Тогда почему он не вышел? Почему не спросить находящихся внутри? Что здесь на самом деле происходит?
– Ты говоришь на их языке? – спросил я.
Лучник кивнул.
– Как тебя зовут?
– Амрос. Я служу великому магистру Абунайсаросу.
– Тогда почему ты здесь, а не в храме?
– Я был связующим звеном между теми, кто находится в храме, и императором Базилем. Но после исчезновения Базиля меня не пускают обратно в храм.
Я взглянул на Эше. Он прижимал к себе сверток, будто ребенка.
– А ты, Эше? Зачем ты здесь?
– Я пойду с тобой, – вяло прошептал он, словно не спал на протяжении целой луны.
Он смотрел на мои сапоги, не поднимая головы.
– Что у тебя в руках?
До моих ушей донесся топот копыт. Со стороны лагеря Сиры галопом неслись всадники. Я предполагал, что она захочет захватить Зелтурию, особенно теперь, после потери Кандбаджара.
Но из облака пыли появился всего десяток всадников. Недостаточно, чтобы посеять страх или тревогу. Когда они приблизились, я разглядел среди них девушку с бледным лицом и орехового цвета волосами. Селена.
Она заметила меня, но все равно спешилась без колебаний. Остальные всадники держались поодаль, будто я был ангелом, а они – джиннами.
Селена прошла мимо, даже не взглянув на меня. Затем приложила руку к сердцу и что-то сказала Амросу на крестейском.
Я схватил Амроса за плечо и спросил:
– Что хочет маленькая рабыня Сиры?
– Поговорить с Базилем.
Мне следовало бы вытащить Черную розу и разрубить девчонку пополам за все те неприятности, которые она доставила. Думая об этом и сжимая рукоять клинка, я смотрел на Селену, надеясь хоть немного напугать ее. Но она ничем не выдавала страха. В прошлый раз какая-то сила защитила их с Сирой. Стоит ли мне пытаться снова?
Опять же, я не знал, насколько она ценна для Базиля и крестейцев. Они могут посчитать, что я убил невинную высокородную крестейку. Я пришел, чтобы вывести из храма Кярса с гулямами, и убийство Селены почти наверняка поставит эту задачу под угрозу. Пока мне лучше казаться миротворцем, а не мясником, чтобы крестейцы не начали размахивать своими короткими мечами.
Я отпустил Амроса.
– Селена, каковы намерения Сиры?
Я подождал ответа, но она даже не взглянула на меня. Она посмотрела на Эше и содрогнулась, увидев, что он держит.
– Это ведь…
Она в ужасе прикрыла рот рукой.
– То, что от него осталось, – ответил Эше. – Он спас город и заслуживает подобающей усыпальницы среди святых.
У меня застыла кровь в жилах. В тряпке был мертвый ребенок. Эше использовал его кровь, чтобы избавиться от кровавого облака?
Я не мог ни думать об этом, ни задерживаться здесь. Мне нужно было добраться до храма Хисти и вывести оттуда шаха Кярса.
– Пойдем, Амрос.
Я прошел мимо них в южный проход.
Сапоги хрустели по ковру серых, увядших лепестков тюльпанов, устилавших извилистый путь. Они будто пролежали здесь сотню лет. Когда я указал под ноги, Амрос только пожал плечами, покачал головой и попросил не спрашивать.
Извилистый проход сжимал нас, как узкое горло. Впереди и позади мы видели лишь усыпанную лепестками дорожку.
Мы почти добрались до главной улицы, когда откуда-то сверху что-то крикнули на крестейском.
Амрос наложил стрелу и прицелился, а потом прокричал что-то в ответ.
– Что он сказал? – спросил я.
– Они спросили, за кого мы. – И снова Амрос крикнул что-то на крестейском. – Я ответил, что я служу великому магистру Лучников Ока.
Придерживая мертвого ребенка левой рукой, Эше вытащил из-за пояса ятаган. Клинок покрывали кровавые руны. Сади рассказывала, как Эше извергал из ятагана лед, который замораживал все, чего бы ни коснулся.
Мы дошли до конца южного прохода. Из узкого горлышка открывался вид на главную улицу с храмами. Тишина напомнила мне заброшенную крепость.
– Я пойду первым, нужно убедиться, что поблизости нет когорт Геракона, – сказал Амрос.
Я взглянул на Селену, державшуюся на несколько шагов позади вместе со своим эскортом из силгизов и йотридов. Ранее она шла рядом с Амросом, о чем-то тихо переговариваясь.
– Погоди. – Эше приставил ятаган к шее Амроса. – Когда они спросили, кому ты служишь, ты не упомянул Абунайсароса.
Я оглядел окружавшие нас скалы со множеством пещер и укрытий. Если там прячутся крестейские солдаты…
Амрос бросил лук и поднял руки.
– Как вышло, что химьяр знает староцерковный крестейский?
– Много читал.
Может, лучше убить Амроса? Или он наш единственный шанс выбраться из ловушки?
В воздухе просвистела стрела. Эше взмахнул сияющим ятаганом, из клинка вылетел лед и ударил в стрелу, заморозив воздух.
Амрос уклонился, выхватил белый кинжал и кинулся на меня. Я отступил, и клинок оцарапал мои доспехи, оставив белый след на пластине, защищавшей живот.
Черная роза запела, когда я выхватил ее из ножен.
Прежде чем я успел срубить голову Амроса, сверху посыпались солдаты. Позади меня приземлились еще несколько, их сапоги грохотали по сухой земле.
Амрос закричал по-крестейски.
– Кева, они знают про дыру у тебя на спине! – сказал Эше.
Крестейцы набросились на меня, стараясь попасть клинками в уязвимое место. Я скользнул вперед и вонзил Черную розу в грудь одному из них, затем одним движением раскроил другому руку и шею.
Когда я снова скользнул вперед и перчаткой вышиб мозги третьему крестейцу, брызнула кровь. Эше трижды взмахнул клинком, заморозив трех солдат у нас за спиной и образовав ледяную преграду между нами и крестейцами, продолжавшими падать сверху в другом конце прохода.
Мы шагнули на улицу, и мои глаза распахнулись при виде множества солдат.
– Я знаю одно место. Иди за мной, – сказал Эше.
Он рванул вперед, а я за ним.
Прозвеневшая в воздухе стрела пробила сталь и вонзилась мне в спину.
– Проклятье! – воскликнул я, почувствовав, что пошла кровь.
Как же я сглупил, показав слабое место Лучнику Ока. И сглупил еще больше, не перерезав горло Селене в тот же миг, как ее увидел. Это она передала клинок и знание о моем слабом месте Амросу.
Эше свернул в переулок. Не отставая от него, я вытащил стрелу из поясницы. Все равно что вытянуть из тела кость.
Впереди появились трое крестейцев, и Эше взмахнул клинком. Вырвавшийся поток льда ударил одного солдата в грудь, и из его тела выросли сосульки. Я позволил другому замахнуться. Его меч разлетелся на кусочки, а я ударил крестейца головой в лицо, оставив кровавую вмятину. Третьего я распорол от бедра до плеча, разбросав ошметки плоти.
Мы не стали терять времени. Я зажал рану, чтобы не оставлять на земле кровавые следы, и последовал за Эше в расщелину между крутыми скалами.
Как только мы прошли, нас заметили солдаты из-за поворота соседней улицы. Вместо того чтобы побежать к нам, они отступили, скрывшись из виду.
Краем глаза я заметил, как здоровенный крестеец с шипастым копьем целится в мою рану. Я повернулся как раз вовремя, и его железо разлетелось на куски, ударившись о мои доспехи. Я всадил Черную розу ему в живот под хлюпанье крови и внутренностей. Времени смотреть, как он умирает, не было – крестейцы атаковали со всех сторон топорами, копьями и мечами. Я сокрушал их оружие черным клинком, а затем точными ударами лишал их жизни.
Солдаты, стоявшие дальше, опустились на колени. В их налитых кровью глазах читалась беспомощность. В глубине души мне хотелось, чтобы они напали и я мог отправить в ад побольше крестейцев.
– Сюда! – крикнул Эше от входа в пещеру.
Солдаты смотрели, как я иду в пещеру. Просто еще одна усыпальница, в которой я никогда не был. Гробницу окружала металлическая клетка, погнутая и сломанная. Зеленый саван святого покрывали странные увядшие цветы.
На другой стороне усыпальницы, рядом с кучей ковров, лежали тела крестейцев, засыпанные серыми лепестками и пепельными стеблями. Все помещение воняло гнилыми внутренностями. Я закашлялся и подавил рвотные позывы.
– Пойдем, – окликнул меня Эше, стоявший у входа в соседнее помещение.
Под сапогами что-то хрустнуло. Молитвенные четки. Напоминание, что когда-то это было святое место. Наше святое место, оскверненное Сирой, крестейцами и ангелами. Что бы ни случилось со мной, эта земля ценнее моей крови. Даже одна крупица земли Зелтурии.
Раздался боевой клич, и я проткнул крестейца, выбежавшего из задней комнаты. Кровь из его рта залила мой нагрудник. Крестеец рухнул на пол, дергаясь и давясь пеной. Я вонзил клинок в его шлем, чтобы прекратить мучения.
Со стороны входа нахлынула целая стена крестейцев. Эше взмахнул ятаганом, и лед ударил тех, кто находился впереди. Они закричали от ужаса, глядя, как из их тел прорастают сосульки.
С другого входа вбежали новые крестейцы. Они бросились на нас с копьями, их крики эхом разносились по пещере. Я начал всех рубить. Плоть и кровь залили стены пещеры, а воздух наполнился криками.
Я рубил, замахивался, крушил железо, резал плоть. Передо мной росла куча тел. Крестейцы карабкались на своих мертвецов, чтобы добраться до моей раны, но я не поворачивался к ним спиной.
Я задыхался. Взмахи руки замедлились, будто клинок стал вдвое тяжелее. Правая рука дрожала, и тогда я переложил ятаган в левую и убил всех, кого мог. Эше замораживал тех, кто задерживался у входа, отрезав второй проход стеной заледеневших тел.
– За мной! – крикнул он.
Мы рванули в темную глубину. Эше что-то пробормотал, и кровавая руна на его клинке засветилась белым. Мы бежали мимо крутых поворотов, а позади грохотали сапоги крестейцев. Видимо, ледяные тела оказались недостаточной преградой.
В конце концов мы оказались в тупике. Эше приподнял пыльный ковер, открыв кровавую руну, что-то пробормотал, и она засветилась красным. На месте руны образовалась большая дыра. Эше прыгнул в нее, и я последовал его примеру.
Мы приземлились в неглубокой пещере. Отверстие снова превратилось в камень, прямо перед тем, как сверху послышался топот крестейцев.