Эпоха «дворских бурь». Очерки политической истории послепетровской России (1725–1762 гг.) — страница 55 из 158

в, советник А. Е. Зыбин, подпоручик М. Мещерский. Таким образом, в рядах оппозиции оказались представители центрального государственного аппарата. Примкнул к ней и оказавшийся в Москве смоленский вице-губернатор А. Ф. Бредихин.

Наконец, вместе с высокопоставленными чиновниками и генералами в рядах противников «верховников» выступили придворные: камергеры А. Г. Строганов, А. А. Черкасский и С. В. Лопухин; обер-гофмейстер Петра I и Екатерины I, бывший глава Дворцовой канцелярии М. Д. Олсуфьев и её нынешний директор гофмейстер А. Н. Елагин; камер-юнкеры Б. Г. Юсупов, Ф. Каменский, Л. Кайсаров. Примирительный «проект пятнадцати» подписали обер-шенк А. М. Апраксин, бывший обер-гофмейстер Анны Иоанновны П. М. Бестужев-Рюмин и члена Дворцовой канцелярии П. Т. Савёлов.

Среди перечисленных военных и «статских» чинов не хватает одной существенной для дальнейшего понимания событий группы — гвардии. Многие исследователи без сомнений принимали сообщение «записки» В. Н. Татищева о том, что копию его проекта подписал 51 гвардейский обер-офицер. Основанием для этого, возможно, послужила опубликованная ещё в 1871 г. приписка к копии «проекта 364-х» в публикации К. Н. Бестужева-Рюмина.[847] Как следствие, появились утверждения о «расколе» гвардии в 1730 г. на сторонников и противников самодержавия.[848]

Как установил ещё Г. А. Протасов, «проект Татищева» — это и есть «проект 364-х». Источник публикации 1871 г. также известен: это копия «проекта 364-х» из бумаг А. П. Волынского, содержащая указанную приписку. В эту копию добавлены пожелание рассмотреть вопрос о дворянах, служивших рядовыми в армии и на флоте, и пункт: «Которые офицеры и салдаты за раны и за старостью отставлены будут от службы, а собственного своего пропитания не имеют, оным надлежит учинить рассмотрение и о награждении им пропитания».[849] Кто и когда включил эти дополнения в текст, неизвестно; их вполне могли одобрить как гвардейские, так и армейские офицеры и солдаты-дворяне, однако самих подписей в копии нет.

В приведённом Д. А. Корсаковым списке лиц, подписавшихся под «проектом 364-х» и «проектом пятнадцати», находятся фамилии подполковников Преображенского полка И. И. Дмитриева-Мамонова и Г. Д. Юсупова, майоров А. И. Ушакова и М. А. Матюшкина, майора Семёновского полка Л. В. Измайлова. Но они подписывали проекты в качестве представителей генералитета; некоторые из них, как А. И. Ушаков и М. А. Матюшкин, только числились по полку и находились при других «командах».

Мы обратились к архивам гвардейских полков в фондах РГВИА, где сохранились послужные списки офицеров Семёновского полка за 1730 г. и Преображенского полка за 1727 и 1728 гг., список штаб-, обер- и унтер-офицеров Преображенского полка за 1731 г., подборка «именных указов и повелений» по Преображенскому полку за 1729 г. и приказы по Семёновскому полку за 1730 г.; в РГАДА нами обнаружены ещё один список офицеров-преображенцев за 1727 г., доклады и рапорты по обоим полкам за 1730 г.[850] Эти источники дают возможность установить офицерский состав обоих полков на момент интересующих нас событий.

Гвардейцы (во всяком случае, офицеры) были извещены о переменах в государственном устройстве: после объявления 2 февраля «кондиций» под ними расписались 98 офицеров-преображенцев и 57 семёновцев (включая как строевых, так и «закомплектных»). Однако сравнение полковых документов с подписями под проектами показывает, что в числе подписавших «проект 364-х» находились вчерашние гвардейцы, переведённые на статскую службу или в армию (капитаны А. Г. Комынин, А. Ф. Бредихин, И. Т. Сафонов, А. И. Шаховской, И. М. Шувалов, капитан-поручик В. Нелюбохтин; сержанты П. Мансуров и С. А. Нестеров, капралы А. Мякинин, В. Писарев, И. С. Арсеньев и А. Вяземский); отставники (капитан-поручики Д. С. Ивашкин, Б. В. Мещерский, Ф. П. Солнцев-Засекин, поручики С. А. Головин, А. Ф. Микулин и Ф. Новокщенов) или состоявшие в полку офицерами «сверх комплекта» чиновники и придворные (капитаны С. Г. Нарышкин, П. И. Мусин-Пушкин, И. И. Бибиков, прапорщик Н. Ю. Трубецкой).

Что же касается строевых гвардейцев, то по Преображенскому полку можно с осторожностью говорить только о подписавших «проект 364-х» солдате П. С. Колычеве и капрале А. С. Зиновьеве, и то при условии, что оставившие свои подписи (без отчества) лица являются именно гвардейцами, а не их одноимёнными сородичами.[851] Семёновский сержант Никита Хованский подписал «проект тринадцати» вместе с сыном князя Д. М. Голицына Алексеем; но неизвестно, являлся ли в то время последний одноимённым сержантом Семёновского полка.

Это обстоятельство меняет картину событий, ведь Корсаков включил в число участников дворянских совещаний (1118 человек) гвардейцев, указанных Татищевым и в приписке к копии «проекта 364-х» Волынского. Но имеющиеся в нашем распоряжении подписи говорят, что в подписании проектов участвовали гвардейская верхушка и некоторые вчерашние гвардейцы, отслужившие люди старшего возраста.[852]

Первым свидетельством о настроениях гвардии стало сообщение де Лириа от 2 февраля, что гвардейские офицеры предпочитают быть «рабами одного монарха», чем служить «тирании» знатных фамилий. Подобные настроения, по свидетельству других дипломатов, были типичны для представителей «шляхетства» в те дни. Из приказов по Семёновскому полку за 1730 г. следует, что 2 февраля командирам рот было поручено «осматривать салдат, чтоб все начевали при квартерах; ежели в ротах явятца в каких словах, оных присылать немедленно под караул на полковой двор; тако ж от шумства и от драк хранились».[853] Какие именно «слова» могли явиться, документ не сообщает, но даёт основания полагать, что «верховников» поведение гвардии беспокоило. Однако сохранившиеся полковые документы показывают, что гвардейцы нарушали дисциплину не политическими дебатами, а более привычным способом — «шумством и драками». 19 января загулял и не явился в роту солдат князь Александр Вяземский, а 2 февраля сержант Юрий Карпов «зазвал к себе на квартиру» жену рядового Василия Лапшина и изнасиловал её.[854]

Однако политические споры как будто не затронули основную массу офицеров и солдат, тем более что как раз зимой и весной 1730 г. в гвардию прибыло пополнение из числа отличившихся рядовых и унтер-офицеров армейских полков, и новичков распределяли по ротам.[855] Впрочем, подписывавшие проекты генералы, штаб- и обер-офицеры, советники и камер-юнкеры едва ли поголовно являлись убеждёнными сторонниками политических преобразований. В оппозиции к «верховникам» оказались как оттеснённые от власти представители высшей знати и генералитета, так и недовольные правителями: отправленный на губернаторство в Сибирь И. И. Бибиков или не сумевший отчитаться генерал-провиантмейстер С. И. Сукин. С другой стороны, к компромиссу с верховниками склонялись зависимые от них чиновники, как обер-прокурор Сената Ф. М. Воейков или отставленный фаворит Анны П. М. Бестужев-Рюмин, находившийся под следствием по обвинению в растрате её средств и плохом управлении её имениями.

Скорее всего, убеждения подписавшихся под проектами невозможно вогнать в какие-либо общие рамки. Мнение, что в 1730 г. имели место исключительно «традиционная клановая политика» или сопротивление «групп» Нарышкиных и Салтыковых гегемонии Долгоруковых, также представляется односторонним и недостаточно аргументированным.[856] Чтобы доказать или опровергнуть суждение, что «проект 364-х» вышел из сугубо «родственно-клиентской сети», необходимо более или менее точно установить состав этих самых «сетей», что при современном уровне наших знаний и состоянии документации дворянских фамильных архивов едва ли возможно, хотя сейчас некоторые исследователи пытаются выявить состав окружения знатных особ, например Меншикова, в свиту которого входили 47 человек, в том числе целый клан дворян Львовых.[857]

Сопоставление подписей под проектами и прошениями 1730 г., нам кажется, подтверждает тезис Д. Ле Донна о сопротивлении «верховникам» со стороны Черкасских и их родственников Мусиных-Пушкиных и Трубецких, которые, в свою очередь, были тесно связаны с Салтыковыми и Головкиными, а также с И. Ф. Барятинским и П. И. Ягужинским.[858] На основании имеющихся исследований можно продолжить такие наблюдения на примере семейства Ржевских. «Проект 364-х» подписали пятеро Ржевских: неизвестный по генеалогической росписи майор И. И. Ржевский, статский советник А. Т. Ржевский, его племянник морской офицер М. В. Ржевский и ещё два моряка и внучатых племянника — А. И. и П. И. Ржевские. Сестра последних была замужем за камер-юнкером и шталмейстером двора царицы Евдокии А. Ф. Лопухиным (его подпись также стоит под проектом); а тётка была женой П. И. Мусина-Пушкина, вместе с отцом и братом подписывавшего оппозиционные проекты. Двоюродная сестра А. Т. Ржевского Авдотья Ивановна была женой одного из главных участников событий, генерала Г. П. Чернышёва, и впоследствии стала статс-дамой Анны Иоанновны.[859]

Однако «клановый» принцип не всегда являлся решающим в выборе позиции даже при наличии тесных родственных связей, характерных для ⅔ генералитета. Родственники (по линии матери) подписантов «проекта 364-х» братьев Мусиных-Пушкиных братья Савёловы его не подписывали; П. Т. Савёлов подписал «проект пятнадцати» и второе прошение, Т. Т. Савёлов — только второе прошение, а А. Т. Савёлов в Москве был, но не подписывал ничего. Брат генерал-адмирала Ф. М. Апраксина А. М. Апраксин поддерживал соглашение с «верховниками», а его сын Ф. А. Апраксин стал одним из участников переворота 25 февраля, лишившего их власти. На дочерях «верховника» Г. И. Головкина были женаты и предупредивший Анну о действиях правителей П. И. Ягужинский, и генерал И. Ф. Барятинский, сначала подписавший «проект 364-х», а после ставший инициатором подготовки как первого, так и второго прошения 25 февраля.