[938] Обе челобитные подписали также сенаторы А. М. Черкасский, И. Г. Головкин и В. Я. Новосильцев. Но если первые двое в тот день в Сенате не появлялись, то третий, как и Г. Д. Юсупов, с утра вроде бы присутствовал на «рабочем» месте и занимался «креплением» протоколов.[939]
Между тем к преображенцам подошла подмога — капитаны С. Пырский и П. Мельгунов; капитан-поручик И. Крамер; поручики И. Зиновьев, Ф. Мещерский, А. Микулин, Ф. Тюменев, А. Татищев, С. Г. и Г. Г. Юсуповы; подпоручики В. Бестужев, В. С. Салтыков, Н. П. Салтыков, Я. Крамер, П. Румянцев и А. Кантемир; полковые адъютанты С. Ресин и И. Беклемишев, полковой секретарь И. Булгаков и только что произведённый Анной в прапорщики Г. Обухов. Их подписи стоят под вторым прошением вместе с подписями названных выше офицеров; но ранее они также ни в какой «политике» замечены не были, не являлись и обычным караулом, включавшим, судя по повседневным приказам, не более троих-четверых офицеров. Иные из них (П. Мельгунов, П. Ханыков, П. Салтыков, Я. Крамер, Г. Г. Юсупов) недавно приветствовали императрицу во Всехсвятском и несли при ней караул.[940] Предполагать, что все они, равно как и появившаяся и оставившая свои подписи под вторым прошением «команда» кавалергардов, были сторонними зрителями или тем более «конституционалистами», у нас оснований нет.
В любом случае оставленное во дворце «шляхетство» совещалось недолго. Никакой новой «формы правления» оно не придумало (да и едва ли могло придумать за короткое время) и после обеда подало императрице вторую челобитную с просьбой «всемилостивейше принять самодержавство»:
«Всепресветлейшая, державнейшая, великая государыня императрица Анна Иоанновна, самодержица всеросийская!
Когда ваше императорское величество всемилостивейше изволили пожаловать всепокорное наше прошение своеручно для лутчаго утверждения и пользы отечества нашего сего числа подписать, недостойных себе признаем к благодарению за так превосходную вашего императорского величества милость. Однако ж усердие верных подданных, которое от нас должность наша требует, побуждает нас, по возможности нашей, не показаться неблагодарными, для того, в знак нашего благодарства, всеподданнейше приносим и всепокорно просим всемилостивейше принять самодержавство таково, каково ваши славныя и достохвалныя предки имели, а присланныя к вашему императорскому величеству от Верховного совета и подписанныя вашего величества рукою пункты уничтожить. Толко всеподданнейше ваше императорское величество просим, чтоб соизволили ваше императорское величество сочинить вместо Верховного совета и Высокого Сената один Правителствующий Сенат, как при его величестве блаженныя памяти дяде вашего императорского величества, Петре Первом, было, и исполнить ево доволным числом дватцати одною персоною, такожде ныне в члены и впредь на упалыя места во оный Правителствующий Сенат и в губернаторы и в президенты повелено б было шляхетству выбирать балатированьем, как то при дяде вашего величества, его императорском величестве Петре Первом, уставлено было, и при том всеподданнейше просим, чтоб по вашему всемилостивейшему подписанию форму правителства государства для предбудущих времян ныне уставля[т]ь…»[941]
Кто же вернул таким образом Анне Иоанновне право на ничем не ограниченную власть? 62 из «приложивших руки» ко второму прошению 162 человек до того не подписывали вообще никаких документов, в том числе первого прошения. Вместе с 19 офицерами и чиновниками, подписавшими только первое прошение (но ни одного из предыдущих проектов), эта группа включала 81 человек — почти половину из присутствовавших во дворце 25 февраля.
Бросается в глаза присутствие гвардейских офицеров (42 преображенца, 3 семёновца и 35 кавалергардов), которые явились защитить свою «полковницу» от происков «бояр». Судя по последовательности подписей, кавалергарды и преображенцы подходили отдельными группами и вольно или невольно «прослаивали» остальных челобитчиков (не под впечатлением ли гвардейской активности обер-директор Михаил Павлов оказался настолько усердным, что расписался дважды?). Но, скорее всего, это были те офицеры, на которых заговорщики могли рассчитывать, которые без санкции высших командиров решились прийти во дворец и не испугались открыто высказать своё мнение, что было новым явлением в отношениях гвардии с властью.
Бравые офицеры, как свидетельствуют испанский и французский дипломаты, в первую очередь потребовали возвращения императрице законных прав и бросились к её ногам с криками: «Государыня, мы верные рабы вашего величества, верно служили вашим предшественникам и готовы пожертвовать жизнью на службе вашему величеству, но мы не потерпим ваших злодеев! Повелите, и мы сложим к вашим ногам их головы!»[942] В 1730 г. гвардия сохранила приверженность своей «полковнице», как пятью годами ранее при возведении на престол Екатерины I. Но теперь в событиях участвовало не только гвардейское начальство, но и обер-офицеры. Символично, что среди «восстановителей» самодержавия оказался дед первого дворянина-революционера кавалергард Афанасий Прокофьевич Радищев…
Майор Преображенского полка С. А. Салтыков предложил «обуздать всякого, кто осмелится высказать противное мнение». Вместе с ним своим авторитетом «агитировали» в пользу Анны престарелый боярин-фельдмаршал князь Иван Юрьевич Трубецкой и другая крупная фигура петровского царствования — генерал-лейтенант Иван Михайлович Головин, «главный адмиральский помощник» и любимый денщик императора, умело игравший роль простосердечного и верного слуги.
Что чувствовали представители российской элиты, только что обсуждавшие программы реформ, а теперь просившие о восстановлении самодержавия, мы уже не узнаем — как не узнаем и того, кто из них ставил свою подпись по убеждению, а кто — по «конъектуре» или «за опасностью».
Строго говоря, гвардейцам незачем было буянить и бряцать оружием; само наличие сплочённой группы офицеров было достаточным аргументом для «добровольного» обращения к Анне с просьбой о принятии «самодержавства». И явно не гвардейские служаки составляли как первое, так и второе прошение — их инициировали, обдумывали и сочиняли более грамотные и старшие по чину персоны, в том числе и те, кто ещё недавно выдвигал «конституционные» проекты, и даже автор злой карикатуры на Анну Епафродит Мусин-Пушкин. Часть подписей под вторым прошением, как и под первым, принадлежала группе лиц, участвовавших в составлении «проекта 364-х». Это генералы И. Ф. Барятинский, С. И. Сукин, Г. П. Чернышёв, Г. Д. Юсупов, А. И. Тараканов, А. И. Ушаков; действительные статские советники В. Я. Новосильцев, С. В. Секиотов, М. А. Сухотин, М. Г. Головкин, А. К. Зыбин; тайные советники A. M. Черкасский и Д. А. Шепелев.
Видимо, некоторые из них, как уже говорилось выше, стремились оправдаться при перемене «конъектуры»; неслучайно А. И. Остерман в специальной записке о пожалованиях отличившимся счёл необходимым выделить Г. П. Чернышёва, который себя «особливо радетельным показал».[943] Но под документом появились и фамилии других лиц этого круга, которые первое прошение не подписывали, однако пришли или были вызваны во дворец: генерала М. А. Матюшкина, генерал-майоров С. А. Алабердеева, Л. В. Измайлова, действительного статского советника П. И. Мусина-Пушкина, придворных М. Д. Олсуфьева, А. Н. Елагина, A. M. Апраксина, капитана гвардии А. П. Баскакова. Впервые поставил подпись фельдмаршал И. Ю. Трубецкой. Возможно, составители прошения питали надежду, что императрица, отменив «кондиции» и власть «верховников», всё же разрешит «шляхетству» выбирать сенаторов, губернаторов и президентов коллегий. И уж совсем неопределённо звучало пожелание «форму правительства государства для предбудущих времён ныне уставлять».
Кроме генералов и гвардейцев, в числе «просителей» оказались армейские офицеры (неграмотный майор П. Коркачев, капитаны П. Васьков, Д. Сафонов, А. Брылкин, И. Анненков, поручик Я. Павлов), симбирский воевода Б. Толстой, обер-аудитор Ф. Дурасов, камер-паж С. Баклановский, молодой И. И. Бецкой — незаконнорождённый сын И. Ю. Трубецкого; прочие лица, не указавшие чина и звания и неизвестно как очутившиеся в составе депутации. Все они не имели отношения к предыдущим событиям; можно только предполагать, были ли они случайными людьми, примкнувшими к недовольным, или статистами, повинующимися руководителям этого спектакля.
Подписи под обоими поданными Анне Иоанновне 25 февраля прошениями показывают, что в первых рядах стоят имена одних и тех же персон генеральского ранга: генерал-лейтенанта Г. П. Чернышёва, Г. Д. Юсупова и А. И. Ушакова, генерал-майоров С. И. Сукина и А. И. Тараканова, тайного советника А. М. Черкасского, действительных статских советников М. Г. Головкина и В. Я. Новосильцева. В этом же ряду в обоих случаях оказался молодой и малочиновный камер-юнкер Н. Ю. Трубецкой. Все эти люди после переворота были облагодетельствованы императрицей. Можно предположить, что они и являлись организаторами составления обеих челобитных.
В этот тяжёлый для неё день Анна держалась достойно и не делала ошибок. Она как должное восприняла второе прошение о восстановлении её монарших прав, но не стала его подписывать и, следовательно, брать на себя какие-либо обязательства. С этого момента («пополудни в четвёртом часу», согласно журналу Верховного тайного совета) начался процесс «передачи власти». По приказу Анны были доставлены подписанные ею «кондиции» и сопроводительное письмо Верховному тайному совету, которые она «при всём народе изволила, приняв, изодрать» (разорванный надвое уникальный документ ныне хранится в особом сейфе в Российском государственном архиве древних актов). Затем сенаторы А. М. Черкасский и М. М. Голицын-младший отправились в Сенат с указанием остановить «несамодержавную» присягу и вернуть все использованные и неиспользованные присяжные листы.