Она отодвинула бокал.
– Ты мне нравишься, Сади. Так жаль, что мы не можем быть подругами. Неприятно это говорить, но ты просто наживка, вот и все.
Сади в расстройстве схватила прядь своих волос.
– Он упрямее тебя. Если вынудишь его крепко задуматься, он поймет, что ты делаешь, и пожертвует мной, лишь бы тебя остановить.
– Пожертвует твоей жизнью, это да. Но я угрожаю тебе судьбой пострашнее смерти.
В юрту ворвался Пашанг. На лице у него была написана… не то чтобы вина. Он никогда не чувствовал себя виноватым. Скорее детский стыд. Так смотрят на мать, когда чем-то ее расстроят. Мне хотелось ударить его, чтобы стереть с лица это выражение.
– Ты нас прервал, – сказала я.
– Мне плевать. Я люблю тебя, Сира. И плевать мне, что об этом думают Спящая или Кровавая звезда. Я правда тебя люблю.
– А теперь ты меня смущаешь. Причем на глазах у нашей гостьи.
– Мне плевать. Может, йотриды и не такие романтики, как вы, силгизы, но я должен тебе сказать: твоя молитва о спасении матери осталась без ответа не потому, что я тебя не люблю. – Он стукнул себя по груди. – А если ты мне не веришь, это все их уловки.
– Уловки? – фыркнула я. – Значит, Кровавая звезда позволила моей матери погибнуть только для того, чтобы внушить мне, будто ты меня не любишь? Это похоже на уловку, к которой прибегнут боги?
Пашанг кивнул.
– Вообще-то да.
Я покачала головой, и по венам разлился яд.
– Если честно, мне все равно, любишь ты меня или нет. Я-то никогда тебя не любила. Ничуточки. Я лишь боялась потерять власть. И свою мать.
– Сира, ты всегда могла соединять звезды, держа меня за руку. Если это изменилось, то не из-за меня.
– Не важно, в чем причина. Я больше не могу на тебя положиться. И не приходи сюда без спроса.
Я указала на выход.
– Я твой муж, если ты забыла. Пусть я и не совершенство…
– Это мягко сказано.
– Но и ты тоже. Я привязан к тебе и к нашему пути. Если это не любовь…
– Не любовь. Как ты можешь быть таким тупым?
– Наверное, сейчас неподходящее время для этого разговора. – Пашанг засопел, но потом стал дышать спокойнее. – Но ты должна знать кое-что еще. Разведчик, который привез эту новость, загнал свою кобылу почти до смерти.
– Вряд ли может быть что-то хуже, чем ифрит, сжегший мою мать.
– У ворот Мервы стоит армия.
– Армия? Какая армия?
– Единственная армия, которая может появиться с востока. Кашанская.
Я закашлялась, в горле внезапно пересохло.
– Кашанцы издавна претендуют на Мерву. Наверное, решили захватить город, пока он ослабел.
– Или решили забрать все, включая Кандбаджар.
Я повернулась к Сади. Та водила пальцем по ковру и делала вид, будто не слушает.
– Пусть приходят, – сказала я. – С той минуты, когда мы покорили Кандбаджар, мы знали, что Сирм и Кашан только и мечтают, как бы расширить свои владения за счет Аланьи. Если мы не можем разгромить армию Селуков, то недостойны править.
Пашанг презрительно вздохнул.
– Кого волнует, чего мы достойны?
– Меня. Мы оба оказались негодными правителями и завоевателями. Все проще простого, Пашанг, так что дай мне это высказать. Порядок означает процветание. Процветающее государство может купить бомбарды и аркебузы. Бомбарды и аркебузы выигрывают сражения. Мы не справились с первыми же шагами в единственном городе, так с чего вдруг решили, будто заслужили победу?
– Я это знаю. Знаю, что ты презираешь образ действий силгизов и йотридов. Завоевывать и грабить, завоевывать и грабить. Но ты этого не изменишь, если нас сокрушит Кашан.
– Как я и сказала, пусть приходят. Мы встретим их на поле боя. Вы с Гокберком с этим разберетесь, вы же такие бравые воины. А мне нужно заняться другими проблемами.
– Султанша! – прокричал караульный снаружи. – Вы срочно нужны!
– Что еще теперь? – проворчала я, схватила посох и поковыляла наружу.
Я последовала за караульным в массивную куполообразную юрту целителя, раскинувшуюся под пальмами.
Несколько целителей собрались вокруг постели. На ней лежал человек с забинтованными глазами и стонал. Из глазниц стекала кровь. Я узнала черные волосы и тонкие усы: Маркос, стратег Базиля.
– Что с ним случилось?
– Выдавил собственные глаза, – ответил пожилой целитель.
Я вспомнила тот миг, когда Зедра выколола мне глаз, а я смотрела на себя сверху, будто душа моя воспарила над телом.
– Какой ужас. Но что он вообще здесь делает?
– Пришел через проход, – сказал йотрид с заплетенными в косички волосами. – Вот с этим. – Он вручил мне два свитка. На одном была восковая печать с симургом Селуков, а на другом печать Базиля с восемью ногами – символом Малака, одного из Двенадцати ангелов, как объяснила Селена. Крестейский герб явно изменился со времен гражданской войны, последовавшей за вознесением Базиля на небеса.
Я сунула оба свитка в карман. А потом опустилась на колени рядом с ложем, на котором корчился и стонал Маркос.
– Канхелос! – прокричал он. – Канхелос!
– Что он говорит? – спросила я. – Приведите Нору.
Что могло заставить его выдавить собственные глаза?
Через несколько минут пришла Нора. Прелестная девушка была в кафтане бронзового цвета с цветочной оторочкой. Достаточно тесном, чтобы очертить ее формы. Как по-аланийски.
– Скажи, о чем он говорит, – попросила я.
– Ангел, – перевела она. – Он призывает ангелов.
– Спроси его, почему он выдавил себе глаза.
Маркос содрогнулся и что-то пробормотал. Его руки затряслись.
– Он слишком долго на него смотрел, – перевела Нора.
– На кого?
Нора задала вопрос. Маркос что-то промямлил, не переставая дрожать, словно в него вселился джинн.
– На Падшего ангела. Он не мог отвести взгляд, поэтому вырвал свои глаза. Это был единственный способ не слышать песнопения.
Какой ужас. Эти ангелы и впрямь внушают страх.
Маркос произнес что-то по-крестейски.
– Он говорит, что ты должна прочесть послание Базиля.
Я взяла свиток Базиля и сковырнула ногтем печать. Развернула его и прочитала текст, написанный на парамейском:
«Султанша Сира, молю только о двух одолжениях. Во-первых, не позволяй Маркосу вернуться в Зелтурию. Оставь его у себя как гостя или даже как пленника. Он слишком измучился в кровавом тумане, и я боюсь, долго не продержится. Не позволяй ему вернуться.
А во-вторых, отправь послание Кярса Кеве. Я знаю, они оба твои враги и ты наверняка прочтешь послание, и прошу лишь сохранить его в прежнем виде. Если ты уже прочла письмо, то знаешь, что Кярс просит Кеву спасти нас. Только ему под силу разделаться с Падшими ангелами, охраняющими южный проход, и тогда мы сможем убраться из этого проклятого места. Если ты решишь не отправлять письмо, мы лишимся всякой надежды. Мы здесь сгинем. Взываю к твоему милосердию, султанша Сира, и молюсь, чтобы оно пересилило твой гнев. Дабы убедить тебя мне поверить, я преподношу тебе дар».
– Сражайся с богами, – повторила я слова Сади.
Какая смелость. Какая стойкость. Мне даже хотелось согласиться. Мы все, сражающиеся вместе, стали бы настоящим вызовом для злобных существ, которые на нас охотятся.
– И где же подарок? – спросила я йотрида с косичками.
Он вытащил из-за пояса кинжал. С белым лезвием, сверкающим как звезды, которых я касалась. Сияющее чудо, как будто не из нашего мира.
Маркос что-то пробормотал.
– Слеза Архангела, – перевела Нора. – Этот кинжал может прорезать черные доспехи Кевы. Император Базиль дарит его тебе в доказательство, что не хочет лишить тебя преимуществ.
Какая предусмотрительность. Но даже если принять во внимание этот чудесный дар, какой мне прок от того, что я расскажу Кеве об их отчаянном положении? Если Кева победит ангелов, чтобы помочь Кярсу и Базилю спастись, мне это не пойдет на пользу.
А если кашанская армия в Мерве явится сюда и разгромит нас, то может взять Кандбаджар и снова посадить Кярса на трон. Мне уж точно не надо, чтобы он выжил.
Я расковыряла печать ногтем и прочитала второе письмо. В нем говорилось ровно то, что уже рассказал Базиль.
Я ни минуты не сомневалась. Кева не должен прочитать это письмо. Я спрячу его и позволю Базилю и Кярсу сгинуть в кровавом тумане. Что до Сади… Мне вдруг пришла в голову отличная мысль, как с ней поступить.
– Скажи Маркосу, что он наш гость, – с улыбкой велела я Норе. – Скажи ему, что все будет хорошо.
26Кева
Я с удовольствием наблюдал за Хурраном, впервые оказавшимся в летающей лодке. С него сдуло тюрбан, он сам был виноват. Правильно намотанный тюрбан ничто не отделит от головы, даже сабля. Значит, отец Хуррана не научил его правильно повязывать тюрбан. А может, за шесть лет в подземельях Мервы он просто все забыл.
Хурран признался, что боится высоты: в юности он видел, как его друг упал с башни в Мерве и разбился насмерть. Поэтому он старался не смотреть вниз и представлял, что находится в тумане, а не в складках облаков.
Но через несколько часов он все же решился посмотреть вниз. Мы втроем наслаждались тем, как блестит песок пустыни в сумеречном свете. Когда солнце скатилось еще ниже, горы отбросили на песок зловещие тени.
Небо стало совсем темным, звезды ковром раскинулись над головой, и Рухи заснула.
Я сказал Хуррану:
– Я рос со многими братьями и даже сестрами, все они янычары. Я стараюсь не вспоминать их, потому что все они похоронены на том или ином поле боя. А у тебя только один брат и одна сестра. По крови. – Я усмехнулся. – Как же мало значит кровь.
– Да, мало. Я понял это, когда отец меня бросил. И знаешь что? Я не считаю Шакура и Эсме братом и сестрой. Во-первых, у них другие матери. Но что нас действительно разделяет, так это наш общий отец, Мансур Обезглавленный. – Хурран хитро улыбнулся. – Он никогда не любил, чтобы мы играли друг с другом. Хотел, чтобы мы были друг другу чужими.
– В Сирме в гареме тоже случались конфликты, но в основном его наполнял смех сыновей и дочерей шаха, играющих вместе.