианского святого. Перед ними стояла стена золотых воинов, все были темнокожими, за исключением одного, чей цвет кожи и нос выдавали в нем кандбаджарца.
Кровавая дымка здесь казалась гуще. Тела воинов, женщин и даже детей устилали дорогу вдоль канав, полных плоти и крови. От зловония многие лишились бы чувств, но, к счастью, я мог выносить его и находил удовольствие в мысли о том, что эти смерти принесли нам победу.
Дверь в храм была приоткрыта – очевидно, чтобы дать им возможность сбежать. Мы могли бы воспользоваться случаем и ворваться внутрь, но это было бы вероломством. Нет, я не стану пытаться навредить им. Меня боялись, но все знали, что я действую с честью. Не стоило разрушать эту репутацию, когда мы уже завоевали бо́льшую часть города. Они мне понадобятся – и страх, и честь, – когда мы пойдем на восток.
Но больше всего меня беспокоили окружающие нас вершины. Томус сказал, что туда улетел черный воин. В любой момент он мог обрушиться на нас и снова начать свою кровавую оргию. Как император Священного Крестеса, я, несомненно, стану его целью.
Передо мной стоял кандбаджарец в золотых доспехах. Я не говорил по-парамейски, но Томус немного умел. Трибун Маркос, мой главный стратег, говорил лучше, но он был занят, обеспечивая сменяемость легионов, чтобы люди оставались сытыми и отдохнувшими.
Огромный длиннобородый мужчина в золотых доспехах сказал по-крестейски:
– Я Абунайсарос, предводитель Лучников Ока, родом из некогда великого царства Лабаш. Можете звать меня Абу. Я заметил, что никто в вашей армии не говорит на обычном крестейском. С ваших языков сходят только слова Ангельской песни. Как так вышло, что вы говорите только на староцерковном крестейском?
Разве Лабаш больше не великое царство? Уточнять не было времени.
– Что значит «староцерковный крестейский»? – спросил я. – Мы говорим на обычном языке Костаны. Действительно, на нем говорили апостолы, это священный язык Ангельской песни.