Нора подала моей матери розовую воду.
– Она просто не понимает, – ответила матушка. – Посмотри, как Лат наказывает тех, кто поклоняется святым в Зелтурии. Они осквернили святой город ересью и вот как за это расплачиваются. Но даже они поступают так лишь из-за невежества. Потому что не знают истинного учения Лат.
Разумеется, перед матерью мне надо было сохранять благопристойный фасад.
– Конечно, амма. Молюсь, чтобы Лат простила им невежество. Несущие свет распространят истинное учение и дойдут до каждого. Вообще-то Вафик послал делегацию в Костану. Может, отец Сади еще увидит свет истины.
Матушка повернулась к Селене.
– А ты, дочь императора Иосиаса, долго ты будешь упорствовать в своем язычестве? Не пора ли тебе признать очевидную истину?
– Амма… – Я легонько коснулась ее руки. – Селена сейчас далеко от дома. Ее утешает только вера. Уверена, со временем она придет к свету, но не торопи ее, прошу.
Селена мудро промолчала.
– Возможно, у нее не так много времени, как она считает. – Матушка распрямила спину. – Мы не выбираем, когда умереть. Я думала, мое время пришло, столько крови выкашляла. И все же я здесь, совершенно здоровая. Но слишком часто бывает совсем наоборот. Здоровые люди внезапно заболевают или падают с лошади.
Как странно сегодня в этой юрте. Никто ни в чем не соглашается с другими, а меньше всего в том, кому следует служить. И все же каждая из нас считает, что она права, причем настолько, что готова утопить мир в крови ради этого.
К нам пришел Базиль Разрушитель. Мы встретились с ним на границе кровавого облака, которое подкралось еще ближе к морю юрт.
И он, и семеро приехавших с ним дрожали и потели, вид у них был измученный. Когда я с помощью Норы спросила у него, в чем дело, он ответил:
– На пути нам повстречались Падшие ангелы. Их вид непросто пережить, даже сильным духом и непоколебимым в вере.
Они положили на песок труп, который привезли с собой. Я узнала косы Тилека.
Увидев холодное тело своего всадника, Гокберк недовольно вздохнул.
– Как он умер?
– Не знаю, – ответил Базиль. – Мы нашли его на тропе.
Гокберк жестом велел двум силгизам унести труп Тилека.
– Мы открыли храм Хисти. – Базиль повернулся ко мне. – Я послал туда несколько отрядов. Все пали от пуль. Больше я не готов никем жертвовать. Все воины мне дороги, и больше ни одна душа туда не войдет. – Он потер ладони. – Вы должны нам помочь.
– Каким образом? – поинтересовалась я.
– Не знаю. Мои воины умирают один за другим, пытаясь войти в храм, только чтобы захватить шаха Кярса, который нужен только вам.
– У них закончатся пули, император Базиль. Могу в этом заверить.
– Но во что это обойдется мне? Я больше не пожертвую ни единой души. Вы должны дать нам способ получше.
Если забросать храм бомбами, может обрушиться вся гора, отрезав нас от него. Этого я не могла допустить. Но важно, чтобы Базиль принес мне голову Кярса. Какая мне разница, сколько человек он потеряет? Вообще-то, так он станет для меня менее опасным. Я бы станцевала на радостях, пока они с Кярсом будут убивать друг друга.
Продолжая притворяться, что мы союзники, я проводила Базиля в главную юрту, где Пашанг встречался с командирами своих всадников.
Пашанг отпустил их, чтобы мы с Базилем и его спутниками могли сесть. Как и раньше, мы подали ему розовую воду. Мы также предложили ему кофе и чай, но он не знал таких напитков. Простые любезности, похоже, успокоили Базиля, и у меня создалось впечатление, что ему нравится проводить здесь время, подальше от кровавого облака, в чудесном комфорте.
– Очень горько, – сказал он, попробовав кофе, который подала ему Нора в крохотной фарфоровой чашке. – И я не в настроении пить горячее.
– Со временем эта горечь тебе понравится, – сказал Пашанг. – А еще у нас есть соленый чай, он тоже может тебе понравиться.
Я сердито зыркнула на Пашанга.
– Не предлагай ему эту гадость.
– Какая же ты дочь своего отца? – засмеялся Пашанг.
Базиль поставил чашку на низкий деревянный столик.
– Я не могу получать удовольствие, пока мои воины страдают от кровавого тумана. Я лишь хочу захватить шаха Кярса и вручить его вам, чтобы вы позволили нам уйти из этого про́клятого места, и побыстрее.
– Гокберку это не понравится, но мы можем дать ему бомбы, которые взрываются при ударе, и все будет кончено, – прошептал мне Пашанг.
– А если взрыв разрушит тело Отца Хисти? – прошептала я в ответ. – А вдруг обрушится вся пещера? Как мы объясним аланийским подданным, что дали Базилю метательные бомбы, которыми они разрушили святой храм?
Пока мы шептались, Гокберк не сводил с нас глаз. А потом резко сказал, словно оборвал с розы бутон:
– Мы не будем предоставлять никакую помощь, если она навредит храму. Это самое святое место на земле.
Базиль напряженно вздохнул.
– Но они забаррикадировались там, и мы не можем даже добраться до них.
– В конце концов у них закончатся боеприпасы, – повторила я то, что уже говорила ранее.
– Когда падет половина моей армии? – насупился Базиль. – Мои воины мне как дети, и я не преувеличиваю. Я оплакиваю каждую смерть. И больше никем не пожертвую.
Был ли он и впрямь таким чудесным отцом для своих воинов или просто старался вызвать у нас сочувствие? Хотя лицо у него было довольно честное. Ясные и резкие линии шли от глаз по щекам, стрижка у него была четкая, а густая борода припорошена сединой. Честное лицо, которое может служить отличной маской для лицемера.
– Другого варианта нет. – Пашанг подался вперед. – Даже нам трудно атаковать позицию, которую обороняют скорострельными аркебузами. Поэтому мы и не атакуем гулямов. Мы выкуриваем их и заставляем напасть. Это единственный способ сравнять шансы. Только так можно лишить их преимущества и победить.
– И как же я выкурю их наружу? – спросил Базиль. – Они твердо намерены защищать своего предводителя и святое место.
– Мы подумаем над этим, – пообещала я. – Возвращайся завтра, и тогда у нас будет ответ.
Базиль пригубил розовую воду.
– Возникла еще одна проблема. У нас кончаются запасы еды и питьевой воды.
– Так быстро? – удивилась я.
– Не только мы их уничтожаем. – Рука Базиля задрожала. – Почти вся наша вода имеет слабый красный оттенок. Но ужаснее всего – медный вкус крови, от него никуда не деться. А еда… Даже у самого черствого хлеба не должно быть крови внутри. И зубов.
Я охнула.
– Зубов?
Базиль потер глаза.
– Лекари говорят, что нам что-то давит изнутри на глаза. По какой-то причине время от времени в них собирается кровь. Многие умирают во сне, потому что кровь затапливает им рты и носы и становится невозможно дышать.
Мне стало их жалко. Застрять в этой кровавой туче – все равно что познать вкус ада. Но я не могла позволить себе принимать решения из жалости. Нет, они должны отдать нам Кярса и Като, и побыстрее. Даже лучше, что они умирают от аркебуз гулямов и кровавой чумы.
– Вы наши союзники, император Базиль. – Я приложила ладонь к сердцу. – Я не буду сидеть сложа руки, узнав, как вы страдаете, умираете и голодаете. Пошли сюда людей, чтобы они принесли всю необходимую провизию и запасы в Зелтурию.
– Спасибо, я это ценю. – Базиль снова глотнул розовой воды и откашлялся. – И еще кое-что.
Я скрестила ноги в ожидании.
– Я встретился с Кевой. Мы разрешили ему войти в храм и поискать какую-то рыжую девушку. Он еще не вышел оттуда. Если мы найдем эту девушку, он будет у нас в руках.
Значит, Кева ищет Сади в храме. Очень скоро он поймет, что она не в Зелтурии.
– Вряд ли он будет и дальше тебе досаждать, – ободряюще улыбнулась я.
– Правда? – Он провел пальцем по краю чашки. – Ты знаешь, как разобраться с человеком, который носит непробиваемые доспехи?
– Это наше с Кевой дело. Видишь ли, у нас давние счеты. Когда-то мы были друзьями. Печально, что все так обернулось. Я уберу его с твоего пути, обещаю.
– Хорошо, – с облегчением отозвался Базиль. – У нас и без него хватает проблем.
Судя по его тону, так и есть. Лучше у него, чем у нас.
Когда я вместе с матерью наслаждалась кебабами в кислом молоке, подошел Гокберк.
– Пойдем со мной, Сира, – сказал он.
– Куда?
– Это касается Тилека.
Я сказала матери, что скоро вернусь, и пошла с Гокберком в юрту целителя.
К величайшему удивлению, там стоял Вафик в сером одеянии целителя и высокой фетровой шляпе Философа. На деревянном столе лежал Тилек с разрезанным животом. Отсутствие трупной вони меня поразило.
– Когда ты прибыл, дорогой Вафик?
– Недавно, – отозвался он. – Прежде чем мы поговорим о Зелтурии, надо обсудить смерть Тилека.
– Что именно?
Вафик показал на разрез в животе Тилека. Внутри была чистая вода.
– У Тилека нет ни ран, ни ссадин, – сказал Вафик. – Я не смог определить причину смерти. Пока не вскрыл его.
– И что тогда?
– В нем нет ни капли крови. Вся кровь превратилась в воду. Вся. Ты знаешь единственное место, в котором люди когда-либо умирали подобным образом?
Я вздрогнула.
– В Химьяре?
Вафик покачал головой.
– В Химьяре происходило прямо противоположное. Кровавая чума увеличивала количество крови, и та слишком сильно давила на тело изнутри. – Звучало очень похоже на жалобы Базиля. – Известно, что при кровавой чуме люди умирали от разрывов кровеносных сосудов или внутренних органов. Люди не умирали от недостатка крови.
– Ладно, понятно. Так что ты пытаешься сказать? Где еще случалось подобное?
– Кровь Хисти не должна смешиваться с почвой. Знаешь, что это означает?
– Просвети меня.
– Это предупреждение. Даже почитатели святых его признают. Они не позволяли крови Потомков Хисти пролиться на землю, поэтому душили их или топили.
– Верно. Это мне известно. Но какое это имеет отношение к бедняге Тилеку?
Вафик напряженно вздохнул. Даже стоящий у полога Гокберк выглядел крайне расстроенным и потрясенным.