– Как отец, я благодарю тебя, шах Кярс.
Гулямы принесли носилки для Дорана, и я его уложил. Потом они протянули мне матерчатый мешок для головы. Я надел его, и меня повели вниз по лестницам и коридорам.
Мы вошли в большой зал, заполненный лежанками с больными. Гулям уложил Дорана на ближайшую к двери лежанку, и худощавый лекарь с лоснящейся бородой опустился на колени, чтобы осмотреть его. Он распахнул рубаху Дорана, обнажив грудь и живот.
Все тело было покрыто кровавыми рунами, и я ахнул при виде этих линий и рисунков. Один даже напоминал колесницу, но по большей части там были изображения природы – люди, звезды, животные.
Лекарь в ужасе посмотрел на меня и что-то пробормотал – возможно, молитву или проклятие. Затем он положил ладонь на грудь Дорана. Приоткрыл ему веки и щелкнул пальцами. Зрачки моего сына расширились.
Сердце заколотилось у меня в груди. Саурва ведь что-то подстроила, разве нет? Могу ли я делать вид, будто не знаю о ее замысле? Я всего лишь внес сына внутрь. И все же… что она задумала? Что означают эти кровавые руны?
Вошел Абу, и лекарь недолго поговорил с ним. Я готовился к худшему.
– Твой сын изрыгает кровь и желчь, – сказал Абу. – У него нет внутренних повреждений.
– Изрыгает? Ты имеешь в виду, что его рвет кровью, которую он… пил?
– Так утверждает лекарь.
– А откуда гной в ушах?
Абу задал вопрос лекарю. Тот склонился над Дораном, повернул его на бок и растянул ухо. По бокам и спине моего сына тоже тянулись кровавые руны.
– Инфекции нет, – сказал лекарь. – Гной, стекающий из ушей, вероятно… залили внутрь.
– Тогда что с моим сыном?
– Насколько я вижу, ничего. Его зрачки расширяются… Скорее всего, он в сознании.
Значит, Саурва заставила его притвориться больным, чтобы обмануть нас.
– Что означают эти кровавые руны по всему его телу?
Амрос видел, как слова на парамейском обращаются в кровавые руны в храме Святой смерти. И Саурва говорила, что человек, который покончит с кровавой чумой, сделает это с помощью кровавых рун. В свое время я даже слышал о живущем в Вограсе целом племени, умеющем писать кровью. Но что за руны начертали на Доране?
Целитель обернулся ко мне и покачал головой.
– Боюсь, это вне моей компетенции. Только пишущий кровью может расшифровать их.
Доран встал. Схватил лекаря сзади за шею и швырнул его в стену, размозжив голову. Абу что-то крикнул и выбежал за дверь, а Доран все бил, снова и снова. Кровь и жилы размазались по неровным камням. Наконец, он бросил лекаря, и тот рухнул, половина его мозга растеклась по стене.
Я в ужасе воззрился на сына. Кровавые руны у него на груди вспыхивали в жутком ритме. Пылали ярче свечей, горевших в зале.
– Идем, отец, – сказал он, взял меня за руку и с силой сжал ее. – Нельзя терять времени, впереди долгий путь.
33Сира
Мы вернулись в лагерь, и Лунара куда-то ушла. Я вернула ее, чтобы она мне служила, а теперь она служит себе самой. Но что я могла поделать? Пытать ее, чтобы заставить разгласить секреты соединения звезд?
Сомневаюсь, что я способна изобрести пытку, которая запугает Ашери и окажется ей не по силам. И поэтому дружба и доверие – мой единственный путь.
А тем временем разведчики принесли весть, что шах Бабур двинулся в нашу сторону. Необходимо было охранять переправу через реку. Пашанг и несколько тысяч йотридов поспешили на юго-восток.
На другое утро йотриды прискакали с реки Вограс обратно, окровавленные и сломленные.
– Враги, должно быть, добрались до вограсцев первыми, – сказал Текиш. Его рука была забинтована. – И помогли им устроить ловушку.
Я смотрела на шеренгу поникших всадников, пока неотступный ветер вздымал песок. Многие лица покрывала копоть и засохшая кровь.
– Где Пашанг?
Текиш сполз с кобылы и тяжело стукнулся оземь. И поморщился.
– Его подстрелили.
– Подстрелили? – Я качала головой, и никак не получалось остановиться. – Он не…
– Он у целителей. Не знаю, долго ли он продержится.
Это казалось нереальным. Но таков мир, в котором мы живем.
– Что вообще случилось?
– Вограсцы сочли настоятельное требование моего брата покинуть новый дом предательством. – Текиш огорченно потеребил прядь волос. – Каждый был вооружен аркебузой. Кашанского образца. И у каждого на груди в ярких перевязях были пули. К тому времени как мы прибыли, вограсцы превратили свою деревню в крепость. Мы уже отступали, когда попали в засаду.
Кева. Это его рук дело. Мы промедлили, и он нас опередил.
Я бросилась по желтой траве к юрте Пашанга. Он лежал на спине, окруженный целителями со всевозможными стальными инструментами в руках. Окровавленная одежда покрывала пол. Он не шевелился и не открывал глаза.
– Я дал ему гашиш, – сказал Вафик.
Я и не заметила, что он стоит передо мной, так меня потряс вид Пашанга.
– Он поправится?
– Мы пытаемся удалить пулю и зашить, что можем. Но, сказать по правде, его шансы невысоки. Слишком сильное кровотечение.
Слишком сильное кровотечение из раны от пули… Почему это случилось именно сейчас? Почему его вот так подстрелили накануне самой главной битвы? Или это я проклята, потому и выбрала такого идиота в мужья?
Я опустилась на колени рядом с Пашангом. Откинула темные пряди с бледной щеки, а целители продолжали тыкать его кровоточащую рану своими инструментами.
Кем я стану, если Пашанг умрет? Текиш возьмет на себя командование йотридами, и тогда одеяло перетянет на себя Гокберк, поскольку во главе соперничающего племени будет стоять более слабый каган. Два племени уничтожат друг друга, а я останусь ни с чем.
Я не могла позволить Пашангу умереть. Не могла.
– Если он умрет, – сказала я целителям, – я прикажу выпотрошить всех вас на глазах у родных, а потом продам их в рабство саргосцам, на островные копи. – Целители смотрели на меня с трепетом. – Клянусь Лат и Потомками, – продолжала я, – если вы дадите ему умереть…
– Султанша. – Вафик тронул меня за плечо. – Пусть работают. Хирургам нужна твердость в руках, а от угроз руки дрожат.
– Это не угроза. Это обещание. Так и будет… если мой супруг умрет из-за их небрежности.
– Ты отравлена горем. Лучше вернись в свою юрту и сосредоточься на молитве. Я буду докладывать каждый час.
Вернуться в свою юрту и ждать клинка Гокберка? Умолять его сохранить мне жизнь? Может, он предложит меня Бабуру в обмен на торговые права. И я стану просто очередной силгизской девушкой на продажу, как и всегда.
Я взглянула на Пашанга. Однажды, когда он был еще мальчишкой и жил с нами, а у меня еще не шла кровь, я вот так же смотрела, как он спит. Мне не нравился ни его тупой вид, ни как от него пахло пересохшей йотридской землей. Я хотела одного – чтобы он просто ушел. Он ел нашу оленину, пил молоко нашей кобылы, а это значило, что мне достанется меньше. Еще один тупой мальчишка в нашей скромной юрте.
Сказать по правде, мое детское презрение к нему никуда не делось. Даже сейчас старая ненависть бурлила в животе. Даже когда он залезал на меня и его волосатые бедра шаркали о мои, я смотрела на его шею или подбородок, пока он дергался и сопел, и у меня в венах кипело все то же отвращение. Вот почему было так трудно его любить.
Но теперь я испытывала такое же отвращение и к себе, так что это было нормально. Когда видишь голую правду в зеркале или в других людях, невозможно не чувствовать отвращения, потому что мы омерзительные создания. Сними украшения, убери ароматы духов и титул – что останется? Только вонючая, жестокая и презренная обуза для этого мира.
– Сира… – прохрипел Пашанг.
Его веки приоткрылись. Я взяла его за руку и крепко сжала.
– Не уходи, – сказала я. – Ты не можешь меня вот так бросить.
– Я… видел… Мих…
Его голос затих, а глаза закрылись.
С чего бы ему видеть Михея? Может, это очередное видение, которых он жаждал, или просто предсмертный бред?
– Пашанг?
Его рука похолодела и обмякла, а дыхание замедлялось. Я дрожала и всхлипывала.
Когда-то я побывала на кошмарных берегах смерти. Я смотрела в неведомое, истекая кровью, как зарезанный ягненок. Колдовство вернуло меня к жизни, значит, способно вернуть и моего мужа.
Я вскочила, оторвала высокий ворот кафтана и указала на кровавую руну, которую Эше начертал у основания моей шеи.
– Приведите Нору. – Я толком не понимала, кому приказываю. – Приведите Нору!
– Султанша…
Вафик указал на мою грудь. Она была видна, я слишком низко оторвала воротник.
Стражник поспешил отступить за полог, а я натянула кафтан повыше. И смущенно стояла, глядя, как из живота Пашанга извергается желчь.
Вошла Нора с малюткой Казином на руках. От его плача моя печаль стала еще горше.
– Ты вызывала меня, султанша? – спросила она, и ее совершенные щечки порозовели.
– Ты умеешь писать кровью, Нора. И обязана спасти Пашанга.
– Я… что?
Она покрепче прижала к себе Казина и погладила его по щеке.
Я стянула с себя кафтан и бросила его наземь. Мужчины отвели взгляды. Потом я указала на руны на верхней части груди и у основания шеи.
– Возьми мою кровь и изобрази такие же на животе Пашанга.
Нора испуганно покачивала ребенка.
– Прости, султанша, но я не умею.
– Умеешь! – крикнула я. – Своими кровавыми рунами ты разрушила мою жизнь, из-за тебя я оказалась на этом скверном пути. И самое меньшее, что ты можешь сделать, – спасти моего супруга!
– Хорошо, – кивнула Нора, у нее задрожали руки.
Вафик осторожно взял у нее ребенка. Он качал хнычущее маленькое существо так, словно знал, что делает.
– Я постараюсь, султанша. – В ее глазах блеснули слезы. – Прошу, не причиняй мне вреда, если не справлюсь.
Я ухватила рукоять белого кинжала и выдернула его из ножен, намереваясь порезать ладонь. Но тут снаружи раздался чарующий голос:
– Я сам это сделаю.
И в юрту вошел человек. Я чуть не расплакалась при виде его коротких волос и легкой улыбки. Но он похудел после нашей последней встречи. Прекрасная кожа цвета земли чуть побледнела, как будто все это время он провел в подземелье. Хотя, насколько я его знаю, скорее в библиотеке.