выдвинутый Индийским национальным конгрессом в 1906 году, теперь перешел в требование полной независимости. Годы революций (1918—1922) изменили политику национально-освободительного движения на этом субконтиненте, отчасти из-за того, что против британцев поднялось мусульманское население Индии, отчасти вследствие кровавой истерии, в которую впал один британский генерал в бурном 1919 году, приказав расстрелять безоружную толпу, когда было убито несколько сотен людей («армитсарская резня»), но главным образом благодаря волне рабочих забастовок в сочетании с кампанией гражданского неповиновения, начатой Ганди и все более радикальным Индийским национальным конгрессом. На какое-то время освободительное движение охватили почти мессианские настроения: Ганди провозгласил, что сварадж будет обеспечен к концу 1921 года. Правительство не пыталось умалить тот факт, что «сложившаяся ситуация вызывает большое беспокойство», поскольку города были парализованы из-за гражданского неповиновения, в сельской местности на обширных пространствах Северной Индии, Бенгалии, Ориссы и Ассама происходили волнения, а «большое количество мусульманского населения по всей стране было озлоблено и ожесточено» (СтсЬг5&5,1922, р. 13). С этого времени по наши дни Индия периодически бывает неуправляема. Возможно, именно нежелание многих лидеров Конгресса, включая Ганди, ввергнуть свою страну в пучину жестоких стихийных восстаний и убежденность большинства лидеров национальноосвободительного движения в том, что Великобритания действительно выступает за проведение реформ в Индии, спасли британского наместника раджу. После того как Ганди в начале 1922 года прекратил кампанию гражданского неповиновения, мотивируя это тем, что она привела к массовому убийству полицейских в одной из деревень, можпо было с уверенностью утверждать, что британское правление в Индии зависело только от его политики сдержанности—гораздо больше, чем от полиции и армии.
Эта убежденность имела под собой почву. Хотя в Великобритании существовал мощный блок консерваторов-империалистов (несгибаемых, твердолобых и крайне консервативных), представителем которого стал Уинстон Черчилль, у британского правящего класса после fgig года фактически создалось мнение, что некая форма самоуправления в Индии, сходная со «статусом доминиона», в конечном итоге неизбежна и будущее Великобритании в Индии зависит от того, сможет ли она найти общий язык с индийской элитой, включая борцов за независимость. Конец абсолютного британского господства в Индии был теперь только вопросом времени. Поскольку Индия являлась ядром всей Британской империи, будущее этой империи как единого целого теперь казалось неопределенным, за исключением колониальной Африки и разбросанных в Тихом океане и Карибском море островов, где британский патернализм все еще правил безоговорочно. Никогда такое количество тер-23 О «Эпоха катастроф»
риторий земного шара не находилось под формальным или неформальным контролем Великобритании, как в период между Первой и Второй мировыми войнами, но никогда еще британские лидеры не чувствовали меньшей уверенности в своей способности удержать имперскую власть. Главным образом именно поэтому, когда положение стало совсем неустойчивым, Британия в основном не сопротивлялась деколонизации. По этой же причине другие империи, особенно французская и голландская, после окончания Второй мировой войны
защищали свои колониальные позиции с оружием в руках. Но их империи не были расшатаны Первой мировой войной. Главной головной болью французов было то, что они еще не совсем завершили завоевание Марокко, однако воинственные берберы с Атласских гор являлись в большей степени военной, а не политической проблемой, по сути гораздо менее острой, чем в испанском Марокко, где горский интеллектуал Абд аль-Керим в 1923 году провозгласил «республику Риф». Получив горячую поддержку французских коммунистов и других левых сил, Абд аль-Керим все же потерпел поражение в 1926 году от французов, после чего горцы-берберы вернулись к своим привычным занятиям—участию в заграничных военных походах в составе французской и испанской колониальных армий и сопротивлению любому виду центральной власти у себя на родине. Прогрессивное антиколониальное движение во французских исламских колониях и во французском Индокитае возникло лишь через много лет после Первой мировой войны, если не считать его весьма умеренного предвестника в Тунисе.
IV
Годы революций расшатали главным образом Британскую империю, но Великая депрессия 1929— 1933 годов ослабила все зависимые государства, поскольку для этих стран эпоха империализма практически являлась периодом почти непрерывного развития, не остановленного цаже Первой мировой войной, от которой большинство из них осталось в стороне. Конечно, большинство жителей этих стран еще не было достаточно вовлечено в расширяющуюся мировую экономику и не чувствовало последствий ее влияния, да и какое значение имело для бедных мужчин и женщин, испокон века пахавших и таскавших тяжести, в каком именно мировом контексте они это делают? И все же империалистическая экономика внесла значительные изменения в жизнь простых людей, особенно в регионах, ориентированных на экспорт первичной продукции. Иногда эти изменения находили свое отражение в политике, осуществлявшейся местными или иностранными правителями. Так, с превращением в период с 19оо-х по 1930-е годы перуанских гасиенд в прибрежные сахарные фабрики или высокогорные коммерческие овечьи ранчо, когда Конец империй 231
ручеек рабочих-индейцев, мигрировавших на побережье и в большие города, превратился в поток, новые идеи проникли в самые глухие районы страны. В начале 1930-х годов в Хуасиканче, одной из самых отдаленных общин, расположенной на высоте 3700 метров над уровнем моря на неприступных склонах Анд, уже обсуждался вопрос, какая из двух действующих в Перу нацио-нал-радикальных партий сможет лучше представлять ее интересы (Smith, 1989, Р- -Г/5)- Хотя гораздо чаще никто, кроме местных жителей, пока еще не знал об этих изменениях и не заботился о них.
Что, например, означало для экономических систем, в которых почти не использовались деньги или использовались для ограниченных целей, включение в экономику, где деньги являлись универсальным средством обмена, как случилось в системах южных морей? Значение товаров, услуг и сделок между людьми трансформировалось, соответственно изменились и нравственные ценности общества и, конечно, формы социального распределения. Среди крестьян, занимавшихся выращиванием риса в Негри-Сембилане (Малайзия), наследование велось по женской линии и принадлежавшая им земля обрабатывалась главным образом женщинами. Однако новые участки земли, расчищенные в джунглях мужчинами, на которых выращивались не основные культуры, а фрукты и овощи, могли переходить в наследственное владение мужчин. С распространением каучука, гораздо более доходного, чем рис, баланс власти между полами изменился, поскольку все более широкое распространение получало наследование по мужской линии. Это, в свою очередь, усилило позиции патриархально настроенных ортодоксальных исламистов, любыми средствами старавшихся привнести традиции ислама в свод местных правовых норм, не говоря уже о местном правителе и его родне, еще одном ручейке наследования по мужской линии в местном озере женского наследования (Firth, 1954)- В зависимых странах происходило множество таких изменений и преобразований в сообществах людей, прямой контакт которых с внешним миром был минимален. Его могли осуществлять, например, китайские торговцы, зачастую являвшиеся бывшими крестьянами или ремесленниками-эмигрантами из южпых провинций, где местные обычаи привили им стойкость и упорство, а также искушенность в денежных вопросах, но которые были совершенно далеки от мира, в котором царили Генри Форд и «Дженерал Моторс» (Freedman, 1959)-
Пока еще мировая экономика как таковая, казалось, имела к этим странам весьма отдаленное отношение, поскольку ее непосредственное влияние не вызывало там резких изменений. Исключение составляли быстро растущие промышленные анклавы с дешевой рабочей силой, такие как Индия и Китай (где с 1917 года началась организация труда по западным моделям и борьба рабочего класса за свои права), а также гигантские города-порты и промышленные центры, посредством которых зависимые страны осуществ-«Эпоха катастроф»
ляли связь с мировой экономикой: Бомбей, Шанхай (население которого вы росло с 2оо тысяч в середине восемнадцатого века до трех с половиной миллионов в 193о-е годы), Буэнос-Айрес и, в меньшей степени, Касабланка, чье население достигло 250 тысяч менее чем за тридцать лет с того времени, как там был построен современный порт (Bairoch, 1985, Р- 5*7, 52s)-Все изменила Великая депрессия. Впервые произошло столь явное столкновение экономических интересов зависимого мира и метрополий. Одной из причин являлось то, что цены на первичные продукты, от которых зависели страны третьего мира, обрушились гораздо более резко, чем цены на промышленные товары, которые они покупали на Западе (глава з)- Впервые колониальное иго и зависимость стали неприемлемы даже для тех, кто до этого извлекал из них выгоду. «Студенческие волнения происходили в Каире, Рангуне и Джакарте (Батавия) не потому, что студенты чувствовали приближение новой политической эпохи, а потому, что в результате депрессии прекратилась поддержка, делавшая колониализм столь привлекательным для поколения их отцов» (Holland, 1985, р. -Г2). Более того, впервые (не считая войн) жизнь простых людей сотрясали катаклизмы, не имевшие естественного происхождения, вызывавшие желание протестовать, а не молиться. В обществе создалась база для политического подъема, особенно там, где крестьяне оказались вовлечены в мировую рыночную экономику, продавая свой первичный продукт, как произошло на западном побережье Африки и в Юго-Восточной Азии. Депрессия одновременно дестабилизировала как внутреннюю, так и внешнюю политику зависимых стран. Таким образом, 1930-е годы явились критическим десятилетием для стран третьего мира не столько потому, что депрессия привела к политической радикализации, сколько оттого, что она способствовала налаживанию контакта политизированных меньшинств с народом. Это имело место даже в таких странах, как Индия, где национально-освободительное движение уже получило поддержку масс. Вторая волна гражданского неповиновения, поднявшаяся в начале 1930-х годов, новая компромисснря конституция, на которую согласилась Великобритания, и первые общенациональные выборы региональных органов власти 1937 года продемонстрирова