Эти силгизы и йотриды должны умереть.
– Будьте прокляты вы и ваши святые, – выкрикнул предводитель. – Я нагажу на труп святого Джамшида, прежде чем отправлюсь домой трахать свою абядийскую рабыню.
Какие скучные насмешки у этих силгизов, никакой выдумки. Между тем янычары славились умением издеваться над врагами.
Ко мне подошла Рухи, ее лицо снова закрывало черное покрывало.
– Спаси Лат этого мерзкого человека.
– Они больше не считают нас братьями по вере, – сказал я. – Они убедили себя, что справедливо проливать нашу кровь за то, что святые правители сделали с Потомками семьсот лет назад. И не прекратят лютовать, пока мы все не заплатим за то преступление. Уничтожение абядийцев – только начало.
– Хурран ходит от шатра к шатру, пытается уговорить всех бежать. Спасибо, что сражаешься за нас.
– Сделаю, что смогу. – Я посмотрел на бледное небо. – Во имя Лат, где же Кинн? Будь он здесь, я сам бы охотился на них.
Рухи пожала плечами.
– А что, если абядийцам уйти в горы? – Я указал на далекие вершины в направлении, противоположном Зелтурии. – Кармазийские горы простираются до Юнаньского побережья и Сирма.
– Не знаю, захотят ли кармазийцы принять нас. – Кармазийцы – народ Сади и Хуррана.
– Разве абядийцы и кармазийцы не ладят?
– Мы никогда особенно не враждовали. Они не трогают нас, мы не трогаем их.
– Я слышал, что некоторые кармазийские племена почитают другого бога.
– Я тоже об этом слышала, но никогда с ними не встречалась. Однако Селуки охотились на них.
Я вспомнил, что именно так мать Сади, Хумайра, попала в гарем шаха Мурада.
– А как насчет Доруда? Там правят великий визирь Баркам и принц Фарис. Абядийцы могут найти укрытие за стенами города.
– Согласна. У Баркама были в роду абядийцы. Надеюсь, он нам поможет.
На лошади я мог бы погнаться за всадниками, которые до сих пор наблюдали за нами с некоторого расстояния. Но здесь были только верблюды. И я не мог отвести глаз от врагов, чтобы не дать им начать стрелять из луков или атаковать лагерь с флангов или тыла.
– Как же я хочу перебить их, – разочарованно проворчал я.
– Хотела бы я тебе помочь. Похоже, я бесполезна.
– Ты – Апостол Хисти, твое поле битвы – сама душа. А это оставь мне.
– Знаю. – Она положила руку мне на плечо. – Я просто… Я волнуюсь за тебя.
– Волнуйся за своих сородичей. На мне доспехи из осколков треклятого Ангела. Со мной ничего не случится.
Рухи кивнула и побежала к шатрам, а я направил свое внимание на силгизов и йотридов.
Но они не приближались, слишком боялись меня.
– Эй ты, вонючий конюх! – Я снял шлем и бросил его на песок, затем скинул бо́льшую часть доспехов и остался в кафтане, развевающемся на ветру. – Мы с тобой, один на один, глиста кусок. Неужели твой отец был таким трусом? Поэтому он трахал только свою лошадь?
Предводитель-силгиз подъехал ближе. Большой, туповатый на вид, с бритой головой, густыми усами и гладкой кожей. Голову он держал высоко.
– Ты никакой не джинн. Просто еще один грязный песчаный говнюк, которого я трахну в задницу.
– Без оружия. – Я бросил Черную розу. – Борись со мной. Победишь, и мои доспехи и ятаган твои.
Недоумок спрыгнул со своей ржущей лошади.
– Будь по-твоему.
Он трижды хрустнул костяшками пальцев.
Этот идиот замахнулся, я увернулся, а затем ударил его коленом в твердый живот и сразу отступил. Но он только смачно рыгнул и попытался схватить меня за горло огромной правой рукой. Я отступил назад и нанес косой удар в челюсть, костяшки пальцев попали ему под глаз.
Он споткнулся, взметнув песок, ухмыльнулся и встал, как каменный, внимательно и спокойно глядя на меня. Я нанес еще один удар, он перехватил его и вывернул мне руку. Я закричал от боли в костях. Он схватил меня за шею, повалил на землю и придавил коленом, в рот и нос мне набился песок.
– Он мой! – крикнул силгиз своим всадникам.
Они галопом понеслись к нам, так что задрожала земля. Силгиз вдавил мое лицо в песок, словно надеясь, что оно взорвется от нажима.
Я извернулся и схватил его за руку. Используя технику, которой меня научил Тенгис, я одним движением согнул ее назад. Щелчок. Тупой говнюк завыл и стал вырываться. Песок закрывал мне обзор. Я встал и побежал к Черной розе.
Уклонившись от стрелы, я с гулким лязгом выхватил Черную розу из ножен, когда всадники оказались уже близко.
Они скакали быстро и не могли сохранять строй. Я зарубил первую лошадь, белую, она сбросила седока и с визгом врезалась в крепкую пальму.
– В доспехах или без, этот человек джинн! – крикнул один из йотридов.
Пятеро йотридов натянули поводья и повернули назад, оставив мне только троих силгизов. Вот тебе и укрепление связей между двумя племенами.
Один попытался затоптать меня, но я отсек голову его пятнистой кобыле. Брызнула кровь. Всадник упал, затем поднялся на ноги и, спотыкаясь, пошел к деревьям. Опасаясь оставлять врага за спиной, я повернулся и побежал за ним. Одного удара в живот оказалось достаточно. Перепуганная лошадь под одним из двух оставшихся всадников взбрыкнула и подбросила седока в воздух. Он с хрустом упал на твердую землю. Судя по тому, как он корчился и кричал, у него были сломаны кости. Я мог бы оставить его помучиться, но предпочел перерезать горло.
Последний всадник не нападал. Он выпускал стрелы из огромного сборного лука. К несчастью для него, я уклонялся от стрел всю свою жизнь. Когда я начал сокращать расстояние между нами, он ускакал.
Поэтому я вернулся к их предводителю, большому ублюдку, которому я сломал руку после того, как он решил, что может побороть меня. Острием Черной розы я прочертил кровавую линию вверх, начав с его мошонки.
Его пронзительные крики стали невыносимыми даже для меня. Но они сработали. Последний всадник крикнул: «Брат!» – бросил лук и поскакал ко мне. Я нырнул под его копье и перерезал ноги его кобыле. Как только силгиз рухнул на землю, я проткнул клинком его грудь, и изо рта у него хлынула кровь.
Теперь нужно было прекратить крики. Борец истекал кровью, как дырявый мешок. Мне хотелось наказать его, продлив страдания, но все же лучше было предоставить это хранителям ада. Я вонзил клинок ему в горло, и наконец наступила тишина.
13Сира
Сидя в одиночестве в своей юрте и слизывая пену с тамариндового шербета, после долгих раздумий я пришла к выводу: Зелтурию и в самом деле захватил Базиль Изгнанный.
Семьсот лет назад он пропал, а теперь снова появился. Это самое безумное, но очевидное объяснение. Я вызвала его к жизни, соединив звезды, исполнила пророчество восточных этосиан. Как сказала Селена, через меня явил свою волю Архангел, показав чудеса верующим. Вот только это был не Архангел.
Это Хавва, Спящая.
Через полог в юрту влетела птица. Махая крыльями, она вонзила жуткие когти в расшитую блестками подушку. Дронго с перьями цвета обсидиана уставился на меня.
Я уже собиралась выгнать птицу, как вдруг ее голова с хрустом запрокинулась наверх. Щелк. С таким звуком вытягивались руки и ноги Марота в соборе святого Базиля. Щелк. Теперь ее шея была уже длиной с мою руку. Еще один щелчок, и левая лапа дронго выдвинулась вперед и удлинилась. Щелк. А потом и правая. Щелчки раздавались беспрерывно, из покрытой перьями кожи вырывались кости и вырастали до размера человеческих руки и ног.
Мне хотелось закричать и сбежать. Но я боялась того, что сделает эта тварь, если я хотя бы моргну. Поэтому я наблюдала за ней под какофонию щелчков и хруста, пока она не встала на костяных ногах.
Перья цвета обсидиана упали на ковер и исчезли. Кости обросли сухожилиями, а те, утолщаясь, стали мышцами, прямо на моих глазах будто рождался человек, только вне утробы. На его груди образовалась влажная, мясистая и покрытая жиром мышца, она билась и качала кровь, которая теперь текла по черно-синим венам.
Я ущипнула себя. Шлепнула себя по щеке. Открыла рот, чтобы закричать.
– Нет. Не кри-чи.
Каждый слог звучал в своей тональности, словно они проскакивали через зазубренное горло.
Я подчинилась. Мои руки дрожали. Матушки здесь не было, и я не могла даже помолиться.
На мышцы натянулась кожа – с таким звуком кожевенник растягивает коровьи шкуры. Она была бледно-голубая и прозрачная.
Выросли и глаза, и ресницы над ними. А чуть ниже взбух нос, как гора после землетрясения. И на гладкой коже прорезался рот.
Из головы, словно лианы, прорастали сияющие лазурные волосы, выпрямляясь, пока не удлинились до пояса.
Теперь передо мной стояла женщина. Ее глаза были белыми, пока в них не появились зеленые водовороты, сформировавшие спиральные зрачки.
Груди у нее были небольшие и без сосков. В животе возник пупок, казавшийся неестественно гладким. На пальцах выросли ногти, а на ладонях сами собой прочертились линии.
И наконец, творение было закончено. Ее губы были похожи на лед. И когда она шагнула ко мне, юрта наполнилась холодом. Вот только она не шагнула. Ее ступни не касались ковра. Она парила над ним, шевеля пальцами ног.
– К-к-кто т-ты? – Я не могла сдержать дрожи.
– Успокой свое черное сердце, Сира. – Голос такой воздушный, словно мог подняться над облаками. – Я не причиню тебе боли… тем способом, какого ты боишься.
Лучше бы я не снимала повязку с глаза. Никогда не сдергивала покров с другого мира.
Пока она смотрела на меня, ее зрачки растворились, осталась только туманная зеленая поверхность. Затем они преобразовались в спирали и снова растворились, как будто с трудом сохраняли форму.
– Глаза – это вечная проблема, – сказала она. – Но остальное ведь тебе нравится?
– Ч-что?
– Это простой вопрос, Сира. Тебе нравится то, что ты видишь?
Не считая глаз, бледной кожи и еще нескольких странностей, тело было вполне человеческим. Изящным и с тонкими руками, как у Веры.
– Т-т-ты в-выглядишь н-нормально.
– Всего лишь нормально? – Она мрачно и гортанно хмыкнула, ничего общего с нежным и воздушным голосом. – Я долго старалась, чтобы принять этот облик, и надеюсь, ты его оценишь. Если хочешь знать, я дэв.