Петровские преобразования сохранили российскую элиту, но привели к ломке привычных структур, вместе с которыми утрачивались её «исторические предания» и традиции.[2005] Система прежних служилых «чинов» была разрушена, но единое «шляхетское» сословие ещё только складывалось в условиях роста как социальной мобильности, так и требований государства к дворянам в виде тяжёлой военной службы, «перераспределения» доли государственных податей и ренты.
«Табель о рангах» дала стимул для службы, но привела к возрастанию зависимости статуса, престижа и благосостояния дворян от воли монарха. В погоне за ними складывались и рассыпались придворные «партии», что только усиливало разобщённость правящей элиты.[2006] Сам Пётр Великий указом от 1722 г. нанёс удар по традиции престолонаследия, и без того не вполне устоявшейся после Смуты. Новое светское обоснование власти, конечно, «снимало с государя ограничение традицией и обычаем»,[2007] но одновременно «снижало» образ царя в глазах подданных, тем более что критерием оценки его деятельности становилось «общее благо». Преданность рационализму оборачивалась произволом и подрывала основы патриархальной монархии, но никак не восполняла недостаток публичноправовых начал в политической сфере. Зато усиливалось личное начало и выдвигалась когорта петровских «птенцов», сделавших карьеру в эпоху реформ.
В такой системе упрочение самодержавия в условиях начавшейся модернизации и вызванных ею противоречий неизбежно должно было сопровождаться усилением давления на него со стороны заинтересованных групп, лишённых традиционных или каких-либо легальных способов выражения собственных мнений и интересов. Перенапряжение усилий русского общества к концу петровского царствования сделало для элиты очевидной необходимость корректировки реформ; но разногласия на этой почве привели к столкновениям в рамках самого правящего круга, как только ослабла железная рука преобразователя. В этом смысле исследователи отмечали характерную черту эпохи: «ощущение неустойчивости» петровской системы.[2008]
Дворцовые перевороты в России становятся одним из ведущих факторов политической жизни именно после петровских реформ, в ходе которых заимствованные из европейского опыта технико-экономические и административные формы пересаживались на почву самодержавно-крепостнической системы в целях её модернизации. Можно считать такую нестабильность платой за реформы и за ломку традиционной политической культуры[2009] — с оговоркой, что ломка эта началась ещё до Петра. Однако, возникнув, каждое серьёзное явление дальше развивается уже по своим законам.
В начале эпохи политический конфликт проявлялся открыто и сопровождался попытками изменения существовавшей формы правления. Накануне смерти Петра I наметился компромисс (возведение на престол Петра II при назначении правительницей Екатерины «вместе с Сенатом»), который был сорван сторонниками неограниченного самодержавия. Применительно к междуцарствию 1730 г. можно говорить о государственном перевороте; однако «верховники» предоставили «шляхетству» возможность гласно и легально составлять проекты нового государственного устройства, а их оппоненты столь же явно отстаивали свою точку зрения. В обоих случаях столкновения проходили публично, с участием собравшихся во дворце представителей знати и прочего «шляхетства».
Внешняя стабилизация режима в эпоху «бироновщины» пресекла попытки изменения политической системы, но не ликвидировала заложенные в ней противоречия. В 1740 г. фельдмаршал Миних впервые опробовал тактику дворцового переворота: под его командованием гвардейцы арестовали регента Бирона и его ближайшее окружение. В дальнейшем именно заговор с участием гвардейцев в качестве ударной силы стал основным методом политической борьбы в событиях 1741 и 1762 гг.
Нам кажется, что это не только два разных типа переворотов или некий общий «механизм саморегуляции» политической системы.[2010] Скорее это разные тенденции развития политической борьбы: одна нащупывала путь к становлению нового по сравнению с петровской системой политического механизма через элементы публичности и выборности, поиск компромисса; другая, наоборот, консервировала сложившуюся систему и, порой устраняя правящую фигуру, ничего не меняла в самой форме правления. Параллельно шло формирование двух важных элементов послепетровской монархии — высшего совета при государе и института «случайных людей».
Советы «при боку» государя проявили тенденцию к определённой независимости, вершиной которой стала попытка Верховного тайного совета в 1730 г. формально ограничить власть императрицы. К середине века и институт фаворитизма «встроился» в систему российской монархии: «случайные люди» заняли в ней своё место, их взлёты и «отставки» стали проходить, не вызывая переворотов с опалами и ссылками.
Роль «бироновщины», на наш взгляд, состояла не в пресловутом «засилье иноземцев», а в том, что правление Анны закрыло возможность наметившейся эволюции петровской системы и тем самым окончательно перевело практику политической борьбы в русло «переворотства». При Анне же сложился работающий Кабинет министров и оформилась роль фаворита; именно это — а вовсе не репрессии — в совокупности с удовлетворением ряда социальных требований дворянства и мерами безопасности обеспечило режиму определённую стабильность.
Но «реставрация» петровской системы без подобной Петру фигуры правителя (при Анне и позднее при Елизавете) порождала те же проблемы: борьбу придворных группировок, необходимость выбора наследника, «личное начало» в управлении, недовольство гвардии и, наконец, переворот как средство разрешения конфликта. Нам представляется, что можно выделить определённые закономерности в развитии «дворцовых революций».
В литературе отмечалось, что раз от разу «росло число участников заговора».[2011] Действительно, в 1762 г. действовавшая масса была больше, чем в 1741 г., кстати, сделав переворот в пользу Екатерины самым дорогостоящим. Однако была и другая тенденция. В 1741 г. правящая элита испытала шок, когда поняла, что реальной властью в столице империи стали пьяные гренадёры, — и урок был усвоен. При подготовке переворота 1762 г. его участники-офицеры привлекали солдат выборочно, а предшествовавший ему заговор представлял собой серьёзное конспиративное предприятие с участием влиятельных лиц. Таким образом, российское «переворотство» начиналось с открытого столкновения «партий», прошло через этап активного участия гвардейских солдат в подготовке и проведении свержения императора в 1741 г. и завершилось заговором вельмож и гвардейских офицеров при минимальном участии рядовых в 1762 г.
Другой характерной особенностью «дворских бурь» стал переход их участников от споров о правах наследников и правомочности «тестаментов» к действиям против «личности» самодержцев, лишённых в ходе петровских преобразований образа благочестивого государя; появилась мысль о возможности покушения на природного и законного царя. Опасная идея постепенно передвигалась с периферии общественной жизни в её центр, а затем материализовалась: в 1741 г. солдаты впервые свергли с престола одного законного императора, а в 1762 г. заговорщики совершили убийство другого.
Третьей особенностью «революций» XVIII в. была роль гвардии, занявшей необычное для европейской практики место в системе управления и заявившей о себе как политической силе при слабых или номинальных самодержцах. Однако это вмешательство прошло определённую эволюцию как в смысле сознательного участия гвардейцев в политической борьбе, так и в отношении его целей.
В 1725 г. караульные роты скорее обозначили своё участие; но на деле от имени гвардии действовали её командиры — Ушаков, Бутурлин и Меншиков. В 1730 г. высшие офицеры обоих полков участвовали в политических дискуссиях и подписывали проекты будущего государственного устройства. Судьбу монархии во многом решила группа гвардейских обер-офицеров, которые пошли защищать от бояр-узурпаторов императрицу и привычные ценности самодержавного устройства. В обоих случаях рядовые политикой не интересовались и исполняли приказы начальства. Но в 1741 г. Елизавету Петровну к власти привело уже гвардейское «солдатство», что представляло угрозу для самой элиты; в дальнейшем такие эксцессы уже не повторялись. После «революций» 1730, 1740–1741, 1762 гг. происходила замена командования полков, а иногда и более серьёзная «чистка» личного состава. Власть стремилась контролировать перемещения и назначения в полках и даже предпринимала попытки (при Анне и Петре III) изменить порядок их комплектования: набирать курляндцев, голштинцев, рядовых украинских полков.
Ключевые фигуры при дворе стремились найти себе опору в «личных» воинских частях. У А. Д. Меншикова был «свой» Ингерманландский полк; он же стал начальником личной охраны Екатерины I — офицерской кавалергардской роты. Анна Иоанновна противопоставила «старым» полкам два новых — Измайловский и Конную гвардию. Гренадёрская рота Преображенского полка стала «лейб-компанией» Елизаветы. Пётр III немедленно образовал свою голштинскую гвардию — единственную часть, оставшуюся верной ему 28 июня 1762 г. Екатерина II восстановила кавалергардский корпус.
В итоге обозначившуюся «преторианскую» тенденцию удалось переломить. При ином развитии событий гвардия могла бы, пожалуй, превратиться в привилегированную касту и противницу всяких реформ, как это случилось, например, с турецким янычарским корпусом.[2012]
В екатерининское время завершается и своеобразный цикл кадровых перестановок. Из проведённого нами подсчёта назначений в центральном государственном аппарате за период с 1725 по 1770 г. (Приложение, диаграмма 1) следует, что в 1725–1727 гг. придворные конфликты стали сопровождаться нарастанием количества замен на должностях руководителей центральных учреждений. Этот показатель достиг максимума в 1730 г. Пики кадровых замен приходятся на 1740–1741