Я посмотрела на ангела-паука. И в угасающем сумеречном свете… не увидела его. Я не сняла с глаза повязку.
Но тогда почему мне вдруг захотелось на него посмотреть?
Когда я снова повернулась к орде, то почти забыла, зачем мы здесь. И чем занимаемся.
Ах да. Я выступала перед ними с речью. Пыталась вдохновить. Я… Кто же я?
Я…
Среди воинов стояла моя мать, но лишенная всех красок. Только смесь черного, белого и серого. Ее глаза вытекали из глазниц, она шептала ту же молитву, как когда ифрит сжег ее дотла. Она молилась о моем успехе. Шептала правду о том, кто я. Кем я стану.
Я моргнула, и она исчезла. Я подняла руки и посмотрела на линии раскрытых ладоней.
«Внутри тебя течет нечто более невероятное», – сказала Саурва.
И тут до меня дошло. Я поняла, что именно сотворила предсмертная молитва аммы.
Я всмотрелась в море всадников. Они сердито глядели на меня как на полоумную. У меня задрожали руки.
– И тогда… знайте… – Я сделала глубокий вдох и прогнала дрожь уверенностью. – Все, кто будет сражаться за Потомков. Кто будет умирать за них. Знайте, что… что я и есть Потомок.
Орда так затихла, что слышен был ветер, носящий песок.
– Вы сомневаетесь во мне? Думаете, я глупа? Или слишком много на себя взяла? Но повторю: я и есть Потомок.
Сквозь море всадников протолкнулся Вафик и встал передо мной.
– Как ты посмела заявить такое? – сказал он.
Я подняла голову, чтобы посмотреть на него свысока.
– Ступай и еще раз изучи мою родословную. Ты увидишь, что мой дед по материнской линии происходит от Потомков. Что он был последним выжившим в племени, происходящем от Десятого шарифа.
Вафик почесал щетину на щеке.
– Твоя родословная не записана в книгах, султанша.
– Да, мы ее не записали. Но все силгизы знают, кем был отец моей матери.
– Ты не можешь утверждать такого без железных доказательств. Может, ты грезишь и тебе надо отдохнуть?
Я отвернулась от него и обратилась к остальным:
– Вам нужны железные доказательства? Но имеет ли это значение, если вы проиграете битву? В таком случае Потомки не будут править Аланьей. Идите в атаку, сражаясь за меня, и вы будете драться за Потомков. Зная, что кровь Потомков будет жить во мне, благословляя эту землю и всех, кто ее защищает.
Большинство смотрели на меня с теми же сомнениями и презрением, как и Вафик. Но были и те, кто смотрел с надеждой. С надеждой, что я говорю правду. С надеждой, что и они станут частью пророчества.
– Понимаю, это так неожиданно, – сказала я. – Но я не лгунья и не безумна. Чтобы доказать это, я покажу вам знак.
Я подняла руку и вытащила один из тех белых кинжалов, которые мы с Лунарой привезли из Тагкалая. Я ткнула острием в ладонь и надавила, поморщившись от боли. Выступила полоска крови.
Вафик схватил поводья моей лошади.
– Что ты делаешь?
– Кровь Хисти не должна смешиваться с землей.
Я собрала озерцо крови и вытянула руку.
Вафик вытаращил глаза.
– Погоди… Ты что, хочешь сказать…
Мне нужны были доказательства. Я должна показать ему и всем сомневающимся то, за что молилась моя мать.
Я раскрыла ладонь. Кровь стекла с нее и капнула на песок.
Она окрасила песчинки красным, как любая кровь. Я смотрела на нее, задумавшись, что это значит. Может, я и впрямь заблуждалась. Возможно, мать молилась не за меня.
Из капли крови на песке появился росток. Он увеличивался, и на конце появились красные лепестки.
Красный тюльпан. С лепестков свисали мешочки с кровью.
Они лопнули, разбрызгивая кровь. И червей.
– Нашествие червей! – прокричал Вафик. – Кто-нибудь, спалите их!
С шипением извиваясь, черви поползли к его ногам.
Он попятился.
В воздухе просвистела огненная стрела, попала в червя и подожгла его.
Тот завизжал, как горящий ребенок.
Гокберк выпустил еще одну стрелу и попал в красный тюльпан. Цветок обратился в пепел, но все равно порождал червей. Когда из расплывающегося пятна крови проросли новые красные тюльпаны, кто-то плеснул на них масла.
Гокберк выпустил в него стрелу, и загорелась вся лужица, черви пронзительно завопили.
Пока все смотрели на горящий песок, я закрыла руку рукавом. Гокберк, Вафик, Текиш, Эльнура и остальные воины с открытыми ртами глазели на происходящее.
– Это знак. В тебе и впрямь течет кровь Хисти. – Вафик упал на колени и склонил голову. – Ты Потомок, Сира.
Все остальные были слишком ошарашены, чтобы пошевелиться. Кроме одной вороной кобылы, скакавшей ко мне.
На ней сидела Лунара. И она улыбалась.
– Сира – Потомок! – громогласно провозгласил Гокберк. – Хвала Лат! Она дала нам верный знак!
Все стали хлопать по ляжкам и улюлюкать. Они забормотали: «Сира – Потомок!» и «Хвала Лат!»
Я подняла голову и увидела летящие над нашими головами пушечные ядра. Мне надо было успокоить орду. Чтобы воины сосредоточились только на самом важном. Я подняла окровавленную руку.
– Рано праздновать! – Взгляд затуманился слезами. Так приятно наконец-то обрести признание. А может, даже любовь. – Сначала надо победить. Сражайтесь и не волнуйтесь насчет награды в этом мире. Думайте о доме в раю, который заработаете своим рвением в священной битве.
Раздался боевой клич. Командиры поскакали перед воинами, вдохновляя их дать отпор Бабуру.
Я надеялась, что этого хватит. Надеялась, что они принесут нам победу. Но было бы глупо надеяться только на них. Теперь, когда Лунара вернулась, где бы она ни пропадала, я поняла, как мы можем обеспечить победу.
– Хулители святых! – выкрикнула я. – Вы лучшие воины Потомков! Острие нашего святого копья! Следуйте за мной, и я покажу вам путь к сердцу врага!
Лишь один путь мог привести к Бабуру так, чтобы застать его врасплох. Путь через Лабиринт. Только Лунара могла провести нас через него.
– Гокберк. Текиш, – сказала я.
Гокберк прискакал ко мне и склонил голову. Он не смотрел мне в глаза, и я чуяла его стыд.
– Да, сул…
– Можешь по-прежнему называть меня султаншей, – улыбнулась я. – Дорогой брат, ты должен остаться в лагере и удержать его.
Текиш тоже приблизился и тоже со склоненной головой, хотя и встретился со мной взглядом.
– И ты тоже, Текиш. Вы оба соберете свои племена и будете сражаться за лагерь.
Но разве не лучше было бы, если они не удержат лагерь? Даже если мы ударим по Бабуру с тыла, его стремительные сирдары успеют развернуться и контратаковать.
Я щелкнула пальцами.
– Хотя я тут подумала… Прикажите своим командирам притвориться, будто они отступают. Впустите врагов в лагерь.
– Тогда надо увести семьи, – сказал Текиш.
В таком случае маневр будет слишком очевиден.
– Вы мне верите? – спросила я, понизив голос.
Гокберк склонил голову еще ниже.
– Без сомнений, султанша. Мы выполним любой твой приказ.
До чего ж приятная перемена тона. Может, я даже не убью Гокберка после сражения.
– Наши племена слишком часто используют тактику ложного отступления. Это уже не станет неожиданностью. Но если мы оставим лагерь уязвимым, оставим в нем семьи, враги поверят, что мы удираем. И будут уверены в победе… – Я засмеялась. Идеальный план. – Именно в этот момент они и проиграют.
40Кева
Стоя перед входом в храм, я молился, чтобы Эше удалось привести Базиля. Солнце, вероятно, уже садилось, хотя неба я почти не видел – его закрывал стоящий над нами обсидиановый ангел.
Геракон тем временем беседовал с Амросом.
– На него произвело впечатление, как ты владеешь саблей, – пояснил мне Амрос. – Хотя я считаю, что ты воспользовался своим преимуществом.
Я обернулся к нему.
– Мы, янычары, владеем любым оружием, будь то каменное, железное или ангельское.
Амросу потребовалось время, чтобы объяснить, кто такие янычары.
Геракон потер выточенный из камня подбородок.
– Ты произносишь это так гордо. Но что почетного в том, чтобы быть рабом?
– Тебе не понять.
– Я тоже был рабом. Сначала хозяева заставляли меня драться в ямах. Когда я всех там убил, мне оказали честь, позволив и дальше убивать людей, но теперь в колизее. Ничего достойного в этом не было. Государь Базиль спас меня от такой участи. Возвысил до нынешнего положения. – Геракон указал на храм. – Если твой шах хоть пальцем тронул моего государя, пощады не будет.
– Будем надеяться, что этого не случилось.
Через полчаса Эше вышел с суровым видом.
Он довольно долго говорил с Гераконом на крестейском, предоставив мне томиться в ожидании.
Потом Эше обернулся ко мне.
– Апостолы согласились поставить маленький храм в честь сына Зедры. Сын Базиля Доран убил лечившего его целителя. А потом написал на стене кровавую руну, и они вдвоем исчезли в запретной части святилища. Кярс и Като считают это предательством и поэтому отказываются говорить с крестейцами.
Под храмом расположены Врата. Может, ангелы с самого начала хотели, чтобы Базиль добрался туда?
– Я мало что знаю про кровавые руны. Тем не менее я должен защитить Врата.
– Предоставь это мне. Я остановлю их, что бы они ни задумали. Свою жизнь и жизни всех в этом храме я доверяю тебе. – Он склонился ко мне поближе и прошептал: – Сделай что угодно, но не дай крестейцам штурмовать храм и всех перерезать.
Колдовство Эше могло остановить Базиля, но не в том случае, если он мертв. Самым безопасным было бы вывести крестейцев из Зелтурии, а для этого я должен договариваться с тем, кто выиграет битву за ее пределами.
– Если бы они доверяли друг другу, то все могли бы уйти через северный проход, не столкнувшись ни с Сирой, ни с Бабуром. – Я потянул себя за бороду. – Но после того, что ты сейчас рассказал, восстановление полного доверия кажется невозможным.
– Я не знал об этом плане, – сказал Геракон. – Доран выглядел тяжело больным. Должно быть, похитившие его Падшие ангелы заставили его это сделать.