[272] Безуспешные Крымские походы подорвали авторитет правительства в армии.
Странная конструкция верховной власти (вместе с именами двух царей-соправителей с 1686 г. в царском титуле появилось и имя «государыни царевны» Софьи) неизбежно должна была породить соперничество с двором Петра I. Юного Петра больше занимали «марсовы и нептуновы потехи», но иностранные наблюдатели уже с конца 1682 г. отмечали формирование «партий» вокруг обоих царей. Придворные группировки вели борьбу за назначения на ключевые посты в системе управления.[273]
Весной 1689 г. в России и за границей стал распространяться коронационный портрет Софьи в царском облачении со скипетром.[274] В Москве Шакловитый готовил выступление стрельцов с целью «выборов» правительницы на царство по образцу Собора 1682 г. На этих совещаниях, если верить показаниям стрельцов на следствии, прозвучало предложение «уходить медведицу, царицу Наталью» и самого Петра I: «Чего и ему спускать? За чем стало?»[275] Были планы подложить в сани царю гранату или зарезать его во время пожара. Возражений, судя по тем же материалам, они не встретили; но не заметно и каких-либо решительных действий. По-видимому, стрельцы не доверяли царевне и не желали уничтожать сторонников Петра I без официального приказа. Отдать же такой приказ Софья так и не решилась, тем более что в рядах её приверженцев единства не было.[276]
После провала второго Крымского похода летом 1689 г. противоречия между придворными «партиями» достигли предела. Развязка наступила в ночь на 8 августа 1689 г., когда в Преображенское приехали двое стрельцов, уведомивших Петра I о сборе по тревоге ратных людей в Кремле и на Лубянке «неведомо для чего».[277] Испуганный царь с немногими людьми немедленно ускакал из своей резиденции и укрылся в укреплённом Троице-Сергиевом монастыре. В течение последующих недель в Троицу явились солдатские и стрелецкие полки; на стороне Петра оказались Дума, дворяне и патриарх. Развернулось следствие против Шакловитого и верных Софье стрельцов, которых ей пришлось выдать на расправу.
Сам Пётр, кажется, верил, что его жизни угрожала опасность; он сообщал брату, как Шакловитый и его друзья «умышляли с иными ворами об убивстве над нашим и матери нашей здоровьем и в том по розыску и с пытки винились». Сподвижники Петра Б. И. Куракин и А. А. Матвеев также приводили в своих записках версию о заговоре: «Царевна София Алексеевна, собрав той ночи полки стрелецкие некоторые в Кремль, с которыми хотела послать Щегловитого в Преображенское, дабы оное шато зажечь и царя Петра Алексеевича I и мать его убить, и весь двор побить и себя деклеровать на царство».[278] В дальнейшем такая оценка событий утвердилась в исторической традиции.
Но ещё в XIX в. ряд исследователей сомневались в существовании заговора.[279] Сохранившееся с некоторыми утратами следственное дело Шакловитого позволяет говорить об отсутствии организованных действий сторонников Софьи. Попытки поднять стрельцов в защиту правительницы успеха не принесли. Царевна не дала санкций на выступление против сторонников брата, а её окружение само боялось нападения со стороны Преображенского — не случайно Шакловитый ставил усиленные караулы в Кремле 25 июля, в день празднования именин царской тётки Анны Михайловны. Между тем бранденбургский посол Рейер сообщал о неудачном покушении на Голицына уже в декабре 1688 г.[280]
Вечером 7 августа в распоряжении Софьи вообще не было собранных войск, и её действия выглядят скорее как ответная мера: в Кремле было найдено подмётное письмо, «а в том письме написано, что потешные конюхи, собрався в селе Преображенском, хотели приходить августа против 7 числа на их государский дом в ночи и их, государей, побить всех».[281] Шакловитый отправил на разведку в Преображенское трёх стрельцов — они-то и поспешили с доносом к Петру. Но срочно собранные в Кремле и на Лубянке стрелецкие отряды не имели конкретного плана выступления, что подтвердили и сами доносчики, не приведшие никаких доказательств угрозы жизни царя.
На первом допросе Дмитрий Мельнов и Яков Ладыгин назвали имена пославших их товарищей и единомышленников во главе с пятисотенным Стремянного полка Ларионом Елизарьевым — доверенным лицом Шакловитого. А те, прибыв к Троице через два дня, подали уже подробные изветы, где речь шла о планах убийства «ближних людей» царя — Б. А. Голицына и Нарышкиных — и смещения патриарха.[282]
Показания семерых стрельцов (Л. Елизарьева, И. Ульфова, Д. Мельнова, Я. Ладыгина, Ф. Турки, М. Феоктистова и И. Троицкого) стали основанием для розыска, через месяц приведшего Шакловитого и его приближённых на плаху. Именно эта семёрка получила не только огромную награду — тысячу рублей каждому, но и право «быть в иных чинех, в каких они похотят».[283] Многие из верно служивших в те дни Петру I (например, полковник Л. Сухарев, примчавшийся в Преображенское накануне событий и сопровождавший царя в Троицу) были награждены намного скромнее.
Через несколько лет, осенью 1697 г., стрелец находившегося в только что завоёванном Азове Стремянного полка Михаил Сырохватов объявил «государево дело» и рассказал воеводе, что именно Ларион Елизарьев и его друзья были в 1689 г. активными сторонниками Шакловитого: раздавали от его имени деньги и руководили сходками. По словам Сырохватова и представленных им свидетелей, Елизарьев и Феоктистов собирали в памятную августовскую ночь стрельцов у съезжей избы, посылали трёх человек в Преображенское «для проведывания про великого государя» и, получив известие о отъезде Петра I, «Ларион и Михайло и иные отправились в троицкой поход».[284] Однако доносчик не дождался награды — по указаниям из Москвы он был «бит кнутом на козле нещадно» и оставлен на вечное житьё в Азове, а его донос не повредил службе оговорённых.
Следы столь деликатного предприятия, как заговор, с какой бы стороны он ни исходил, трудно обнаружить в имеющихся источниках. Но анализ сохранившихся данных позволяет думать, что, настоящая попытка переворота Софьей, скорее всего, не предпринималась. В атмосфере взаимного подозрения действия стрельцов Лариона Елизарьева стали толчком, который вызвал все дальнейшие события — если, конечно, они являлись наивными служаками, принявшими ночной сбор стрельцов за подготовку покушения на царя, а не провокаторами, подтолкнувшими Петра I к активным действиям.[285] Приведённые выше факты, на наш взгляд, добавляют лишние штрихи к данной версии, но не позволяют пока сделать окончательный вывод. Однако характерно, что при любой оценке этого «заговора» очевидно наличие «переворотной» ситуации, когда династический конфликт решался силовым путём.
Специфика «ранних» переворотов
С разрешением в 1689 г. политического кризиса идея переворота не исчезла. В 1691 г. был казнён стольник Андрей Безобразов за то, что «мыслил злым своим воровским умыслом на государское здоровье» и даже якобы готовил специальных людей для убийства царя.[286] В 1697 г. был раскрыт уже более серьёзный заговор во главе с полковником «из кормовых иноземцев» Иваном Цыклером и окольничим Алексеем Прокофьевичем Соковниным.
В этом кругу речь об убийстве царя шла уже вполне свободно: «Можно им государя убить, потому что ездит он один, и на пожаре бывает малолюдством, и около посольского двора ездит одиночеством». Сам Цыклер предлагал своему пятидесятнику Силину «изрезать его ножей в пять». Заговорщики намечали «выборы» собственных кандидатов на престол (бояр А. С. Шеина и Б. П. Шереметева) и рассчитывали на поддержку стрельцов и казаков. Донёс же на Цыклера… тот же Ларион Елизарьев, служивший в Стремянном полку и каким-то образом оказавшийся в курсе опасных разговоров полковника со своими сослуживцами.[287] За новый донос он был пожалован в дьяки и поставлен заведовать Житным двором, а все виновные после пыток публично казнены.
На исходе века откликом дворцовых «смут» стало обращение в 1698 г. стрельцов из полков, размещённых на литовской границе, к свергнутой Софье. На этот раз прибывшие в столицу беглецы из полков сами стремились снестись с опальной царевной и получили от неё письма (хотя до сих пор не вполне ясно, писала ли она сама или это сделали от её имени стрелецкие вожаки) с призывом освободить её из заточения, «бить челом» ей, чтобы «иттить к Москве против прежнего на державство» и не пускать в город Петра.[288]
С помощью этих грамот предводители взбунтовали полки и двинулись к Москве: «царевну во управительство звать и бояр, иноземцев и солдат побить». В случае отказа Софьи от власти предполагались и иные кандидатуры: «обрать (избрать. — И.К.) государя царевича». Контакты с Софьей не получили развития (загадочное письмо на бумаге с «красной печатью», показал пятидесятник А. Маслов, он отдал своему родственнику, а тот после поражения восставших утопил документ), но дорого обошлись восставшим: после розыска было казнено более тысячи человек. На следствии опять всплыли имена доносчиков 1689 г.; видимо, их действия были памятны стрельцам даже десять лет спустя: «возьмём Дмитрея Мельнова, да Ипата Ульфова с товарыщи: они все полки разорили, и чтоб их убить до смерти».