Вот как ответил Корней Иванович на письмо о находящемся в опасности старшем своем сыне. Младший его — следует помнить об этом — к тому времени уже погиб на фронте. Нет, я считаю, что Маршака Корней Иванович скорее ласкал, чем кусал.
В апреле 52-го года, слушая доклад Суркова на совещании о детской литературе, я оглянулся и увидел стоящего позади седого, спокойного Корнея Ивановича. Ему только что исполнилось семьдесят лет, но лицо его казалось все тем же свежим, топорным и нежным, особенным. Конечно, он постарел, но и я тоже, и дистанция между нами сохранилась прежняя. Все теми же нарочито широкими движениями своих длинных рук приветствовал он знакомых, сидящих в разных углах зала, пожимал правой левую, прижимал обе к сердцу.
Я пробрался к нему.
Сурков в это время, почувствовав, что зал гудит сдержанно, не слушает, чтобы освежить внимание, оторвался от печатного текста доклада и, обратившись к сидящим в президиуме Маршаку и Михалкову, воскликнул:
— А вас, товарищи, я обвиняю в том, что вы перестали писать сатиры о детях!
И немедленно, сделав томные глаза, Чуковский пробормотал в ответ:
— Да, да, да! Это национальное бедствие!
На несколько мгновений словно окно открылось, и на меня пахнуло веселым воздухом 20-х годов.
Но не прошло и пяти минут, как Корней Иванович перестал слушать, перестал замечать знакомых, и я почувствовал себя в старой, неизменной полосе отчуждения. Прищурив один глаз, ступил он в сторону за занавеску к выходу и пропал, как будто его и не было. Удалился в свою пустыню обреченный на одиночество старый белый волк.
Сергей БородинБыль и зоология
Народ напряженно работает для победы, для фронта — кует ли оружие, растит ли хлеб, создает ли произведения искусства или науки. Все возрасты, даже дети, захвачены этой небывалой по размаху и напряжению войной.
Война вошла в быт детей, в их сознание, в основной круг их интересов, и литература, откликаясь на их запросы, создала целый ряд детских произведений, посвященных Великой отечественной войне.
Детские писатели вместе со всем советским народом несут жертвы и отбивают у врага родную землю. Наша детская литература говорит о войне полным голосом, ибо дети сейчас думают о войне и следят за ней с напряженным вниманием. Малыши спорят между собой о системах танков и самолетах подчас с такой эрудицией, которая впору взрослым.
Каждый в нашей стране, от мала до велика, знает, что сделал бы с нашей страной Гитлер, который
…велел, чтоб разгромили,
Растоптали и сожгли
Все, что дружно мы хранили,
Пуще глаза берегли.
Чтобы мы нужду терпели,
Наших песен петь не смели
Возле дома своего.
Чтобы было все для немцев,
Для фашистов-иноземцев,
А для русских и для прочих,
Для крестьян и для рабочих —
Ничего!
Сила этих строк Сергея Михалкова — в их конкретности и простоте; его «Быль для детей», напечатанная на страницах газет, равно понятна детям и взрослым — старику и ребенку, академику и пахарю. В ней — та правда о наших днях, которая легко укладывается в простую и ясную форму, а самая сложная тема, если она ясно изложена, — народна, если она, разумеется, и по идее близка народу. Народ не терпит ни вульгарного упрощения серьезных вопросов, ни путаных, витиеватых форм изображения, ибо это — признаки авторского недомыслия, непонимания темы, ее незрелости в сознании автора: прозрачная ясность изложения дается автору, лишь когда ему самому большая тема предельно ясна и близка.
Михалков нашел сжатые, точные строки, чтобы выразить свою мысль:
Нет! — сказали мы фашистам,
Не потерпит наш народ,
Чтобы русский хлеб душистый
Назывался словом «брот»…
Мы тогда лишь вольно дышим,
Если речь родную слышим,
Речь на русском языке,
И в своей столице древней,
И в поселке, и в деревне,
И от дома вдалеке.
Сила «Были» в том, что она сдержанно и мужественно говорит о самом главном:
Все, что было вечно нашим,
Мы назад себе вернем!
Мы поля опять запашем
И засеем их зерном!
Мы вернем себе назад
Каждый дом и каждый сад,
Каждый кустик на дороге,
Над которым выл снаряд.
Полной противоположностью «Были для детей» явилось другое произведение о войне для маленьких читателей, произведение, написанное писателем зрелым, опытным, прекрасно понимающим, что такое «простота в искусстве», ибо об этой простоте ему случалось и говорить, и писать. Великую тему он ухитрился в своем произведении так изложить, что осквернил и опоганил ее. Я говорю об «Одолеем Бармалея» Корнея Чуковского.
Для каждого советского человека Отечественная война священна. Она освящена кровью дорогих для нас людей — наших родных или друзей, кровью безымянных героев и беззащитных детей. Священна потому, что у каждого связаны с ней значительные лично для него и типичные для множества советских людей переживания.
Для каждого советского человека это великая война, потому что ведется она ради великих освободительных идей и осеняет ее победоносное знамя великого Ленина. И это чувствует и знает весь народ, борющийся под руководством Сталина, идущий к победе сурово и непреклонно. Эта война ложится рубежом в истории всего человечества, замыкая один период и открывая новый в жизни всего мира так же, как и в личной жизни каждого отдельного человека, ее современника.
Об этом, о самом дорогом для народа, Корней Чуковский написал, как о борьбе зверья за ветеринара Айболита, как о шутовском побоище воробьев с гориллами, крокодилов — с лягушками.
Я не забываю о том, что книжка написана для детей, что у читателей или слушателей ее своя система восприятия образов и понятий, но именно об этих-то образах и идет речь. Никто из советских детей, начиная с самого раннего возраста, никто из детей фронтовиков, детей, провожающих каждое утро своих матерей на оборонную работу, — не далек от войны настолько, чтобы представлять ее себе аттракционом в зоопарке.
Между тем именно такой веселый аттракцион разыгран К. Чуковским в зоопарке в солнечный летний день, среди чистеньких, подстриженных газонов, между бассейнами с водой комнатной температуры. Неизвестно, так ли представляется война самому Корнею Чуковскому, но такой он пытается представить ее самым доверчивым читателям.
Вся композиция «поэмы», вся общая ее концепция не оставляют сомнения в том, что автор взял за основу конкретную войну, и наивная оговорка автора, что это происходит в придуманной стране, — неубедительна.
Война начинается, когда страна Айболития живет мирной, гуманной жизнью. На светлое государство неожиданно обрушивается звериная орава, сокрушая и гуманные идеи этой страны, и ее материальные ценности. Айболития не готова к обороне настолько, чтобы сдержать внезапный удар врага, ощущает недостаток снарядов, не успевает собрать все силы. Главная горилла Бармалей изображен со всеми атрибутами фашизма — топором и свастикой. Затем из страны Чудославия является Ваня Васильчиков, и против его помощи сила врага устоять не может. Бармалея казнят к вящей радости воробьев и лягушек — и т. д. и т. п. То, что К. Чуковский пытается в строки своей сказки вложить конкретное политическое содержание, показывает и самая терминология автора:
…И поставьте у калитки
Дальнобойные зенитки,
Чтобы наглый диверсант
К нам не высадил десант!..
…Вы, орлицы-партизанки,
Сбейте вражеские танки
И пустите под откос
Бармалеев паровоз!
Или, например, строфа о наступлении:
Как весело гнать
Ошалелых зверей
От мирных селений
Отчизны своей!
Таких локальных цитат можно привести множество, и из них явствует, что автор собирал материал «поэмы» и продумал ее тщательно. Таким образом, не может быть случайностью, поэтической опиской вся «зоологическая» сторона «поэмы».
При поверхностном взгляде может показаться, что Чуковский, следуя классическим примерам, отталкивался или от «Войны мышей и лягушек», или от традиций Эзопа и Крылова и, разделив зверье на добрых и злых, показал борьбу двух начал — Ормузда и Аримана. Но такая иллюзия быстро рассеивается. Показателен самый выбор образов зверей — хищные орлы и безобидные воробьи оказываются в одном лагере со слонами и лягушками, а бегемоты и волки, гориллы и носороги — в другом лагере.
Айболития имеет армию, состоящую из зайцев и воробьев, медведей и слонов, тюленей и пчел. Со времен дедушки Крылова наши дети знают характеры зверей, олицетворяющих людские характеры. Как же дети должны воспринять характеры изображенных Чуковским освободителей «мирных селений отчизны своей»?
К. Чуковский, написавший столько трезвых статей в поучение молодым литераторам, тщательно обдумавший материал и композицию «поэмы», не мог не сознавать, что творит его правая рука, когда левая принимает еще непросохшую станицу рукописи.
Факт появления этого, с позволения сказать, литературного труда свидетельствует о том, что его автору чужды элементарные представления о долге и ответственности писателя в дни великой войны.
Буквально на каждой странице книжки можно найти шутовские интерпретации действительности.
Победа Айболитии «над диверсантами» дана в развязных картинках, изображающих, как пчелы опрокидывают носорогов:
Испугались носороги,
Побежали по дороге.
И в испуге носорог
Носорогу сел на рог.
А над ними пчелы тучею
Так и жалят, так и мучают,
И на веточке веселой
Распевает воробей:
«Ай да пчелы! Вот так пчелы!
Всех зверей они сильней,
И умнее и храбрей!»
И звенят над ними птенчики,
Словно звонкие бубенчики…