В отличие от расходов на флот, которые до конца эпохи оставались стабильными, удешевить армию не удалось. «Бироновщина» успешно продолжила традицию имперской внешней политики. По мнению исследователей, с начала 1730-х гг. можно говорить о «новой доктрине» внешней политики, определившей её курс на полвека. Главным его содержанием стала смена направления: отказ от дальнейшей экспансии на Балтике во имя активного утверждения русского влияния в соседней Польше и наступательных действий против Турции и Крыма.[1169]
В начале царствования Анны российская дипломатия покончила с голштинской проблемой: в 1732 г. Россия и Австрия подписали договор с Данией, по которому последняя соглашалась выплатить голштинскому герцогу миллион талеров в качестве компенсации за утраченные земли, а в случае его отказа союзники больше не имели по отношению к нему никаких обязательств. Изменилась к началу 1730-х гг. и ситуация в европейском «концерте». Ценой уступок (в частности, ликвидации собственной морской торговли) Австрия добилась восстановления в 1731 г. союза с Англией. Новая комбинация означала распад враждебного России и Австрии Ганноверского союза, в результате чего международную ситуацию всё больше стало определять разраставшееся соперничество двух крупнейших колониальных держав — Англии и Франции.
Для России это означало прежде всего выход из изоляции, нормализацию отношений с Англией, завершившуюся заключением в 1734 г. торгового договора. Попытки французской дипломатии «оторвать» Россию от англоавстрийского союза окончились провалом. Французскому правительству нечего было предложить возможному партнёру, поскольку оно отказывалось от каких-либо союзнических обязательств по отношению к Польше и Турции — а именно там сходились интересы России и Австрии.[1170]
Проверкой для отношений союзников стал кризис, разразившийся в Польше в связи со смертью в феврале 1733 г. короля Августа II. Впервые была опробована ставшая затем обычной тактика вторжения русских войск в Польшу с целью поддержки нужного кандидата на престол. С помощью этих мер королём был утверждён сын покойного, саксонский курфюрст Август III.
Новые горизонты европейской политики и согласованные действия союзников в Польше поставили на очередь следующий шаг — реванш за Прутский поход: наступление на Турцию. В конце 1730 г. было решено вернуть Ирану все занятые прежде провинции за «вольности в торговле».[1171] В иранском лагере под Гянджой в мае 1735 г. русский посол С. Д. Голицын подписал окончательные условия мира: новый властитель Ирана обязался быть постоянным союзником России и бороться с турками, а русская сторона возвращала территорию современных Азербайджана и Дагестана с Баку и Дербентом.
Россия с трудом вышла из одной войны, чтобы начать другую. В 1736 г. русская регулярная армия насчитывала 240 тысяч человек и составляла 4.12 % податного населения мужского пола (примерно 5.9 миллиона душ). За 10 лет аннинского царствования рекрутские наборы забрали 275.5 тысячи человек, то есть около 5 % от учтённого числа душ, или 0.48 % ежегодно, что превышает величину этого «налога» в любое другое царствование XVIII в. (кроме времени русско-турецких войн при Екатерине II). Получается, что при Анне Иоанновне рекрутчина являлась наиболее тяжёлой в сравнении с другими периодами. Из приведённых цифр следует и то, что ежегодная убыль армии в аннинское царствование составляла более 10 %.[1172]
Союзники действовали несогласованно, русские армии два года подряд совершали изнурительные марши в Крым, откуда были вынуждены уходить из-за жары, болезней и отсутствия провианта и фуража. В 1738 г. под угрозой эпидемии войска ушли с берегов Чёрного моря и оставили взятую крепость Очаков. Только в 1739 г. главнокомандующий Миних наметил маршрут через Молдавию прямо в турецкие владения на Балканах и даже заключил с молдавским господарем договор о переходе в российское подданство.
Однако наметившийся после сражения при Ставучанах оперативный успех развить не удалось: как раз в это время австрийцы, разбитые под стенами Белграда, вынуждены были заключить мир ценой потери всех территорий, завоёванных к 1718 г. Возмущённый фельдмаршал Миних даже осмелился отказаться прекратить военные действия до ратификации мирного договора.[1173] Император Карл VI бросил в тюрьму своего фельдмаршала Валлиса и заключившего мир графа Нейперга; но воевать в одиночку Россия не была готова.
В литературе не раз назывались ошибки русского командования и Миниха, не жалевшего солдат и офицеров: бесплодные вторжения в Крым по образцу походов конца XVII в., плохая организация, огромные обозы, неуклюжие построения войск в виде огромного каре.
Не лучшим образом действовали и дипломаты: сначала на начавшихся уже в 1737 г. переговорах они запросили слишком много — передать России Крым и всё северное побережье Чёрного моря от Кубани до Дуная, а Валахию и Молдавию объявить «удельными особливыми княжествами» под протекторатом России. Такие аппетиты вызвали несогласие не только турок, но и союзников-австрийцев, и в итоге переговоры были сорваны. Зато потом, в 1739 г., в Петербурге слишком поспешно согласились на невыгодные условия мира: Россия не получила ни выхода к морю, ни права держать там свой флот; ей достались только Азов без права строить там укрепления и полоса степного пространства к югу вдоль среднего течения Днепра; русским паломникам гарантировалось свободное посещение Иерусалима. Русские купцы теперь не могли вести торговлю на своих кораблях, что разрешал договор 1700 г.[1174]
Однако переориентация внешней политики и переход на новый театр военных действий не могли пройти безболезненно. Внешнеполитический курс проводился достаточно целенаправленно и последовательно. Но условия ведения наступательной войны на огромных пространствах, необходимость координации действий на разных фронтах, учёт международной ситуации и состояния противника — всё это требовало известного опыта, приобретение которого подготавливало почву для будущих успехов времён Екатерины II. Цена его оказалась высокой: походы 1735–1739 гг. унесли жизни не менее 120 тысяч человек, то есть примерно половину штатного состава действующей армии. Причём не более 10 % от этого числа пали в боях; остальные погибли от жары, голода и болезней. Слава великих побед досталась последующим поколениям русских солдат и полководцев.
Стоит отметить и ещё одно последствие имперских амбиций: «мирная» внешняя политика также обходилась намного дороже — за счёт приёма многочисленных посольств и всевозможных чрезвычайных выплат. При Анне стало традицией делать крупные подарки прибывавшим ко двору «чужестранным министрам» стоимостью от двух до шести тысяч рублей; только на эти выдачи ушло в её царствование 83 тысячи рублей. Всего же на «чрезвычайные дачи» по Коллегии иностранных дел только за 1730–1734 гг. была потрачена огромная сумма в 787 831 рубль.[1175]
Возвращение к социальной политике Петра Великого означало не столько защиту интересов собственно дворянства, сколько приоритет государственных потребностей. Царствование Анны стало новым этапом в ужесточении контроля над духовенством в виде ограничений на пострижение в монашество, увеличения государственных повинностей и подготовки в 1740 г. секуляризации церковных вотчин.[1176]В отношении дворянства предоставление льгот также сопровождалось усилением служебных тягот. В 1734 г. Анна повелела сыскать всех годных к службе дворян и определить их в армию, на флот и в артиллерию; с началом большой войны в 1736 г. для явки «нетчиков» был определён срок — 1 января — и разрешено подавать доносы о неявившихся даже крепостным.
На службе простой дворянин не был уверен в «произвождении»: порядок присвоения чинов не раз менялся; к тому же получить чин, отпуск или отставку влиятельному и обеспеченному офицеру было гораздо легче.[1177] Но и дома его ожидали проблемы: вместе с восстановлением военных команд для сбора подушной подати был возобновлён запрет помещикам без разрешения переводить крестьян в другое имение; помещики же стали и ответственными плательщиками крестьянской подушной подати и недоимок. В неурожайные годы дворянам предписывалось снабжать крестьян семенами и не допускать их ухода «по миру». В 1738 г. власти в одном из указов даже официально осудили «всегдашнюю непрестанную работу» помещичьих крестьян, при которой они не могут исправно платить государственные подати.[1178] Наконец, реализация права на отставку после 25 лет службы по закону 1736 г. была отложена до окончания турецкой войны.
В таких условиях недовольство «шляхетства» проявлялось в появлении на свет проектов и записок, иные из которых дошли до нас (в частности, в труде С. М. Соловьёва). Среди бумаг московского губернатора Б. Г. Юсупова нами был обнаружен черновик ещё одного такого документа. Автор выражал общие настроения «шляхетства», отмечая, что манифест о 25-летнем сроке службы на деле не выполнялся: после полученной отставки «ныне, как и прежде, раненые, больные, пристарелые… расмотрением Сената определяются к штатцким делам»; в результате «нихто в покое не живёт и чрез жизнь страдания, утеснения, обиды претерпевают». Он был убеждён: «…без отнятия покоя и без принуждения вечных служеб с добрым порядком не токмо армия и штат наполнен быть может, но и внутреннее правление поправить не безнадежно», поскольку получившим «покой» служилым «свой дом и деревни в неисчислимое богатство привесть возможно».[1179]