– Прими мои извинения за то, что тебя ударили, – сказала я. – Кажется, мы так и не познакомились как следует.
– И ты прими мои извинения, – отозвалась она. – За кинжал, который я оставила в брюхе этого мерзавца.
Я смущенно скрестила руки на груди.
– Ну, значит, мы квиты.
– Разве? Вы по-прежнему преследуете абядийцев.
– Мы уже перестали после того, что твой любовник сделал с нашими всадниками, – сказал Пашанг. – А кроме того, мы уже доставили послание.
– Что же это за послание? – язвительно спросила она.
– Что это мы правим Аланьей, – ответила я. – И всем следует склонить головы.
– Речь тиранов, – усмехнулась Сади. – В Сирме повсюду свободные племена. Я была хатун одного из них. Шах получил нашу верность не благодаря подавлению, а пообещав, что наша жизнь станет лучше, если мы будем ему верны.
– А если нет? – Я многозначительно ухмыльнулась. – Не отрицай, тебя он не убил бы. Я вызвала шейха абядийцев, и он плюнул мне на сапоги. Теперь все в Аланье знают, что случится с теми, кто нас не признает. Если бы мы не дали этого понять, в стране продолжились бы неразбериха и кровопролитие, а это плохо для всех.
– Кровопролитие и неразбериха, которые устроили вы. – В ее глазах полыхала ненависть. – Я рада, что мы наконец-то поговорили. Все тучи, дожди и шторма в моей душе унесло прочь, осталось только пылающее небо.
Значит, она тоже ясно представляет себе цель. Похоже, мне хорошо удается прояснять цели для других. Внушать людям желание объединиться против меня. Может, я слишком жестоко поступила с абядийцами. Но слабостью войну не выиграешь.
– Как сильно тебя любит любовник? – спросила я с ухмылкой. – В тот день, когда он спас тебя от Марота… Это дорого ему обошлось, ведь Марот убил вместо тебя Мараду. Интересно, чем он готов пожертвовать ради тебя?
Услышав эти слова, она заткнулась, хотя продолжала злобно глядеть на меня, а ее лицо покраснело.
– Ты постоянно будешь у меня на виду, – сказала я. – Будешь повсюду меня сопровождать. – Я посмотрела на Текиша. – Свяжи ей руки как можно крепче. С ней нельзя рисковать.
Ее руки уже были связаны за спиной узловатой веревкой. Текиш связал еще одной и локти. Сади поморщилась от неудобства, но не доставила нам удовольствия своими сетованиями.
– Ты будешь ее пытать? – прошептал мне на ухо Пашанг. – Я могу посмотреть?
– Нет, – так же шепотом ответила я, умерив его пыл. – Она дочь шаха Мурада. Пока она наша пленница, она полезнее целой и невредимой.
Текиш привязал Сади к центральному столбу в моей юрте. А я тем временем вызвала Селену и Нору.
Войдя в юрту, Селена понурила плечи и уставилась в пол, избегая злобного взгляда Сади.
– Спасибо, Селена, – сказала я. – Ты принесла очень много пользы, отыскав ее.
Но сегодня у Селены пропал румянец. Ее лицо было бледно, как белый тюльпан.
– Я служу тебе, султанша, как всегда. – Селена покосилась на Сади. – Окажи мне любезность. Не мучай ее. Если бы не Сади, ее отец повесил бы меня на глазах у моих соотечественников. Она даже пыталась отправить меня домой после того, как Зедра хотела мной пожертвовать.
Я погладила Селену по щеке.
– Я прекрасно тебя понимаю. И не сделаю ей ничего плохого. Она важна для меня. Думаю, ты знаешь почему.
– Знаю, султанша. Ее любит Кева. Я слышала, как она подробно о нем рассказывала. Кева – твой враг и враг Базиля Зачинателя. А следовательно, и мой.
Селена на свой лад тоже пыталась добиться ясности. Убедить себя, что она на праведной стороне, а хорошие люди вроде Сади оказались на другой только по неудачному стечению обстоятельств. Но все это неправда. Нет никакой праведной стороны, есть только победители и проигравшие.
Пришла Нора с большим мешком льда. Увидев привязанную к столбу Сади, она вытаращила глаза. Сади посмотрела на нее так, словно оплакивает.
– Вас еще не представили друг другу. – Я жестом велела Норе принести мне лед. – Эту милую девушку зовут Нора. Нора, это Сади. Когда-то вы были подругами. Скажи, Сади, что ты думаешь о том, с какой готовностью служила Зедре, принесшей столько страданий на твою землю?
Сади внимательно наблюдала, как я открыла мешок, зачерпнула льда и высыпала горсть в большую металлическую чашу в центре юрты. От этого движения спина лишь слегка заныла, и я понадеялась, что скоро мне не понадобится посох.
– Я и сама могу сделать это для тебя, султанша, – сказала Нора.
– Ничего, я справлюсь.
Лед грохотал по чаше, пока мешок не остался пустым. Теперь воздух, попадающий в юрту через отверстие в потолке, будет проходить сквозь лед и становиться прохладнее, сделав невыносимо жаркий день терпимее.
Сади опустилась и села. Ее руки по-прежнему были привязаны к столбу за спиной. Она притянула колени к лицу и уронила на них голову.
Если бы мне пришлось оценить ее на вес в золоте, как поступают кашанские шахи на дни рождения, она перевесила бы все золото Кандбаджара. Она была рычагом давления на моих врагов, яснее ясного.
– Можно полюбопытствовать? – Я села на вышитую силгизскую подушку на полу. – Я слышала историю о твоей смерти. Дед Селены, сам покойник, бросил камень тебе в голову, и через несколько дней ты умерла. После этого ты… отправилась куда-то еще, если ты понимаешь, о чем я?
Сади подняла голову с колен. Селена села справа от меня, а Нора слева. Мы все смотрели на Сади, которая выглядела такой несчастной.
– Да, – хрипло ответила она.
– Нора, принеси розовой воды. Или ты предпочитаешь кумыс? Или ячменную бражку?
– Просто воду.
Нора налила ледяной воды в стакан, присела рядом с Сади и помогла ей выпить.
– И куда ты отправилась? – спросила я, когда Сади напилась.
– В Барзах. Я видела Колесо.
– Что за колесо?
Я налила себе розовой воды.
– То место, куда отправляются после Барзаха. Это облако из душ. Оно проливается дождем на многочисленные миры, не только наш. И души поднимаются обратно к нему, словно пар. А в облаке все они перемешиваются, как вода в океане.
– И ты отчетливо это помнишь? – спросила я. – Это не просто сон умирающего?
Сади кивнула.
– Все выглядело реальнее, чем эта юрта. Реальнее, чем ты. Реальнее, чем… тело, в котором я сейчас нахожусь.
– Но в латианском учении нет ничего подобного, – заметила я. – Даже этосиане не верят в Колесо, которое ты описала.
– И что с того? – хмыкнула Сади. – Ты всерьез считаешь, что одна религия говорит правду, а остальные лгут?
Я повернулась к Селене.
– Ты никогда не говорила, что она такая рассудительная. Теперь она мне даже нравится.
Селену ответы Сади смутили, судя по напряженной позе.
– Возможно, она неправильно поняла увиденное. Порой фальшь рождается не по злому умыслу, а из-за обычного недопонимания.
– Я могу сказать то же самое обо всем, во что веришь ты, – сказала Сади.
Ах, до чего ж приятно беседовать с таким разумным человеком. Наконец-то хоть кто-то не лжет себе, только чтобы почувствовать себя лучше. Прямо моя родственная душа. Как жаль, что она, вероятно, жаждет меня убить.
– Значит, ты не сдалась на волю слепой веры, – сказала я. – Предпочитаешь полагаться на свои глаза и уши, а не на то, во что требуют верить шейхи. А им нравится заставлять нас верить, правда? – Я показала ей свой посох. – Причем они часто вбивают в нас веру палкой. – Я хихикнула. – А я-то думала, что ты так же фанатична, как твой возлюбленный. Как ты его выносишь, Сади? Он отказывается принимать то, что видят его собственные глаза.
– Ты не ошиблась. – Она снова опустила голову на колени, словно удрученная моими словами. – Но мы не выбираем, кого любить. А кроме того, видишь ты правду или отрицаешь ее, это еще не делает тебя хорошим или плохим человеком. Кева жаждет справедливости, как и я. Ты же, с другой стороны… служишь только себе. Если ты так любишь правду, признайся в этом.
– Да. Я это признаю. Но в отсутствие того, чему стоит служить, что мне еще остается? С какой стати мне верить в какую-то ханжескую справедливость? Сколько раз я видела, как во имя справедливости топчут невинных! Сколько зверств совершили ради справедливости! – Я капнула в розовую воду немного меда. – Справедливость для одного человека означает тиранию для другого. Дай мне бога или настоящий идеал, а не двуличную ложь, и я с радостью склонюсь перед ним.
Селена с ее догмами притихла, маленькими глоточками потягивая жидкость из чашки. Нора, как обычно, держалась отстраненно.
– А как насчет Спящей? – Сади подняла голову и посмотрела на меня. – Посмотри, что ты натворила ради нее. Посмотри, что ты сделала с Зелтурией. Ты настолько лишена морали, что готова на все ради собственной власти, чего бы это ни стоило остальным. Спящая наверняка это знает, поэтому ты ее идеальная пешка.
Я уставилась на нее, сбитая с толку. Неужели она права? Спящая использовала меня, но взамен дала мне силу соединять звезды. Значит, мы обе использовали друг друга.
Но вдруг это глупый вывод? И я не могу использовать бога, как мошка не может использовать человека.
В юрту вошла моя мать и широко открытыми глазами уставилась на привязанную Сади.
– Кто это?
– Дочь шаха Мурада. – Я встала и взбила подушку на полу. – Проходи, садись с нами.
Матушка села между мной и Селеной.
– Почему дочь шаха Мурада связана?
– Она доставляет много проблем.
– Понятно. Знаешь, однажды я бывала в Сирме, – сказала матушка на парамейском с силгизским акцентом. – Племена забадаров вне городов живут в точности как мы. И язык у них похож на наш, хотя в нем гораздо больше парамейских слов. Воздух там чистый и мягкий, прямо как в силгизских землях. Там я чувствовала себя почти как дома, не то что в Аланье.
Была бы Сади ее дочерью, моя мать гордилась бы ею больше, чем мной. Не стану лгать, мысль об этом больно ранила. Если сегодня мы все посмотрели правде в лицо, я должна это признать.
– Она была хатун одного из племен, – сказала я. – Даже сражалась с крестейцами в битве при Сир-Дарье. Но теперь думает только о справедливости, позабыв о том, что мы и есть справедливость для Потомков.