Внутри оказалось человеческое ухо.
Он принялся извиняться, будто это была его вина. Будто ему следовало сначала проверить. Но кто бы додумался искать в хлебе уши?
В лагерях нередко умирают от потливой лихорадки, желчной болезни, гниения легких и белой лихорадки – эти болезни проносились по легионам, не обращая внимания на молитвы. Но сейчас количество мертвых и больных меня встревожило, так же как число людей, ослепших от застоя крови в глазах.
В колодцах тоже что-то росло, длинные тонкие нити, прикрепленные к каким-то мясистым шарам. С припасами, прибывшими из лагеря Сиры, мы хотя бы могли перестать пить и есть то, что слишком долго находилось в кровавом тумане.
Но полагаться на Сиру во всем было опасно. Она вела со мной игру, это было очевидно. Ей только на руку, если я брошу все свои легионы на храм Хисти, потрачу их пули и наши жизни. Гнилая насквозь сделка.
Амрос, командующий моей когортой Лучников Ока, нашел меня, когда я уже возвращался к себе.
– Государь Зачинатель, – тихо сказал он, в голосе слышались нотки паники. – Ты должен кое-что увидеть.
– Амрос Двуглавый. Что там такое страшное?
Он провел меня по извивающимся проходам к устью пещеры. Вход закрывала металлическая решетка, ее распилили, но внутрь можно было попасть только боком.
Перед ней лежали мертвые Лучники Ока в белых одеждах. У каждого на запястье имелась пурпурная повязка в знак того, что они примкнули ко мне, а не к Абу. Я не видел на телах ни ран, ни крови.
– Как они умерли? – спросил я.
Амрос указал на вход в пещеру.
– Они убиты за то, что вошли туда.
– Убиты? Кем?
– Святой смертью.
Я усмехнулся, будто это была дурная шутка. Но Амрос не разделял мое веселье.
– Что еще за Святая смерть?
– Латиане говорят, что она была женой Темура Разящего.
– Темура… А это кто?
– Падишах из рода Селуков. Пятьсот лет назад он правил землями от джунглей Кашана до степей Сирма. Никто в истории не завоевал и не убил больше, чем он. Даже ты, государь Базиль.
Хорошо, что у меня есть возможность превзойти его и в том и в другом.
– По моему опыту, суровые мужчины предпочитают нежных женщин. Как же его жена стала Святой смертью?
– В ней не было ничего нежного. Она сопровождала его во всех походах. Когда Темур завоевывал непокорный город, он никого не щадил. Любил строить дворцы из черепов и костей. Но кровожадной жене и этого было мало. Она называла его слабаком и подстрекала к еще худшему.
– Что может быть хуже дворца из черепов?
– Вообще-то многое. У нее был весьма изощренный ум, когда дело касалось смерти, – улыбнулся Амрос. – Тебе нужно почитать о ней.
– А похоже, что у меня есть свободное время? – Я уставился на вход в пещеру. – Пойдем. Поглядим на ваш призрак.
– Я ведь сказал – моих людей убили за то, что они вошли туда, а теперь ты хочешь повторить их поступок?
– Кто только не хочет меня убить. Одной тварью больше, одной меньше.
Я повернулся боком и шагнул сквозь железную решетку. Из темноты доносился запах мертвого сада.
Перед усыпальницей, на которой лежал раскрытый саван, склонился ряд безголовых мужчин. Судя по доспехам, это были мои солдаты, а также Лучники Ока. Кто-то обезглавил их и расставил в молитвенных позах.
В саване оказалось женское тело, покрытое цветами. Стебли и разноцветные лепестки с ног до головы укутывали соблазнительную фигуру. На груди росла пара подсолнухов. Эта женщина была самым живым мертвецом, что я видел в этом кровавом тумане. И она сидела, глядя на меня пустыми глазницами покрытого лепестками черепа.
Конечно, кто-то ее так обрядил. Труп не может быть живым.
Позади меня что-то зашевелилось. Я повернулся и увидел Амроса. Он набрался смелости войти внутрь и теперь смотрел на парамейскую вязь на стене.
– Здесь все неправильно, – сказал он.
– Что именно?
Он указал на буквы.
– Это не парамейский. Они только кажутся парамейскими.
Я уже успел заметить, что буквы больше не выглядели настоящими. Как будто ребенок пытался придумать собственный язык.
Амрос поднес палец к надписи, но не коснулся ее.
– Это… кровавые руны.
– Кровавые руны?
– Когда кровавая чума опустошала мою родину, кровавые дожди даровали многим новорожденным умение писать такие руны и накладывать заклятья.
Они чем-то напоминали кровавые узоры на страницах «Мелодии Михея».
– А руна способна… вернуть кого-нибудь к жизни? В другом теле?
Амрос кивнул.
– Вполне. Философы передавали таким образом запретные знания.
– А убить? Мог такой колдун убить этих людей?
– Нет. – Амрос указал на женщину в саване. – Это она. Она их убила. Святая смерть.
Он действительно в это верил? Растущие из тела цветы – это весьма необычно, но все же труп не мог никого убить. Однако я был бы глупцом, если бы полностью отверг такую возможность, учитывая все, что видел и слышал сегодня.
– Сожгите здесь все, – сказал я.
– Только глупец будет и дальше навлекать на свою голову ее гнев.
Я вздохнул.
– Заложите вход камнями, чтобы никто не мог ни войти, ни выйти.
– С радостью, государь Базиль.
Позже меня посетила Саурва, ее бледное тело образовалось из болезненно-розового облака. Даже в глубине своей пещеры я не мог укрыться от зла, порожденного кровавой тучей.
– Знаешь, кто мог бы легко придумать способ преодолеть их оборону? – спросила она. – Михей Железный.
Укрытая туманом, она стояла в дальнем конце комнаты. Я почти мог разглядеть кровь под ее прозрачной кожей. Ее зрачки светились зеленым, а затем растворялись в белках глаз, и это повторялось снова и снова.
В дверь постучали.
– Это я, государь император.
Голос Томуса.
– Подожди, – приказал я.
– Если бы я хотела с ним что-нибудь сделать, ты бы меня не остановил, – сказала Саурва. Это была правда. – Впусти его. Мы поговорим позже.
– Входи, Томус.
Саурва разглядывала его с тревожащей улыбкой, которую он, к счастью, не видел. Я велел ему сесть рядом со мной.
– Как там дела с рыжеволосой девушкой? – спросил я.
– Амрос и другие Лучники говорят, что знают возлюбленную Кевы. Ее зовут Сади. И ее нет среди рыжеволосых женщин, которых мы собрали.
Я разочарованно вздохнул.
– Тогда, кроме моего кинжала, у нас ничего против него нет. – Или есть? – Томус, что ты узнал о великом магистре крестейцев Михее Железном?
– Ах да. Михей Железный. – Томус поднял палец. – Он называл себя Зачинателем. – Он поднял второй палец. – Он ненадолго отвоевал Костану у Селуков. – Третий. – И даже женился на внучке императора Сатурнуса.
– И какая его постигла судьба?
– Самая худшая. Он пропал в Лабиринте. С тех пор его никто не видел.
Как мой Доран. Мысль о сыне, запертом в этом демоническом месте… я разрыдался бы, если бы это не было проявлением слабости.
– Как я понял, Михей был великим полководцем.
– Это правда, – кивнул Томус. – И великим гордецом. Вообразил, что он такой же, как ты.
– Люди, достигшие столь многого, имеют право гордиться.
– Так почему же ты не гордишься собой, государь император? И я сейчас не льщу. Императрица Сатурнус считала себя богиней моря и заставляла слуг повсюду ее носить. Приказывала приспешникам ползти к ее трону и выкалывала глаза, если кто-то поднимал голову, чтобы взглянуть на лиф ее платья. И при этом правила одним маленьким островом.
О да. Томус был на ее стороне, когда мы с Маркосом завоевали этот остров.
– Учитывая, чего ты добился, меня потрясает твоя скромность, – продолжал Томус.
Трудно быть гордецом, помня о том, как мать прокладывала себе путь ко двору через постель и прятала меня под половицами в процессе, чтобы избавить от еще более отвратительных воспоминаний. Или о том, как отец гнул спину, строя колесницы для сильных мира сего, а потом был задавлен одной из них.
– Я хорошо умею только завоевывать, – сказал я. – Завоевывать и вдохновлять людей на завоевания. Вот и все. Это мое единственное умение. В Ангельской песне не говорится, что Зачинатель будет праведным или даже порядочным человеком. Но он будет низкорожденным. И потому я должен напоминать себе – есть ли кто ниже меня?
– Ты должен оставить эти мысли в прошлом. – Томус потер место чуть выше сердца. – На простых идеалах империю не построить, государь император. Я сопротивлялся тебе так долго, потому что знал, что на твоей стороне одни фанатики, глупцы и мечтатели.
– А теперь и ты. Как любопытно.
Саурва хихикнула. Я едва не забыл о том, что она стоит за туманом.
– У тебя гораздо больше общего с Михеем, чем ты думаешь.
– Я и правда на твоей стороне, – сказал Томус. – И был на ней одиннадцать лет. Я наблюдал, как ты заключаешь союзы с врагами, за исключением Сатурнусов и их пиромантов, полностью заслуживших то, как ты с ними обошелся. И знаешь что, государь император?
– Поделись же со мной своей мудростью, Томус.
– Людей к тебе привязывает вовсе не то, что ты говоришь с ними как друг или отец, как бы тебе ни хотелось в это верить.
– Тогда что же заставляет их хранить верность?
Саурва снова хихикнула.
– О, это должно быть интересно.
– Не страх. Не вера. Просто факт, что ты побеждаешь, снова и снова. Все они верят, что тебя невозможно победить. Не важно, насколько стена толстая, ты пробьешь ее. Не важно, сколько замков на двери, – ты найдешь все ключи. На этом построена твоя империя. Даже в сердцах твоих злейших врагов живет вера в то, что ты непобедим. Все хотят быть на стороне победителя. Это самая соблазнительная приманка.
Я сцепил пальцы.
– А если здесь я проиграю, Томус? Все развалится? Легионы меня покинут?
– Это так, государь император. Достаточно один раз проиграть, и твоя легенда разрушится. К счастью, ты исчез в пустыне, сохранив образ в целости. Сатурнусам удалось уничтожить твою репутацию к западу от Юнаньского моря, но здесь, на востоке, верующие этосиане веками ждали твоего возвращения. Лучники сказали, что в этих землях повсюду твоим именем названы храмы. Почему? Да потому, что ты никогда не проигрывал. Ты был и остаешься Базилем Разр