Только после того как она вылетела сквозь отверстие в потолке, я опять смогла пошевелиться. И метнулась отмывать щелоком язык и губы.
Бабур согласился на переговоры. Я поскакала на встречу в сопровождении Гокберка, а также подобающего эскорта из хулителей.
Шах Кашана прибыл верхом на лошади, несмотря на любовь к слонам. Рядом с ним ехал Хурран и еще двое в масках и грубых шерстяных плащах. Маски были деревянные и простые, и я подозревала, что эти двое – маги, уничтожившие гарнизон Кандбаджара. Хотя я не могла понять, кто из них вызывает дождь, а кто молнии. Вафик как-то упоминал, что, если два мага объединятся, каждый сможет даже отдавать приказы племени джиннов, подчиняющемуся другому магу. Если так, эти двое одинаково опасны.
Я сняла повязку и обернулась к Зелтурии. Над вершинами гор возвышался похожий на паука ангел Малак. Я видела его, а он меня. Если верить Саурве, это значило, что маги не могут привести сюда своих джиннов. Я под защитой.
Всем нам, кажется, предстояло остаться в седле – никто не поставил юрту для более обстоятельной встречи. На мой взгляд, это значило, что переговоры – формальность. Если мы не согласимся капитулировать, Бабур снова нападет.
Мы довольно долго рассматривали друг друга, а потом Бабур выехал вперед. Он носил розовый тюрбан с символом кашанских Селуков, соколом, и парчу цвета тамаринда. Шах был тучным, но и роста внушительного. Спину он держал прямо и твердо.
Что касается Хуррана, то он выглядел потрясающе величаво в золотисто-бронзовом тюрбане, на верхушке которого сверкал символ Селуков Аланьи, симург. Одежда того же цвета была так же блистательна, как и та, что носили Кярс или Тамаз.
– Где Кева? – задала вопрос я, едва Бабур оказался в пределах слышимости.
Лунара говорила, что убедит его заключить мир. Я надеялась, что этим она и занималась во время своего отсутствия.
Один маг в маске выехал вперед и произнес:
– Ты находишься перед лицом шаха Кашана, Тени бога, кагана каганов, шаха шахов, защитника святой Зелтурии, вице-регента Лат, Клинка святых…
Он все продолжал гнусаво перечислять титулы.
Когда он закончил, я опять спросила:
– Где Кева?
– Ты находишься перед лицом шаха Аланьи, Тени бога, кагана каганов, шаха шахов, защитника святой Зелтурии… – повторил маг те же титулы, указывая на Хуррана.
Бабур, видимо, решил посадить на трон своего человека. Ничего удивительного, хотя я ожидала, что он сделает это только после победы в битве, не раньше. Вероятно, ему придало смелости то, с какой легкостью удалось захватить Кандбаджар. Но как к этому отнесся Кева, защитник Кярса?
– Где Кева? – в третий раз повторила я.
Бабур усмехнулся.
– Склони голову, силгизская сука. Склони голову, и тогда солдаты моей армии, верблюды, слоны и лошади не будут гадить тебе в рот после того, как я одержу победу.
Гокберк подъехал ближе.
– Может, лучше я заткну свой член тебе в рот, собака, почитатель святых?
Я бросила удивленный взгляд на двоюродного брата. Странно так защищать женщину, которую ненавидишь. Что ж, по крайней мере, ему хватило ума забыть о вражде перед лицом более крупного врага.
– После нашей победы вы дадите клятву служить Потомкам, – продолжал он. – Или присоединитесь к своим святым в нашей отхожей яме.
– Ты дорого заплатишь за оскорбление святых, – ответил Бабур.
Гокберк усмехнулся.
– Скажи, когда тебя взвешивают в день рождения, хватает ли золота всего Кашана, чтобы уравновесить чаши весов?
– В моей уборной больше золота, чем скотина вроде тебя увидит за всю жизнь.
Бабур проглотил финик, а потом подал знак магу рядом с собой.
– Вот условия вашей капитуляции, – гнусавым голосом заговорил маг. Другой маг по какой-то причине все время молчал. – Вы дадите клятву верности шаху Хуррану и шаху Бабуру. Вы сложите оружие. Треть силгизов и треть йотридов, причем среди них должны быть дети, трудоспособные мужчины и женщины брачного возраста, будут отданы в рабство в Кашан и послужат компенсацией шаху Бабуру за труды по восстановлению этой страны. Остальные две трети покинут Аланью и вернутся в Пустошь, чтобы сторожить границы государств Селуков, а также по необходимости их может призвать любой из двух шахов. Кроме того, за пролитую кровь вы будете ежегодно выплачивать абядийцам по семьдесят тысяч золотых рупий в течение следующих двадцати лет.
Я не помнила, сколько золота в рупии по сравнению с динаром. Не важно. Сомневаюсь, что даже в лучшие годы племя силгизов зарабатывало хоть половину. От нас и не ожидали, что мы примем такие условия.
– Ты так щедр, шах Бабур, – ответила я. – Твое милосердие вдохновлено самой Лат. К сожалению, я не так милосердна. Аланья принадлежит Потомкам, а я их халиф. Вы совершаете преступления против нас и нашей власти, как и ваши предки с тех пор, как пришли на юг шестьсот лет назад. Но ничего страшного, вашему нечестивому наследию приходит конец. Ни один Селук не будет править Аланьей, до тех пор пока луна не проглотит саму себя. Ни ты, Бабур, ни эта мелкая марионетка, разодетая тобой в золото и бронзу. Отправляйся домой, или, обещаю, я заставлю весь Кашан звенеть от рыданий вдов.
– Какой острый язык. Не могу дождаться, когда заткну его в зад моего слона. – Шах Бабур усмехнулся и покачал толстой головой. – Открой уши и глаза, тупая силгизская сука. Лат дала нам власть над землями верующих в нее. Если бы она предназначила эту власть Потомкам, они не сгинули бы. Кровь – не святыня, а ваша тем более. Если ваш народ верит, что вы, жалкие твари, выползшие из Пустоши, годитесь для того, чтобы властвовать над ним, он вырыл для себя глубочайшую яму. – Он с пугающей уверенностью ухмыльнулся. – Но давай ненадолго отложим в сторону веру. Мы привезли пушки, каких вы никогда не видели. У нас есть два мага. У нас нет недостатка ни в чем, а скоро мы заберем и ваши племена. – Он набрал воздуха. – Оставляю дверь открытой, чтобы ты могла бежать, Сира. Даже не прошу ни твоей головы, ни твоего брата, ни мужа. То, что ты командуешь ими, лишь доказывает очевидное – вы все слабы. Так сдавайтесь, и я позволю и тебе, и прочему отродью доживать свой век на каком-нибудь паршивом клочке Пустоши.
Этот человек привык воевать. Кашан часто сражался на море с саргосцами, а на суше с приверженцами странных кровавых культов, это я помнила со времен занятий с учителями. А кашанские хазы служили в армиях по всему миру, даже во флоте Рыжебородого. Так что грубая уверенность Бабура была оправданна.
– Все мы одинаковы, Бабур, – сказала я. – Все похожи. Все жестокие твари, порождения холода. Только мы победим, а ты со своими бессильными магами утонешь в пучине горя. Поглядим, что звезды скажут о твоих пушках, о твоих слонах и, главное, о тебе самом.
Неужели я услышала нервный смех?
– Всем известно, что ты колдунья. В этом ваша главная сила. Но у нас тоже есть сюрпризы на этом поле. Кандбаджар был всего лишь первым. – Он тронул поводья и развернулся. – Будь я подобрее, сожалел бы о том, что намерен с тобой сделать.
Он уехал обратно в свой лагерь, с желанием воевать.
Бой начался с ударов бомбард Бабура. Он разместил их на высоком бархане, на деревянных поддонах, чтобы не проваливались в песок. С наблюдательных пунктов они выглядели как мерцающие на горизонте звездочки. Сотни вспыхивали в унисон, подчиняясь командам хозяина.
В воздухе засвистели пушечные ядра. Через несколько секунд они разорвались в наших рядах. Разлетелись клочья лошадей и людей, полилась кровь.
В результате этих залпов погибли десятки. Еще больше лишились конечностей и кусков плоти. Шатры целителей, поставленные перед лагерем, начали заполняться. А отряды йотридов, силгизов и хулителей святых рассыпались среди чахлых кустов, чтобы избежать пушечных ударов.
Мы не могли одного – отступить на запад и оставить Зелтурию. Если ряды Бабура продвинутся к южному проходу, шах победит, а мы станем бездомными племенами Пустоши, бродящими по враждебной пустыне.
Пашанг все еще спал, и поэтому пришлось поработать с Гокберком, чтобы не допустить такого исхода.
Заглушив пушки, Бабур приказал барабанщикам, трубачам и певцам исполнять военную музыку. И выслал вперед слонов, закованных в доспехи, – на каждом было больше золота, чем в нашей сокровищнице. Все слоны несли в хаудахах, специальных седлах, поворотные орудия – зембуреки.
К этому мы были готовы. Мы облили сотню верблюдов липким маслом и подожгли. А потом криками погнали их на слонов, надеясь напугать огромных зверюг.
Наездники на слонах расстреляли верблюдов из длинноствольных аркебуз прежде, чем те успели приблизиться. Все верблюды кучами обугленных костей остались лежать на высохших кустах.
А потом пошли в ход зембуреки, которые поворачивались и стреляли в любую сторону. Выстрелы из этих орудий были слабее, чем из бомбард, но намного точнее. Гокберк приказал передовым отрядам атаковать слонов – оставаясь на месте, воины погибли бы от пушечных ядер.
Но чтобы сразить хотя бы одного слона, требовалось слишком много стрел и пуль, особенно с учетом доспехов. А сирдары, сидевшие в хаудахах, палили из длинноствольных аркебуз и убили десятки наших лучших наездников.
Мы направили на их фланги стоявшие сзади тумены, левый и правый, но это не помогло. По бокам слонов охраняли воины из свирепых племен, пусть и хуже вооруженные, но жаждущие крови. Разъяренные хазы развернулись к флангам и вступили в жесточайшую схватку.
Настоящая резня. Если бы я могла побеждать, только соединяя звезды… Но о чем бы я тогда молилась? О победе, про́клятой, как и предыдущие, из-за которых я пала так низко?
Но как предводитель, халиф, я не имела права унывать. Вокруг погибали люди и лошади, но я не могла покинуть наши тумены, как бы ни пал боевой дух. Я скакала на своей кобыле сквозь наши ряды и встречалась под темнеющим небом с командирами отрядов. А еще призвала йотридов дудеть в длинные рога и петь во всю глотку, чтобы заглушить более нежную музыку Бабура.