Придворная борьба, таким образом, «наложилась» на социальное движение: победившая группировка сумела перехватить инициативу, что уменьшило остроту социального противостояния в обществе и сократило возможности противников поднять народ. Стоит отметить при этом, что характерными чертами подобных столкновений стали взаимные обвинения в посягательстве на жизнь и здоровье государя и раскол внутри отдельных фамилий, так как политические интересы нарушали родственные связи.
Уложение 1649 г., сформулировавшее статус стоявшей над обществом неограниченной царской власти, уже подразумевало возможность обострения политической борьбы и впервые вводило понятие государственного преступления («скоп и заговор») против царя и других властей: захват кем-либо верховной власти с целью самому «государем быть»[256] или даже умысел на совершение подобных действий.
Характерно, что тема дворцового переворота появилась в первой пьесе русского театра «Артаксерксово действо» (поставленной при дворе в 1672 г.), где перед зрителями разыгрывался сюжет о заговоре придворных «спальников», собиравшихся с помощью «ложного указа» проникнуть во дворец и убить царя. Алексей Михайлович мог наблюдать на сцене опасения своего «брата» Артаксеркса: «Не могу же на своём ложе быти безопасен, а мои неприятели, которые входят в мою полату… и те впредь моей смерти ищут». «Измена» была предотвращена верным слугой Мардохеем, ставшим первым вельможей и низвергнувшим своего главного противника — полководца Амана.[257] Театральные «страсти» осуществились на практике во время придворных смут после смерти в 1676 г. Алексея Михайловича.
«Великое шатание»: 1682–1689 гг.
Алексей Михайлович, дважды женатый, оставил потомство по обеим линиям, но к моменту его смерти старшему из его сыновей, Фёдору, было всего 14 лет. В условиях вакуума власти вновь начинается борьба различных придворных группировок вокруг малолетних наследников.
Сохранилось не слишком достоверное польское известие о том, что боярин А. С. Матвеев сделал попытку подговорить стрельцов сделать царём Петра в обход старших братьев, поскольку «Фёдор лежит больной, так что мало надежды на его жизнь». Но бояре во главе с князем Ю. А. Долгоруковым при поддержке патриарха посадили на престол Фёдора (1676–1682 гг.).[258] Возможно, это сообщение отражало лишь ходившие в кругу московских иноземцев толки; но датский резидент Магнус Гэ в феврале 1676 г. докладывал: новый царь долго не проживёт, и его двор «разделился на несколько партий».[259] Матвеев был отправлен в ссылку, а брат второй жены Алексея Михайловича Иван Нарышкин по доносу лекаря обвинён в подстрекательстве своего слуги к убийству царя из пищали.[260]
Через некоторое время в борьбе за влияние на слабого и больного цингой царя Милославские уступили другим фаворитам: «первым государственным советником» стал получивший боярство постельничий Иван Языков вместе с А. Т. и М. Т. Лихачёвыми. Новые приближённые сумели дважды женить царя, но 27 апреля 1682 г. Фёдор Алексеевич умер, не дожив до 21 года и не оставив потомства.
К часу дня 27 апреля в Кремле было объявлено о смерти государя и воцарении маленького Петра. Согласно официальной версии, патриарх и бояре после прощания с телом покойного провели своеобразное заседание Земского собора с «призванными» на площадь перед дворцом представителями разных сословий. Вопрос о преемнике Фёдора был якобы «всенародно и единогласно» решён в пользу Петра.[261] Однако исследователи обоснованно сомневаются в существовании избирательного собора 1682 г.; собрание «чинов» на площади, по всей вероятности, гораздо больше походило на митинг, где одержали верх сторонники Петра, многие из которых (его «дядька» Борис Алексеевич Голицын, братья Долгоруковы) пришли во дворец вооружёнными.[262] Записи частных летописцев дают основание полагать, что Фёдор был ещё жив, когда в дворцовых покоях и на площади решалась судьба короны. Информированный голландский резидент Иоганн фан Келлер прямо утверждал: заговор в пользу Петра существовал при жизни Фёдора, с чем был согласен и его коллега и соперник датский посол Гильденбранд фон Горн.[263]
Скорее всего, пока родственники Фёдора и Ивана Милославские находились близ умиравшего царя, сторонники Нарышкиных из числа знати и верхушки приказной бюрократии во главе с патриархом Иоакимом действовали быстро и решительно. Они добились, чтобы имя Петра выкрикнули собравшиеся на площади представители «разных чинов», и быстро привели к присяге новому царю «думных и ближних людей», приказных и стрельцов. В итоге противники Петра I и Нарышкиных временно потерпели поражение.
Отстранённая от власти «партия» во главе с царевной Софьей и боярином И. М. Милославским сумела использовать недовольство расположенных в Москве 20 стрелецких полков (примерно 15 тыс. чел.), которые были единственной организованной военной силы в руках правительства. Их роль в подготовке восстания признают даже те исследователи, которые отстаивают оценку событий 1682 г. как массового народного движения.[264] Заранее были составлены проскрипционные списки бояр и «начальных людей», подлежавших расправе. Правительство же Нарышкиных и вернувшийся из ссылки А. С. Матвеев проявили беспечность.
15 мая 1682 г. стрельцы с оружием ворвались в Кремль, охрана которого — царский Стремянной полк — не только не оказала сопротивления, но и открыла ворота. Восставшие потребовали выдачи бояр, виновных в гибели царевича Ивана (им говорили, что его Нарышкины «хотели задушити подушками»[265]); но, когда обоих братьев вывели на крыльцо и показали стрельцам, это их не остановило. В итоге единственный раз в истории страны восставшие захватили и удерживали власть в столице в течение нескольких месяцев.
Правящая верхушка понесла тяжёлые потери: среди сорока убитых были шестеро бояр, в том числе братья царицы. Власти были вынуждены удовлетворить все требования «бунтовщиков»: виновные в злоупотреблениях командиры были сосланы или казнены, их имущество конфисковано, а стрельцы «с великою наглостию» получили из казны огромную сумму денег.[266] Добились они и «политической реабилитации»: в июне 1682 г. полки получили царские грамоты с гарантиями восставшим, указывавшие, чтобы их «бунтовщиками и изменниками не называли и без… государских имянных указов и без подлинного розыску их и всяких чинов людей никого бы в ссылку не ссылали».[267]
Под нажимом стрельцов было созвано подобие собора, провозгласившее царями обоих братьев: Иван якобы вначале добровольно «поступился царством» в пользу Петра I, затем согласился «самодержавствовать обще» с братом; оба царя, по челобитью «всенародного множества людей», вручили правление сестре Софье, поскольку сами находились «в юных летех».[268] На деле же установилось стрелецко-боярское двоевластие, которое сохранялось до конца лета 1682 г. Лишь с большим трудом правительнице и её окружению удалось к сентябрю собрать под Москвой дворянское ополчение и принудить восставших к капитуляции на весьма мягких условиях: казнено было всего несколько человек, и даже по фактам убийства членов царской семьи следствие не заводилось.
Одновременно Софья устранила заигрывавшего со стрельцами князя И. А. Хованского. «Хованщина» не удалась в том числе и потому, что самоуверенный князь Иван Андреевич не сумел или не догадался поставить во главе приказного аппарата верных людей. Стоило «правителю» в июле на несколько дней покинуть столицу, как его распоряжения перестали исполняться; прекратилась даже выдача денег стрельцам по их искам к полковникам.[269] Кроме мятежных стрельцов, Хованскому не на кого было опереться; в итоге он был казнён по обвинению в измене и «злохитром вымысле на державу их, великих государей, и на их государское здоровье».[270]
После усмирения стрельцов ситуация в «верхах» на несколько лет стабилизировалась, и власть перешла в руки близких к Софье лиц — боярина Василия Васильевича Голицына и начальника Стрелецкого приказа неродовитого Фёдора Леонтьевича Шакловитого. Как «первый министр» и руководитель Посольского и некоторых других приказов князь заключил в 1686 г. «вечный мир» с Речью Посполитой, вступил в коалицию европейских стран для борьбы с Османской империей и возглавил русскую армию в походах на Крым в 1687 и 1689 гг. Военных лавров Голицын не стяжал, но, по сообщениям иностранных дипломатов, разрабатывал планы преобразований, включавшие создание регулярной армии, подушной налоговой системы, ликвидацию государственных монополий и даже отмену крепостного права.[271] В то же время Голицын открывал собой плеяду официальных фаворитов при «дамских персонах»; по-видимому, эта «должность» негативно воспринималась ещё не привыкшими к подобным вещам современниками. К нему пристало прозвище «временщик»; с этим обращением бросился на князя в 1688 г. некий персонаж с ножом.
Однако Голицын не смог создать в правящем кругу надёжных «креатур» и обеспечить стабильность власти. Иностранные послы сообщали о «взаимной ненависти и недоверии» придворных группировок. Реформы армии, привлечение иностранцев, попытка устройства первого университета, латинская гимназия С. Медведева вызвали неудовольствие Церкви: патриарх Иоаким оказывал двору Петра I материальную поддержку; противники Голицына не одобряли покровительства членам ордена иезуитов в Москве и распускали слух о подкупе князя шведами.